Звук твоих шагов (СИ), стр. 11

— Вы мне скажите, Поттер.

Ах да. Я по-прежнему Поттер. Подобная стабильность утешает.

Мы стоим друг напротив друга на расстоянии вытянутой руки и пытаемся выразить словами то, что, на мой взгляд, совершенно не нуждается в словах. Иногда слова – это просто слова.

— Я люблю тебя.

— Нет.

— Что «нет», Северус?

Ну вот, я сделал это: назвал его по имени. Назови и ты меня «Гарри». Это ведь так просто – всего каких-то пять букв!

— Это не любовь.

Северус Снейп – большой знаток любви. Мастер.

— Откуда ты знаешь?

Мне действительно интересно. Гарри Поттер отличается умом и тягой к знаниям!

Он снова выходит на балкон, а я тащусь следом. Ладно, теперь будем вместе делать вид, что смотрим на звезды. Только балкон маленький, и наши плечи почти соприкасаются, и между ними ощутимо дрожит воздух, а мы старательно этого не замечаем.

— Это не любовь, Поттер, это магия.

— Удобно.

Он может говорить сейчас все, что угодно. Боль после падения уже ушла из моего тела, не оставив даже синяков. (Такие мы, вампиры – удароустойчивые!) А вот с душой сложнее. Но когда я смотрю на его профиль на фоне звездного неба, мне почти не больно.

— Мне всегда нравились женщины, — признается вдруг Снейп. – Я любил вашу мать.

— Я помню, профессор. – (Все-таки старые привычки – страшная сила. Да и не хочу я на собственной шкуре проверять правдивость мифов о способности вампиров к полетам. По полетам это у нас… Северус. А мой удел – метла. Поэтому я буду называть его по имени исключительно про себя. Но как же прекрасно звучит: Северус!) – Ваша любовь к моей маме… Я помню. Предсмертные воспоминания – штука впечатляющая. Не хотите ли вызвать Патронуса?

— Вампиры не могут вызывать Патронуса. У них нет души.

— У нас нет души, — поправляю его невольную оговорку («МЫ умерли, Поттер…») – Мне тоже всегда нравились женщины, профессор. Но люблю я вас.

— Это не любовь.

— А что?

Не удержавшись, отвожу тяжелую прядь волос с его виска («чтобы лучше видеть»). Он дергается, как от пощечины.

— Вампирская магия, Поттер. Вам знакомо понятие «невесты Дракулы»?

Да, профессор, я смотрел фильмы. Вот только не стоит брякать этого вслух, чтобы лишний раз не подтверждать свою репутацию недалекого олуха. Молча киваю. Молчание, оно, как известно, золото. (А иногда, может, и серебро…)

— Не замечали, что рядом с сильным вампиром, таким как Дракула, в книгах или фильмах обязательно будут присутствовать «птенцы» противоположного пола, обращенные им женщины, влюбленные в своего повелителя? Для сильных вампиров-женщин, кстати, характерен гарем из мужчин.

Снова киваю. Было такое, еще бы! Элемент вампирского фольклора. Гермионе это всегда казалось ужасно романтичным: красавец-вампир влюбляется в юную деву и делает ее своей бессмертной возлюбленной. И их любовь длится вечно. (А еще эти вампиры начинают гламурно сиять, когда выходят на солнце… Представляю себе сияющего, словно на него высыпали пару ведер карнавальных блесток, Северуса и хихикаю. Знал бы он о моих фантазиях…)

— Вам кажется это смешным, Поттер?

Читает мысли? Нет! Просто я слишком долго молчу. Что ж, можно и озвучить вслух очевидное, если вам угодно. Мы, недалекие олухи, обожаем озвучивать очевидное.

— Хотите сказать, профессор, что для вампиров отношения между создателем и «птенцом» обязательно носят сексуальный характер?

— Знаете, как создаются новые вампиры, Поттер?

Похоже, упс. Приплыли. Мы никогда не говорили об этом. Мне всегда казалось, что для него это слишком болезненная тема.

Сегодня ночь откровений.

— Сначала вампир выпивает из жертвы всю ее кровь.

Морщится. Воспоминание не из приятных, Северус? Представляю картинку: руины Хогвартса, затухающая битва и скрытый чарами Снейп, пьющий кровь умирающего на его руках Гарри Поттера, у которого «сквозь зияющие прорехи» в груди видно, как бьется его сердце и другие, гораздо менее аппетитные, подробности… Почему-то вместо отвращения меня накрывает жаркая волна сочувствия: бедный Северус. Точно ему при жизни не хватило Гарри Поттера!

