Стригой (СИ), стр. 3

— Чарующая ночь, не правда ли? — обратился охотник хриплым от простуды голосом, ставшим очень неприятным. — Чем занимаешься, незнакомец?

— Действительно, — согласился человек. (Или вампир?) Голос был гораздо приятнее — чистый и ровный. — Говорят, бессмертник, собранный под луной, весьма силен. Кощунство — не слушать того, что говорят старшие, верно?

— Верно, — кивнул Исгерд, не теряя бдительности. — А еще говорят, что ночью стало небезопасно. Не боишься?

Незнакомец, отщипнув от скромного кустика последний венчик желтых цветов, наконец обернулся, и охотнику стало не по себе: тот улыбался, причем легко и непринужденно, совсем дружелюбно. Лунный свет падал лишь на правую часть алебастрово-бледного лица, на котором горели большие, темные глаза. «Не теряться, — заверил себя охотник. — Еще ничего неизвестно».

— Кто не рискует, тот, сам знаешь, — бодро проговорил некто, пряча горсточку цветов в мешочек на ремне.

— Знаю, — подтверждающий кивок и дрогнувший голос. И рука, пробравшаяся под плащ и опустившаяся на осиновый, остро отточенный кол.

Луна светила мертвенно-призрачным светом справа, освещая часть лица незнакомца, холмики могил, надгробия, кресты. И тени черными уродцами падали на покрытую травой землю, падали даже от травы при этом полупрозрачном ярком свете. Но не от незнакомца. У него не было тени. На земле лежало черное пятно. Без головы. Исгерд не подал вида, владел собой, танцевал над пропастью. На самом краю.

— Ты ведь разбираешься в травах? — вежливо спросил охотник.

— Разумеется, — все та же улыбка, приятная, легкая, но от которой по шкуре бежит мороз.

— Немного простудился.

— Это заметно, — улыбнулся вампир. Наверняка вампир. Мурони. Заметил и потянулся к одному из мешочков с травами.

Не успел. Потому что Исгерд, молниеносно выхватив светлый, заточенный кол, вогнал его точно в сердце одним мощным ударом, от которого ноги вампира подкосились.

— Да что я тебе сделал! — вскрикнул «мурони», уставившись в глаза охотника и вытягивая тем временем кол. Тот, как ему казалось, стал седым за мгновение. Он почувствовал, как волосы встали дыбом, но пересилил ступор и, рванув из-под одежд серебряную цепь, стеганул ей по вампиру, обматывая алебастрово-белую шею. Чудовище стало гораздо серьезнее. Нахмурилось и, бросив окровавленный кол на землю, рвануло цепь на себя, притягивая охотника.

— Да кто ты такой? — губы мужчины задрожали. Нет, такого он еще не встречал.

— Не тот, на кого ты охотишься, человек, — холодно ответил «мурони», отпуская врага и распутывая цепь, которая явно не причиняла ему дискомфорта. — Уходи.

— Отпустишь? Меня? — он не верил. Не мог верить.

— Я не пью кровь. Я собираю бессмертник под луной и никого не трогаю. Даже тебя, охотник. Уходи и ищи чудовище под носом. Настоящее чудовище, ум которого извращеннее моего. Человеческий, прогнивший ум. А теперь иди, — вампир, нашарив в кармане звенящий мешочек, бросил его в руки Исгерда. — Ты шел сюда ради денег. Я понимаю.

Чудовище, ничем не отличающееся от простого живого человека, кроме отсутствия тени и наличием слишком бледной кожи, стояло лицом к луне, которая теперь освещало его полностью — аккуратное, гладко выбритое, с темными глазами, оживляющими неподвижный мрамор застывших, будто высеченных рукой мастера черт. Непонятные волосы оказались медно-рыжими, яркими даже в лунном свете.

— Кто же ты? — прошептал охотник севшим, больным голосом. Он не понимал. Не мог понимать.

— Стригой, — ответил вампир холодным, но чистым и ровным голосом. — Сгинь Христа ради.

И охотник, пятясь назад, сделал несколько шагов, не отрывая взгляда от монстра среди могильных крестов. Высокого монстра, выше его самого. Сердце почти не билось. Ему не казалось.

Потом нашел в себе силы повернуться спиной. Тихо и медленно, не провоцируя, удалялся от кладбища, затылком ощущая пристальный, тяжелый взгляд, холодящий душу. И в голове, как отбойный молот, звучало «настоящее чудовище» с прогнившим человеческим умом.

