Стригой (СИ), стр. 45

Чудовище и вправду не могло летать. Но вот карабкаться по барельефам — истинно как огромная, исключительно уродливая, но проворная кошка. За считанные секунды высший взобрался к самому потолку, и только стригой рванул в другую сторону, как мощно оттолкнулся и успел вцепиться в крыло вампира, вместе с ним падая в море стекла. Только теперь с криком Вергилия смешался и страшный рев обитателя этого проклятого поместья. Только теперь Исгерд понял, что долго его крылатый ночной князь не выдержит.

От очередной попытки подняться уже с колен на ноги он едва не захлебнулся собственным криком. Но встал и, дрожа на подкашивающихся ногах, поплелся к единственному верному оружию, что сможет спасти их обоих — к арбалету.

— Быстрее, Герд, уходи! — ломающимся голосом взвыл Бланкар, пытаясь высвободиться из цепких, тупых когтей монстра, — уходи к черту, он убьет тебя!

Охотник не слушал. Медленно вышагивал не к выходу, а к спасению, что лежало в груде стекла и обломков оконной рамы. Ледяной воздух гулял в здании, несколько факелов каким-то чудом еще не погасли, было холодно, точно в озере Коцит, где в страшных мучениях пребывал падший ангел. Было дьявольски холодно и от ветра, и от атмосферы, которой заполнились эти стены, но никто из троих, кажется, не ощущал этого. Двое были невосприимчивы к низким температурам, третий — не о том думал. Превозмогал боль. Самого себя.

— Исгерд, прошу! Я не выдержу долго, он прикончит меня!

«Успею, — был уверен охотник. — Не сломаюсь».

— Я не прощу тебе этого! — закричал стригой, вырвавшись из лап чудовища, — сукин ты сын, я сброшу тебя из окна, если не пойд…

Он захлебнулся криком, когда высший, уродливый хозяин стен этого проклятого места схватил его за лодыжку и с размаху, с неимоверной силой, швырнул в то место, где раньше находилось зеркало.

Еще немного, еще пару шагов! И черт с ним, что больно, стригой не переживет очередного удара! Вампир слишком силен, чтобы с ним могло тягаться это хрупкое, тощее, как сама Смерть, создание, перебитое до невозможности.

Очередной грохот уже подорвал Исгерда, заставил стоически перенести очередную болевую вспышку и броситься к арбалету. Заставил поднять его, зарядить бельтом, твердо встать, как все понеслось в тартарары. Высший смекнул, что его ждет. Бросил стригоя, бросил все, чтобы в пару звериных, пружинистых, мощных прыжка настигнуть охотника и замахнуться для последнего точного удара, что мигом оборвет жизнь ублюдка, посмевшего поднять на него оружие.

И потом — будто вне времени и пространства. Медленно и молниеносно в один и тот же миг. Вот Бранн только-только поднимает миниатюрную, но убойной мощи баллисту, как над ним во весь свой внушительный, исполинский рост встает серое, страшно оскалившееся существо. Вот мозг пронзает отчаянный вскрик, слышится резкий, сильный взмах крыльев, что разметает в стороны град мерцающего и звенящего стекла. За это время сердце, бьющееся в сумасшедшем темпе, совершает четыре удара.

Огромная, увенчанная тупыми и длинными когтями рука урода едва ли не свистит в воздухе, настигая грудь потенциальной, беспомощной жертвы, которой просто не хватит времени, чтобы сделать точный выстрел. Он не успеет, физически не может успеть, ибо на то не способен ни один человек.

Но не стригой. Легкий, гибкий, как змей, дьявольски быстрый и полностью охваченный огромным желанием спасти. Любой ценой. Пусть даже самой дорогой и безрассудной.

Страшный удар будто стальных когтей приходится Вергилию на левый бок, вскрывая кожу, размалывая четыре ребра, превращая попавшиеся на когти внутренности в кашу. Но он уже не кричит. Не стонет от боли. С гулким грохотом валится в стекло, тащится исключительно по инерции еще несколько метров и замирает. Только крылья вздрагивают пару раз. И ложатся бархатным покрывалом на реки стекла и лужу крови, расплывающуюся под рыжим вампиром.

Бельт безошибочно, точно входит меж глаз, прошивает насквозь череп с отчетливо слышимым шипением обугливающейся раны. Ноги чудовища подкашиваются.

