Звук твоих шагов (СИ), стр. 8

Стеной? Мальчика-который-выжил-и-угробил-Волдеморта попросту завалило камнями?

— Профессор, а зачем вы вообще туда поперлись, на эту — чтоб ее! – битву? Ну, выжили в очередной раз, выполнили свой гражданский долг, выдав мне надлежащую версию воспоминаний, и удалились на заслуженный отдых. И видали всех… ну да, в гробу.

Я злой какой-то сегодня. Недобрый. И чего, спрашивается, разошелся? Наверное, просто вспомнил, как он зажимал руками разорванное горло, а я стоял рядом и тупо смотрел, как он умирает. Выходит, я злюсь на себя? В точку, Поттер!

Снейп мнется. Таким я его еще не видел. Нерешительный Снейп – как раз то, что Гермиона именует… вот, сейчас вспомню, слово какое-то заковыристое… Ах да! Оксюморон. Вот! Решайтесь, профессор. Говорить правду легко и приятно.

— Мне требовалось знать, что у вас все в порядке. Что все было не зря.

Приехали, Поттер. Вечер откровений. Куда мы придем к концу недели, если наши отношения будут развиваться такими темпами?

(Я что, действительно подумал «отношения»? Со Снейпом?)

— У меня все было в порядке. Вашими и Дамблдора молитвами. Мальчик сделал свое дело. Мальчик может умереть.

Я совсем не думал о смерти, когда от моего дурацкого «Экспеллиармуса» тот, кто звал себя Темным Лордом, стал некрасиво заваливаться назад, раскинув руки. Ни тогда, когда бывшие слуги Волдеморта, сначала растерявшиеся после смерти своего бессмертного владыки, снова рванулись в бой, на сей раз не за чьи-то чужие лозунги, а за свои собственные многоценные шкуры. Ни тогда, когда огромный кусок скалы, брошенный так и оставшимся для меня безымянным великаном, просвистел над моей головой и обрушил вниз многовековую каменную кладку замковой стены… Я вообще ни о чем не думал в тот миг, захлебнувшись в горячечном угаре боя.

А он думал. Обо мне. Шел следом под чарами отвлечения внимания. Прикрывал от летящих в спину проклятий. (Теперь, оглядываясь назад, я вспоминал, что несколько раз пущенные в меня заклятий, от которых я никак не успевал уклониться, просто исчезали, будто споткнувшись о чей-то невидимый щит.)

И он вытащил мое еще живое, но уже умирающее тело из-под обломков проклятой стены.

— Я действительно умирал?

— Действительно. – Снейп морщится. Видимо, некоторые воспоминания все-таки болезненнее прочих. – Вашу внутреннюю анатомию или то, что от нее осталось, можно было разглядеть в деталях сквозь зияющие прорехи в грудной клетке.

Клянусь Мерлином! Он так и сказал «прорехи в грудной клетке»! Любой нормальный человек сказал бы «дырки», «разрывы» или что-нибудь в этом роде. Ах да! Не будем забывать про «зияющие»! Не могу сдержать улыбки, которая самым наглым образом растекается по моей физиономии.

Недоумевающе вскинутая бровь:

— Вам смешно, Поттер?

Нет. Совсем нет.

Но… «Зияющие прорехи»!

— Не обращайте внимания, профессор. У каждого свой способ переживать очередную… смерть.

— Мне нравится слово «очередная».

Галлюцинации, или он действительно делает попытку улыбнуться в ответ? Аккуратно, самыми уголками надменного, неулыбчивого рта. Это он думает, что неулыбчивого. А я думаю, что научу его улыбаться. Могут ли у вампиров появиться новые морщины? Желаю Снейпу разбегающихся лучиков возле глаз! Да, кажется, у меня появилось то, что принято называть «цель в жизни». (Или в нашем случае — в смерти?) И этой целью, как ни странно, стал Снейп. Странно – не странно… Не страннее, в самом деле, чем однажды восстать из мертвых вампиром.

Так. Про смерть мы, кажется, выяснили, а большего он мне сейчас все равно не скажет. Тем более, что, довольно безжалостно объяснив «как», он очень аккуратно обошел «почему». Но я – умный и дьявольски хитрый. А еще у меня хорошая память. И, если верить литературным и прочим источникам – целая вечность впереди.

— А где мы сейчас находимся, профессор?

