Стригой (СИ), стр. 18

Порывов ветра больше не было, зато душная летняя ночь стала чуть приятнее, когда возле земли едва ощутимо проходили свежие потоки воздуха, охлаждая кожу. Птицы с ветвей не взлетали.

От сердца леса они удалялись все дальше и дальше, приближаясь к самому краю, откуда виден был и город, и предместья, и мост, нависший над серебристой ленточкой чистой, струящейся меж двух близкорасположенных берегов реки.

Ощущение того, что веревка натирает шею, все еще не проходило, и Исгерд постоянно прощупывал огрубевшими от поводьев пальцами глубокую борозду, которая обещала почернеть в течение нескольких часов, если, конечно, вампир не прибьет его раньше, или он сам не заснет, кинувшись в объятия Мары. Спать хотелось все больше и больше, даже несмотря на пережитое потрясение и жуткий стресс, и ноги волочились все медленнее, становясь тяжелыми, веки слипались, а в деревья и призрачный силуэт осанистого высокого мужчины, идущего впереди, расплывались.

Нет, не спать…

— Ты по уши увяз, Исгерд, — вдруг проговорил вампир чистым голосом. — Мару ты изгнал достойно, профессионально, далеко и надолго, да только убить ее и снять проклятие будет сложнее, чем я сначала думал.

Он не перебивал. Брел следом, изредка посматривая под ноги, чтобы не улететь лицом вниз, пропахав землю носом, и слушал. Ибо ему больше ничего не оставалось делать. Не бросать же начатое, с криками убегая в лес от стригоя.

— Проще всего было бы найти могилу той женщины, что стала призраком, вскрыть ее, сжечь и забыть обо всем этом, как о нелепом происшествии, но… Но тело… Тела нет. Что, признаться, на руку нам ну никак не играет.

— И что ты предлагаешь, вампир? — тихонько спросил охотник. Он бы съязвил. Голоса не было. Да и сил тоже.

— Вампир, — это слово Вергилий особенно выделил, — предлагает идти прямиком в Арон, где призрак обосновался и прекрасно живет. Не спрашивай, как я нашел ее.

— Ты же…

— Вампир, — процедил Вергилий, явно разозлившись.

Они вышли из леса двумя тенями и спешно спускались с низкого пологого холма к дорожке вдоль реки, туда, где было прохладнее.

От воды ощутимо тянуло.

По поверхности бежала чуть заметная рябь, и мерцающие звезды, отражающиеся в черной воде, серебристыми точками расплывались в целые сверкающие дороги, танцующие от каждого дуновения ветра. Камыша здесь не было, лишь сочная низенькая трава и кусты давно отцветших ирисов. Из воды с плеском вылетела рыба и со звонким шлепком плюхнулась обратно. По воде побежали круги.

Охотник нагнал стригоя и теперь шел рядом, плечом к плечу, но лишь от того, что ему было слишком больно пытаться повышать голос.

— Из этого ничего не выйдет, — заметил Исгерд. — Даже верхом до Арона три дня пути. Я не выдержу, — говорить приходилось тихо и отрывисто.

— Выдержишь. Я не позволю тебе уснуть. К тому же, — добавил Вергилий, — я травник. И арсенал у меня, поверь, богатый. Захочешь жить — выдержишь.

— …Да в том-то и дело…

— Не неси чушь. Забираем лошадей и уходим. Путь неблизкий.

— Мерин в другой стороне, — деликатно напомнил Исгерд.

— А кто сказал, что мне нужен твой мерин? — улыбнулся стригой. Охотника прошибло. Улыбка была слишком жуткой, жуткой от осознания того, что принадлежала существу, которого он боялся. И ненавидел.

А туч было все меньше и меньше.

Через пару-тройку часов должно было начать светать. Нет, Арон был слишком далеко…

***

На таких лошадях охотник еще не ездил. Видел только, как знатные господа, у которых шеи болели от тяжести золотых цепей, вальяжно и грациозно плыли по улицам на таких вот красавцах, гордо поднимающих породистые головы.

Перебравшись через каменный мост, черной полосой отражающийся в прозрачной прохладной воде, они вышли к негустым зарослям, где и стояли две кобылы: та, к которой подошел вампир, — пепельно-серая, та, что осталась Герду — саврасая, высокая в ногах, мощная и мускулистая. Обе явно обещали выдержать тяжелый путь практически без отдыха.