— Прямо там пил?

— Там, под стеной. Вы умирали, Поттер. И крови, по правде сказать, в вас оставалось чертовски мало.

— А потом поил меня своей кровью, так?

— Не такой уж вы идиот, Поттер, каким прикидываетесь.

Мне хочется плакать. Я все-таки именно такой идиот, Северус. Ты ошибся.

— А… как же? У тебя ведь не было с собой ножа…

— У меня были с собой клыки. Если я смог вскрыть ваши вены, то кто мешал мне вскрыть свою?

У меня хорошее воображение, Северус. Вскрыть свою вену – это значит, вонзить в собственное запястье клыки и рвануть так, чтобы черная венозная кровь полилась живительным потоком в горло умирающего мальчишки. Твоя кровь Северус – самая прекрасная магия этого бедного на чудеса мира. Я помню.

— А как тебе моя кровь? – вопрос срывается с губ сам собой прежде, чем я успеваю подумать, что его можно было бы назвать чересчур личным. Снейп не ответит – и будет прав.

Но он отвечает:

— Самое прекрасное, что было в моей жизни.

Честность. Никогда между нами не было такой обнаженной честности.

Я обнимаю его за плечи и целую. Просто не могу удержаться: с нервами сегодня, определенно, что-то не то. В моих венах течет твоя кровь, а моя – в твоих. Магия там или не магия, какая — к мерлиновой бабушке! – разница? Мы с тобой — одно целое, две половинки.

Губы Северуса – неожиданно мягкие и податливые, точно он наконец устал бороться с самим собой. Губы Северуса – мед и солнце, страсть и нежность, жизнь и смерть. Кажется, нам не потребуется сегодня лишняя порция крови, чтобы опытным путем установить, какого цвета у вампиров сперма… Несколько довольно долгих мгновений я всерьез рассматриваю вариант, при котором мне придется расстаться с девственностью на пыльном, протертом от времени ковре, но Северус в очередной раз доказывает, что старше и мудрее: его почти неслышное «Аппарейт!» переносит нас в спальню, прямо на кровать, и я рад встрече с ней, как никогда. Все-таки для первого раза ковер был бы чересчур экстремален…

У нас нет ни сил, ни желания на долгую прелюдию. Никогда в жизни я не был так благодарен судьбе за чары быстрого раздевания, которыми, как выяснилось, в совершенстве владеет Северус.

Его губы прокладывают огненные дорожки по моему дрожащему от желания телу, и я как-то враз и навечно забываю, что должен стесняться, что вот это же я… и профессор Снейп…

А когда губы профессора Снейпа оказываются в паху, мне нужно только одно: обрести, наконец, якорь, без которого я немедленно, сию же секунду, точно воздушный шарик, взлечу к потрескавшемуся потолку.

Только же… черт! Я хочу большего! Раз у меня сегодня день рождения, я хочу свой подарок целиком. Пытаюсь отстраниться, вывернуться из-под ласкающих губ, потому что еще немного и…

— Я сделал тебе больно? – Северус мои телодвижения понял абсолютно по-своему, смотрит испуганно и, кажется, забывает дышать. Нам, вампирам, дышать вовсе не обязательно, но старые привычки исчезают с трудом.

Мотаю головой. Ну какой же дурак!

— Охрененно! Простите, профессор… — хихикаю, сползаю к нему, оплетаю руками и ногами, точно ядовитая лиана. Целую, как давно хотел, дрожащие на щеках ресницы, проклятую складочку между бровями, вжимаюсь в его живот своей каменной эрекцией, трусь о него, словно озабоченная мартовская кошка.

Облегченно выдохнув, кладет руки на мой зад, прижимая к себе плотнее и жестче, гладит, мнет, массирует, подбираясь все ближе и ближе… И это так… Мерлин!

— Ты когда-нибудь был с мужчинами, Северус? – решаюсь задать мучающий меня вопрос.

— Нет, — говорит он слегка растерянно. — А ты?

Хмыкаю, кажется, заливаюсь краской и признаюсь:

— Я и с женщинами-то никогда…

Договорить не успеваю: он издает какой-то придушенный рык и опрокидывает меня спиной на постель, нависая надо мной, худой, нескладный… прекрасный. Мой.