Солнышко (СИ), стр. 8

— Скотина! – шипит Малфой, делая шаг к прилавку.

Рон накладывает Запирающие и Заглушающие на дверь лавки: случайные свидетели ему сейчас совершенно ни к чему. Потому что стоит подойти к прилавку, как на них обрушивается тайфун, выжить в котором можно только держась друг за друга – изо всех сил.

… — Опять нарывался, да, придурок? – мирно спрашивает уже успевший привести себя в порядок Рон у одевающегося Малфоя.

Тот натягивает трусы и болезненно морщится. По всей видимости, с техникой подготовки партнера у Рона Уизли до сих пор существуют кое-какие проблемы… И, похоже, перерыв был слишком долгим, а желание – слишком сильным. Но Малфой почему-то совсем не в обиде.

— Конечно! – неожиданно мирно соглашается он. – Тебя не пнуть – еще сто лет будешь размышлять о морали и нравственности.

— Я же тебя отпустил! На свободу отпустил!

Малфой подходит близко-близко, пристально смотрит в глаза:

— А я ее хотел, эту твою свободу?

Не удержавшись, Рон притискивает его к себе и проводит языком по контуру тонких губ, у которых почему-то до сих пор тот самый, незабываемый легкий привкус крови. (Разбились, когда Хорька ткнули мордой в прилавок?) Выдыхает в них:

— И что мне с тобой делать, Малфой?

— Ничего не делать! – Хорек, не раздумывая, отвечает на поцелуй, хищно прихватывает острыми зубами нижнюю губу своего любовника (теперь и у губ Рона будет привкус крови), почти мурлычет от удовольствия. – Отпустишь домой.

— За взятку в виде секса? – тут же ощетинивается Рон.

— За очень много взяток в виде секса, — хихикает Хорек. – Ты ведь помнишь про скидку на пятый раз? Что? Неужели не воспользуешься?

— Малфой, — хмурится Рон, — я серьезно.

— А серьезно… — вздыхает Малфой, машинально приглаживая свои легкие волосы и застегивая пуговицы белоснежной рубашки. – Не за что меня арестовывать. Спроси у собственного начальника.

— У Кингсли? – не верит своим ушам Рон. Где — Главный аврор, гордость и надежда магической Британии, а где — бывшие Пожиратели Малфои? Ну вот ни в жизнь он не поверит, что Кингсли берет взятки!

— У господина Шеклболта Кингсли, — чопорно уточняет Хорек. – Просто спроси обо мне.

Рон выразительно сопит носом. Ему не нравятся подобные загадки. Холодная ладонь Малфоя касается его небритой щеки.

— Я ведь действительно штатный зельевар Святого Мунго. Не накручивай себя, Рыжий!

Он впервые зовет Рона «Рыжим», и тому почему-то кажется, что ему только что сделали прекрасный и хрупкий подарок.

— Если что, Хорек, я тебя из-под земли достану!

— Очень на это надеюсь!

Малфой накидывает на плечи порядком запылившуюся от валяния на полу мантию, машет палочкой, сосредоточенно шевеля губами, снимает с двери заклинания. (Вот кто ему, паршивцу, разрешил?!) И, даже не сказав «пока», исчезает за дверью.

А Рон, улыбаясь, как последний дебил, думает, что, похоже, вечная тема свободы только что потеряла свою актуальность. Что-то изменилось в этом мире. Что-то… К лучшему?

Во всяком случает, точно можно сказать одно: тайфун прошел – и на улице снова светит солнце.

========== Глава 4. Уроборос ==========

Рон Уизли не умеет делать подарки. Совсем-совсем не умеет делать подарки. Во времена его детства семья пребывала в состоянии перманентного финансового кризиса, когда лучшим подарком принято было считать связанный мамой кривой свитер. Поэтому два самых главных правила дарения подарков, самостоятельно усвоенных Роном в период собственного относительного финансового благополучия, гласят: подарок должен быть практичным и отражать интересы одариваемого.

С родными это работает довольно четко, их он знает как облупленных; Гермионе всегда достаточно выделить некую сумму на книжки, чтобы жена была абсолютно счастлива; Гарри вполне устраивают подарки в виде дорогого алкоголя. Но что такого практичного можно подарить Малфою, у которого в жизни имеется все – и даже чуть-чуть больше?