Мне действительно интересно. Какое-то шестое чувство подсказывает, что пора уже выбираться из постели, умываться и идти осваивать мир. Кажется, я выздоровел. (От смерти ты выздоровел, Поттер! – Ну и что?)

— Это Венеция, — очень буднично сообщает Снейп.

Натурально подпрыгиваю на кровати. «Венеция»! Я очень мало видел в своей прошлой жизни, и, наверное, поэтому названия чужих городов всегда отзывались во мне странным внутренним трепетом. «Бомбей, Сидней, Сингапур… Париж… Барселона… Рим…» Но было одно слово, от которого сердце скручивало сладкой судорогой. «Венеция». Я и сам не знаю, почему так остро реагировал на абстрактный набор звуков. Но… Даже сейчас, когда наличие и уж тем более функционирование в моем организме сердца было под большим вопросом, что-то привычно сжалось в тугой комок при слове «Венеция».

Вскакиваю, как подкинутый тугой пружиной, и несусь к окну. А в спину мне летит сдавленное:

— Поттер, вы бы хоть халат накинули!

Халат? Какой халат?! О чем вы вообще, профессор?!

М-да.

За окном – переливающаяся рябь канала и совсем рядом, напротив — причудливый, розово-белый, украшенный лепниной фасад соседнего особняка. И стилизованные под старину фонари… Все, как в тех красивых глянцевых журналах тети Петуньи, которые мне иногда удавалось тайком подержать в руках. А еще… Что он сказал?

Смотрю на собственное отражение в витражном стекле. Выглядит все очень мутно и зыбко. Стекла откровенно давно не мыты?

Упс! Халат. Точно. Вот, что значит «восстать из мертвых»! Три дня валялся в кровати, буквально пил чужую кровь, пререкался со Снейпом – и все это время был абсолютно голый под своим атласным одеялом. Хорошо хоть, что без утреннего стояка обошлось. Видимо, крови все-таки выпито маловато.

Опрометью бросаюсь обратно к кровати, возле которой в старинном потертом кресле лежит бархатный (вот те Мерлин!) халат благородного зеленого цвета. С серебряной отделкой. Цвета Дома Слизерин? Кстати, в отличие от всего прочего в этой комнате, включая меня и Снейпа, халат выглядит абсолютно новеньким, словно его только что вынули из упаковки.

Снейп выходил из дома, чтобы купить халат? Для меня?

Почему-то данная мысль шокирует меня в разы больше всего остального. Кровь – да, это понятно. Профессор – человек основательный. Если уж взялся кого-то спасать… Но вот такая откровенно богатая и со вкусом подобранная вещь…. («Гарри, зеленый просто удивительно идет к твоим глазам!» — вспоминаю восторженный лепет Джинни накануне свадьбы Билла и Флер. В связи с чем вдруг всплыл этот зеленый, в упор не помню. Да и о Джинни я не слишком много думал с того момента, как воскрес из мертвых. Странно? Не то слово!)

Ныряю в халат, точно в уютную нору, закутываюсь в него и неожиданно жалею, что вампиры не отражаются в зеркалах: какой-то совершенно необъяснимый приступ тщеславия на фоне всеобщей задницы. А в окнах? Вот ведь в окнах они же отражаются? Логически рассуждая, если в состав стекла или витражной краски не входит серебро… Как уже было отмечено, смутно. Ибо окно не мыли лет этак сто, но кое-что разглядеть все-таки можно: зелень халата и зелень глаз. Так и задумывалось? Если бы профессора звали Джинни Уизли, я бы, пожалуй, поверил. А так лучше поверю в совпадения.

— Спасибо, профессор.

Кажется, я оборачиваюсь слишком стремительно, чтобы перехватить странный, какой-то болезненно-завороженный взгляд. Можно было бы назвать его «голодным», если бы в нашей ситуации такой эпитет не вызывал совершенно определенные кулинарные ассоциации.

Впрочем, в умении мгновенно надевать на лицо маску Северусу Снейпу, определенно, нет равных. Уже через мгновение мне начинает казаться, что все это – только игра моего не слишком здорового воображения: черные глаза снова смотрят холодно и чуть высокомерно. Отстраненно. Но я запомню.

— На здоровье, Поттер. Сами понимаете, ваша одежда пришла в негодность, и мне пришлось ее просто уничтожить. Так что я взял на себя смелость слегка обновить ваш гардероб. Одевайтесь.

Снейп кивает на стоящий возле комода стул с высокой резной спинкой и стремительно покидает комнату.