Стригой (СИ), стр. 48

***

Он молча сидел перед камином и уже несколько минут назад почувствовал приближающийся чужой запах. Так рано… до него решили добраться, не теряя времени. Запах бессмертия тщательно старались перебить какой-то чудовищной смесью парфюма — резкого, грубого, с приторно-сладкими нотами. Аромат-андрогин. Можно было подумать, что он принадлежит мужчине, но с тем же успехом им могла воспользоваться и женщина. Правда, и он, и она были напрочь лишены вкуса. Неполный литр выпитой крови обострил чувства, почти полностью восстановил их. Осталось совсем немного. Правда, пока об этом думать слишком рано. Слишком самонадеянно. К дому приближался лишь один объект, но даже с ним стригой в нынешнем состоянии вряд ли мог успешно тягаться. Просто неплохо знал обладателя столь раздражающего аромата бессмертия и эксцентричного парфюма.

Нехотя поднялся из глубокого кресла. Будучи все еще восприимчивым к температурам в человеческом обличии, набросил на плечи тяжелый, подбитый мехом плащ, оправил прочесанные, шелковистые волосы, на которых играл свет пламени, превращая рыжий в цвет крови и золота. Нет, он сам встретит гостей. И нет ни малейшего желания, чтобы Исгерд узнал об этой встрече. Вергилий был уверен, что ни один смертный не знает о вампирских законах, да им это, собственно, и ни к чему, ведь у людей все гораздо проще. Они убивают друг друга, режут, вешают, до смерти забивают ногами и с легкостью уходят незамеченными. У ночной же братии этот фокус не сработает. Тут же узнают и отправят посыльного со страшными приговором. Так всегда было. Он сам, когда был на сотни три моложе, исполнял приказы свыше и без особых душевных терзаний вершил правосудие в соответствии с законами. А теперь, видимо, попался сам. Или же мир перевернулся с ног на голову, и бессмертный визитер спешит к нему интеллигентно побеседовать, опустошая графинчик-другой превосходного вина.

Шестьсот двадцать один год жизни прекрасно учил не верить в приятные случайности. Он еще издалека заметил приближающееся черное облако, что летело без особых трудностей прямо навстречу раздувшемуся западному ветру.

Резкий аромат здорово раздражал. Правда, возможности избежать минут, а, может, часов его вдыхания у него явно не будет. Черное облако опускалось.

Через несколько секунд оно уже полностью сформировалось в тощую, высокую и плечистую женщину, голова которой всегда существовала будто отдельно от тела, качаясь из стороны в сторону при каждом широком, пружинистом шаге. Извечные вычурные платья, болтающиеся как на вешалке и открывающие тощие, жилистые ноги. Тонкие, ломкие волосы, почти белые, накрывающие спину с выступающим позвоночником и вдоль и поперек увешанные несуразными лентами и прочей ересью. Размалеванное лицо с жуткими, огромными пустыми глазами, с этим ничего не выражающим, отсутствующим взглядом. И не сбиваемые спесь и гордыня, что уже несколько веков не сходили с угловатого лица.

— Рад тебя видеть, Констанция, — наклонил голову в почтенном жесте стригой. — Чем обязан твоему визиту?

— Не прикидывайся идиотом, Бланкар, — скривила темные, накрашенные губы визитерша, сложив руки на едва заметной, девичьей груди. — Все ты прекрасно знаешь, и я уверена, что до сих пор ты так и не отмыл руки от крови собрата.

Стригой и бровью не повел. Без опасений, без какого-либо дискомфорта смотрел в стеклянные глаза, теперь уже не сомневаясь в том, что о его деятельности окружение знает, пожалуй, больше, чем он сам.

— Давай отойдем, — предложил травник. — Я дома не один.

Констанция многозначительно вскинула бровь и хищно, издевательски улыбнулась, обнажая ровные, один к одному, зубы, лишенные и клыков, и резцов. Улыбка вышла жутковатой. О стригоевских предпочтениях травили байки на каждом углу, считая долгом обсудить его склонности. Но тем не менее на предложение отойти она не отреагировала отрицательно, и через десять минут бессмертная пара скрылась в полной темноте узкой, безлюдной улицы, что оканчивалась тупиком. Их никто не мог услышать или увидеть. Хотя внешне рыжеволосый был спокойнее моря во время полного штиля, внутри рвался на части. Не от страха наказания, а от последствий оного.

— Это весьма великодушно с твоей стороны — не скрывать своей причастности к убийству. Значит, все-таки завалил Азраила, да? Слабо верится, что он успел перейти тебе дорогу. Слабо верится, что ты, Бланкар, спелся с человеком, чтобы убить одного из последних представителей высшей расы.