Конечно, зачем дарить хоть что-то Хорьку? Вроде и незачем. Только как-то так получилось, что есть на свете Рождество и день рождения. А иногда подарки дарятся и просто так. Особенно, если вся жизнь — встречи, встречи, встречи, которые и не думают прекращаться.

Кингсли сказал:

— Оставь Малфоя в покое. За ним ничего нет.

Это было как раз в тот день, когда взяли доставшую всех до самых печенок банду похитителей магических артефактов, и Рон, вздыхая и краснея, решил поделиться с Главным аврором своими сомнениями насчет Малфоя. Всех подробностей он тогда, по понятной причине, афишировать не стал, но даже и просто сам по себе факт присутствия Малфоя в поганой лавчонке вызывал вполне серьезные подозрения. Равно как и его сомнительный статус зельевара.

— Да есть у него патент, есть! – не очень понятно, с чего Кингсли заботит проклятый Хорек, но защищает он его просто как родного.

— Но ведь…

Голос Главного аврора внезапно становится холодным и острым, словно клинок:

— Малфоя не трогать. Даже не смотреть в его сторону. Это приказ.

Что остается делать аврору Уизли? Только сказать: «Есть, сэр!» Хотя совершенно очевидно, что с этой минуты он будет виновен в совершенно откровенном невыполнении приказа. «Не трогать»? «Не смотреть»?

Тем же вечером к Малфою отправляется сова:

«Как насчет наручников и пыток?»

Ответ прилетает спустя час:

«В воскресенье. В полдень». К записке прилагается портключ – в виде миниатюрных наручников.

В воскресенье они встречаются в роскошном маггловском отеле, где, понятное дело, никто и никогда не сдает номеров на час или на два. Но для Малфоя, похоже, нет ничего невозможного. И в этот раз Рону совершенно плевать, применяет его любовник к магглам запрещенные заклинания или обходится бытовой магией шуршащих банкнот.

Малфой, прикованный к витой кроватной спинке аврорскими наручниками, вызывает настолько сильные эмоции, что оба не выходят из номера аж до полуночи, забывая даже о еде и только временами проваливаясь в сон.

В следующее воскресенье – уже другой, но не менее шикарный маггловский отель, и наручники по справедливости достаются Рону, что позволяет Малфою вволю поиграть в «пытки пленного аврора».

Потом — наручники забыты. Есть только первобытная чистота желания и жар абсолютно обнаженных тел. На третьем свидании Малфой наконец-то снимает рубашку: даже в головокружительном провале страсти Хорек исхитрялся сохранять на плечах эту деталь одежды. Рон особо и не настаивал прежде на полной наготе. Ждал, когда придет то, что важнее страсти – доверие. И вот рубашка скинута, а Рон целует руку с въевшейся под кожу черной татуировкой, словно пытается губами стереть с тела своего Малфоя память о временах, когда они были врагами.

В какой-то момент Рон уже не может вспомнить жизнь, в которой по воскресеньям он не встречался с Малфоем. Маггловские отели в конце концов сменяются съемной квартирой в маггловской же части Лондона. (Рон пытается внести свою долю оплаты за их совместное убежище, но получает от Малфоя такой ледяной взгляд, что мгновенно затыкается. Спорить с Хорьком – себе дороже.)

— Меркантильный ты, Уизел, — вздыхает Малфой, уткнувшись носом в подмышку Рона перед тем, как окончательно вырубиться. — Только и думаешь, что о деньгах!

— Делаешь из меня какого-то… содержана! – пытается возмущаться Рон. – Мужик я или нет?!

— Кто бы сомневался, что мужик! – гнусно хихикает Хорек. Потом неожиданно серьезно добавляет: — Деньги – это не признак мужественности, Рыжий. Просто у некоторых их неприлично много. Все. Закрыли.

Разговоры о деньгах нервируют Малфоя, будто ему неудобно, что в жизни его семьи они занимают слишком много места. Рону, с его вечным безденежьем, эти комплексы непонятны. Ведь если деньги есть, то о них можно не думать….

Например, при выборе подарков.

На первое их совместное Рождество Рон, смущаясь и краснея, дарит Малфою огромный прозрачный шар, внутри которого находится Хогвартс, во всем великолепии башенок и витражей. Если шар как следует потрясти, то вокруг замка закружится мерцающий снег. Малфой поджимает губы, точно ему вручили пластиковую фигурку гавайской танцовщицы, брезгливо берет шар двумя пальцами, уменьшает его и убирает в карман мантии – с глаз долой.