Он отрешенно добрел до селения, ввалился в ближайший сарай, рухнул всем весом на солому и тут же заснул, сжимая в руках серебряную цепь.

А стригой собирал травы всю оставшуюся ночь. Встретил ясный, чистый рассвет, окрасивший кладбищенские надгробия в ярко-алый цвет, и ушел, оставив окровавленный осиновый кол на могиле. Ушел в скверном расположении духа: он ненавидел приводить в порядок испорченную одежду. Отстирывать ее от крови — еще больше.

Комментарий к Глава первая: “Лунный свет, бессмертник и тот, кто тени не отбрасывал”

* - пускать детей и животных к могиле Исгерд запретил не случайно. Считалось, что если оные переступят могилу, покойник станет вампиром. К тому же и рекомендации по части похорон были даны неспроста. Серп должен был перерезать горло ожившего мертвеца, а, к примеру, зерно - задержать в могиле. Ни один вампир не выйдет, не пересчитав все до последнего зернышка.

** - мурони - румынский вампир, перевоплощающийся в животных. Тот, что всячески запутывал охотников и сбивал с истинного следа.

Кратко об упомянутых мной упырях:

МУЛЬ-чудовище мира Анджея Сапковского. Вампир, меняющий облик.

НОСФЕРАТ - румынский вампир. Будучи незаконным ребенком незаконных родителей ненавидит пары и забавно мстит. Делает женщину бесплодной, мужчину - импотентом. Тот еще шутник. Не калечит.

СТРЫГА - скорее монстр, чем вампир. По одному из определений, проклятое существо, что в полночь жрет людей. И пьет кровь.

ФЛЕДЕР - низший вампир, не брезгующий и покойниками. Летает, пугает, в общем, мрак да и только.

ВЛОКОСЛАК - сербский вампир, съедающий жертву целиком. Носит белое и даже может обратиться в лошадь или овцу.

УПЫРЬ - он и в Африке упырь. Пьет кровь, ест людей, насылает болезни.

Мой охотник настолько бомж, что даже его имя - женское. Но красивое.

Матчасть автор добросовестно прошел и ночное кладбище списал, так сказать, с натуры. Нет, не страшно. Завораживает.

прим. беты: какой, однако, смелый автор с:

========== Глава вторая: “Настоящее чудовище”. ==========

Исгерд проснулся около полудня. И проспал бы до самого вечера, если бы не женщина, обнаружившая его, незнакомца, и поднявшая вой на все село. И с самого пробуждения все было хуже некуда: не считая того, что ему не дали отоспаться, говорить он практически не мог. Заболел. В самый разгар жаркого лета.

Мыслей о «чарующей» ночи в голове будто вообще не было, не было ровно до того момента, как сонный, вялый охотник, поднимаясь в пересушенной пыльной соломе, не почувствовал намотанную на руку цепь и не услышал звон чего-то в кармане. Сначала не придал этому значения. Потом понял и ошарашенно оглянулся вокруг: какого дьявола на него кричит женщина, и что он вообще забыл в этом разваливающемся, прогнившем сером сарае? Как его угораздило забрести сюда? Пил? Не пил. Точно не пил, потому что попросту не успел, оторванный от корчмы запыханным мальчишкой с красным лицом и тонким противным голосом. Потом, когда пришел к старейшине… Точно! Исследовал очередное тело покойницы — задушенной, изнасилованной и покусанной. Вампиром.

И вот теперь ему стало по-настоящему не по себе. Ему удалось заверить женщину в своей безобидности, а та лишь потом вспомнила, что и вправду — охотник пришел в деревню две ночи назад. Тот, что сначала показался ей гораздо более живым на вид, нежели сейчас, потому что в данный момент перед ней сидело скорее заросшее черной щетиной чучело в соломе, нежели всадник на гнедом мерине. Собравшись с силами, преодолев болезненную слабость и истощение, он-таки поднялся и, подрагивая от озноба, поплелся в сторону корчмы, а что-то так и звенело в кармане, подозрительно звенело. Стоило охотнику вытащить то нечто, как он замер посреди дороги, встал, как вкопанный, застыл на месте, ибо то мертвое алебастрово-бледное лицо с горящими темными глазами, те пучки трав, медно-рыжие густые волосы сами собой предстали перед глазами. Стригой.