Спрашивать, сколько золота было отдано за два породистых чистокровных чуда, он не стал, лишь завороженно, мягко и аккуратно провел рукой по вздрагивающей под ладонью крепкой шее, доказывая, что зла красавице он не причинит. Потом же вздрогнул, ощутив, как на него искоса поглядывают, и замер. Вампир спешно принялся поправлять сбрую.

— Где ты оставил снаряжение? — как бы между прочим задал вопрос Вергилий.

— В городе бросил.

— И ты молчал об этом до тех пор, пока мы сюда не пришли? Наивно полагаешь, что смеешь таким образом тратить свое собственное время, которого все меньше?

— Я ничего не полагаю, стригой. Явно не об этом думаю.

— Выдвигаемся, — фыркнул вампир, — больше ждать нельзя. Трое суток, Исгерд, трое суток, которые тебе придется пережить.

— А как же? ..

— Арон — мой дом, и кое-что при себе я пока держу, — Вергилий влетел в седло, будто ничего не весил — легко, как порыв ветра. - И, да. Охотой на Мару займусь я.

— Но…

— Никаких «но». В таком состоянии ты мне не помощник.

Как бы Исгерд ни злился, возражать не стал, потому что другого выхода у него не было. Да и грешно это было: отказываться от помощи, причем, вроде как, бескорыстной.

Каким образом рыжеволосое чудовище собиралось ловить руками ветер, искать иголку в стоге сена, он и предположить не мог, хотя сейчас, под покровом ночи, пулей летел за Вергилием, оторвавшимся на своей пепельной вперед. Единственное, что им обоим было известно, — призрак в богатом Ароне, там, где ему, оборванцу, места нет. Там, в городе, который гуляет и поет не скромнее столицы, ему просто нечего делать, ибо если бы там и были вампиры, то и охотники на них находились бы соответствующие — из целых династий, причем наживших нехилое состояние.

Мара боялась серебра. Стригой — нет, и потому, кажется, и вправду мог каким-то образом попытаться побороть призрака, снять проклятие, но как именно — оставалось загадкой. Охотник многого не знал по части неприкаянных душ, с этой же вообще столкнулся впервые и, как сам себе признался, сталкиваться больше не хотел.

Галоп по ночному тракту под пологом черного звездного неба, пережитое потрясение, шквал событий и прохладный ветер, овевающий кожу, сон не отгоняли, и мужчине все еще хотелось рухнуть хоть где-нибудь и проспать до рассвета. И проспал бы, если бы не кошмары, изматывающие так, будто всю ночь напролет Исгерд носился по лесу, как ужаленный.

Страшнее самих кошмаров был Вергилий, появляющийся в них. Почему именно он? Может, потому, что и был самым страшным существом в жизни охотника, а Мара почувствовала это? Или же сны предупреждали о том, что вампиру, этому синеглазому монстру, верить нельзя? Что однажды все те, кого он заколол и сжег, отомстят за каждый удар, за каждую каплю боли, испытанную ими перед смертью? Он снова не знал. Да и знать не хотел, потому что даже жизнь ему надоела. Нет, жить он не хотел и был страшно зол на стригоя, который считал обратное и посмел вмешаться в самый последний, решающий момент.

Теперь же шею украшала борозда, голос был тихим и хриплым, донимал кашель, а каждое слово давалось не без болезненных ощущений, и со всем этим добром придется пожить еще некоторое время. Благодаря стригою все снаряжение брошено прямо в Гласерне; все его цепи из чистого серебра, колья, отпугивающие травы и скудные копейки перейдут в руки того, кто случайно наткнется на сваленную в переулке гору вьюков. Мерин тоже кому-то достанется, но об этом охотник не жалел. Толку от него все равно не было, хоть и считал он, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

Небо светлело, перекрашивалось в серый, хоть Герд и не смотрел на него, а звезды меркли, тихонько угасали, и на востоке, как раз впереди, горизонт мягко окрашивался в нежно-розовый, что становился ярче с каждой минутой.

Чудо-кобылки устали не знали и за всю ночь лишь пару раз сбавляли темп, переходя на легкую рысь. Они не уставали, а вот охотник — изрядно. Отвык от бойких лошадей, да и недостаток сна, точнее, полное его отсутствие, вносили свою лепту. Однако Вергилий не жаловался и не сбавлял. Даже не оглядывался, а все летел вперед, и сейчас Исгерд видел, как темные в ночном свете волосы, собранные в низкий хвост чуть ниже плеч, становились медно-рыжими, блестящими в лучах восходящего солнца. Он не удивлялся выносливости вампира.