— Он напал первым, — холодно ответил травник.

— Вот только не надо начинать этого! — вскинулась визитерша сомнительной и истинно ведьминской натуры. — Только не говори мне, что пришил его, защищая этот смертный сброд!

— Не твоего ума дела, кого я защищал, при всем моем почтении. Он кинулся на меня, едва увидев. Будь я мертвым, Азраила бы судили точно так же?

От такого выпада Констанция только что воздухом не захлебнулась, раскрыв рот и выпучив белые, несколько рыбьи жуткие глаза. Подскочив на месте так, что угловатая грудь колыхнулась под тряпками очередного безвкусного платья, вампирица, собравшись, все же успокоилась и снова нацепила на лицо маску безразличия и надменности. Вергилий, впрочем, прекрасно знал, как плохо владеет собой оная особа. Знал и усмехался где-то глубоко в себе.

— По-хорошему стоило бы просто взять и завалить тебя. Здесь же бросить, а, может, и в канаву свалить, для особой важности. Не будь ты дворянином, тебя казнили бы без суда и следствия, Бланкар, без посыльных, без переговоров! Ты хоть представляешь, что тебя ждет? Сколь изощренное наказание для тебя придумают через, скажем, десяток дней?

— Сгораю от любопытства, — оскалившись, усмехнулся Вергилий.

Визитерша лишь многозначительно прищурила пустые глаза и растянула в жуткой гримасе темные губы. Откровенно издевалась, ибо могла сейчас гораздо больше, чем ее собеседник.

— Значит, так, золотце, живи, пока твое семейство всеми силами и средствами пытается замять это дело и спасти твою тщедушную шкуру. Живи, пока обсуждается твой приговор, и благодари Темные силы, что родился в знатном роду. Правда, без крови ведь не бывает, — пожала плечами, все так же ухмыляясь, ломаная вампирица. — До скорого, стригой. Привет от родственников! — И растворилась черным облаком, что молниеносно поднялось в холодный воздух и стремительно скрылось из вида.

А вампир, взвыв в голос и рухнув на колени, едва ли сознания не лишился от ошеломляющей волны боли, что пронзила спину.

И такой презент свести с тела возможности не предоставлялось.

Клеймо выжгло кожу валашскими рунами.

========== Глава двадцать вторая: «Одна большая зависимость» ==========

Стригой вообще с трудом верил, что все может быть так тихо и мирно. Попросту не узнавал прежнего Исгерда в этом сдержанном, немногословном человеке, который не сопротивлялся, когда ему помогали с перевязками, который слова против не говорил по поводу полного бездействия и когда-то ненавистного им откровенного просиживания штанов.

Однако верил Вергилий, что охотник страдал от болей и не хотел лишний раз переть на рожон, испытывать судьбу. В этот раз гораздо разумнее затаиться и не подавать признаков жизни. Переждать неблагоприятное время, всеобщий ажиотаж, этот непрекращающийся треп на каждом шагу о чудесном умерщвлении чудовища, преследовавшего не одно поколение рода Керро, о таинственном исчезновении аронского героя, что за одну ночь избавил вдоволь настрадавшийся город от древнего и абсолютного зла, тенью накрывшего эти благородные и богатые земли.

О том, что Констанция явилась ночью трое суток назад, Исгерд не знал, а стригой, в свою очередь, и вовсе не стал даже думать о том, как рассказать о цене убийства высшего. Да, теперь ему, скорее всего, осталось недолго. Да, это было опрометчиво и глупо. Нет, он не винил мужчину ни в чем. В конце концов сам был виноват, что когда-то нашел этот злополучный контракт и подписался, причем добровольно, на страдания, на изгнание из собственного дворянского рода, на лишение титула. Все эти события были зачаты где-то на вершине огромной горы, что касалась неба, разрезая облака. Наверное, все это началось еще знойным летом, на погосте под полной луной. Стоило всего лишь быть осторожнее. Стоило всего лишь не позволить незнакомцу подойти ближе и всадить в одно из сердец кол, и все было бы иначе. Никакой Мары, никаких скитаний, никакого Арона и выхаживаний выдохшегося мужчины. Та встреча, те короткие мгновения их разговора в окружении крестов стали началом чего-то беспросветного и безнадежного. Пусть даже не без приятных событий. Один черт, все закончится смертью Вергилия и короткой жизнью Исгерда Бранна, который просто не может взять и умереть естественной смертью в благородной старости. Он же упрям. Горд. До последнего вздоха будет преследовать живых мертвецов и вгонять колья в сердца.