Оно переступает теряющими подвижность ступнями еще несколько раз, хватает руками неуловимый, такой неосязаемый воздух, закатывает тускнеющие за мгновение желтые глаза с вертикальными, узкими, как щель, зрачками. Бессвязно шевелит меловыми губами — видно эти иглы снежно-белых, многочисленных и смертоносных клыков. Наконец, падает, издавая из недр корпуса какие-то булькающие, хрипящие, утробные звуки. Падает вместе с арбалетом, что роняет из рук охотник, кидаясь в сторону неподвижного стригоя.

Он еще дышит, и на белых губах лопаются кровавые пузыри, чернеют тончайшей пленкой в трещинках на уязвимой коже. С его-то живучестью Бланкар протянет еще несколько часов, ведь даже кровотечение он каким-то необъяснимым образом сдерживает, прикрывает изрезанным крылом ужасающую взор рану. И едва улыбается. Точно в бреду.

— Господи, — только и произносит мужчина, убирая с лица вампира спутанные, мокрые, огненные волосы, — что ж ты…

— Жив, — едва слышно шепчет стригой, и Герд думает, что он говорит о себе. Ошибается. — Ты все-таки жив. Я успел.

— И ты выкарабкаешься. Ты же вампир, черт возьми, ты же, — срывается, хрипло вскрикивает, — Мару уложил, кол из сердца вытащил!

— То было раньше, — улыбается Вергилий. — А то сейчас. Я свое отлетал. Больше такие фокусы не проверну.

Рассвет совсем близко, через каких-то десять-двадцать минут. Как только над Ароном осеннее, хмурое солнце распустит рассеянные и тусклые лучи сквозь густые тучи, стража хлынет в поместье. И живым вампира не выпустит. А у Исгерда попросту не хватит сил его спасти. Вот так просто. Вот так безвыходно. Он физически не сможет дотащить его до дома, пусть тот и не столь далеко. Не сможет, даже если захочет того всеми фибрами души. Он хотел. Но не имел больше возможности покинуть здание с крылатыми стригоем на руках. О чем и сообщил.

Вергилий, прикрыв глаза от слепящей боли и глухо простонав, поднялся на дрожащие ноги. Ссутулено встал рядом. Превозмогая невозможное. Кровь потекла по боку, бедру, медленно заблестела по ноге мокрой змеей, стремясь к полу. Бессильно выругавшись, вампир прижал к месиву пальцы.

— Дай руку, — это был приказ. Вне сомнений. — Уходим, пока я могу сделать еще хоть что-то.

-…ты…

— Тише. Не нужно. Я все понимаю и без тебя. Просто поддайся. Хотя бы раз.

***

Каждый взмах огромных, тяжелых крыльев стоил ему неимоверных усилий. Но он продолжал этот короткий, трудный путь к брошенному им же дому, выдерживая не только смертельную рану, но и вес Исгерда, который, крепко схватившись за его правую руку, висел высоко над сумеречным Ароном. Нужно было успеть. В таком состоянии даже первые лучи остывшего осеннего солнца начнут нещадно жечь до предела ослабленного стригоя.

И этот последний путь казался вечностью — тягучей, как болотная трясина. Невыносимым, как хождение по кругам ада. Спасительным с одной стороны и добивающим — с другой. Герд старался не смотреть на обессиленного вампира. Просто закрыл глаза. От боли. От беспомощности. Охватившего сердце отчаяния и страха, но только не за свою жизнь — за Вергилия, так безрассудно бросившегося прямо на смерть. И ради чего? Ради него. Человека без пристанища и теперь уже рода.

Знакомый дом был совсем близко. Рыжий сбрасывал высоту, плавно спускался к земле, аккуратно опуская мужчину, а вот сам, видимо, лишился последних сил. Рухнул с двухметровой высоты и наверняка бы больше не встал, если бы не Исгерд, каким-то образом успевший поймать и обхватить истощенный торс, поднять на руки. Вампир не сдержался, взвыл, вжавшись лицом в мощное плечо.

— Слушай, брось… — было начал он.

— Не пори горячку. Прорвемся.

К кровати охотник тащил уже нагого, полностью принявшего человеческий вид неподвижного Вергилия; с ног до головы — в крови. На нем, в отличие от Бранна, живого места не было. Он едва дышал. И все белоснежное тело изрезано крохотными алыми штрихами, запятнано чернильными гематомами, а слева, на ребрах, рана, на которую тяжело смотреть — месиво из костей и тканей. И все же дышит, цепляется за жизнь. А взгляд нечеловечески-синих глаз тускнеет, но не сходит с охотника. Точно перед смертью желает насмотреться. Герда перетряхнуло. Не об этом он думать хочет, не об этом…