Солнышко (СИ), стр. 2

И очень медленно, прихрамывая, уходит вдоль по коридору, как от чего-то, совершенно не стоящего его высочайшего внимания. Рон бы сказал: «Как от кучки вонючего дерьма». Но, разумеется, Малфои знать не знают таких вульгарных слов. Можно подумать, когда мистер Малфой изволит посетить туалет, в унитаз падает слиток чистейшего золота!

Рон чувствует себя, словно нищий, у которого только что отобрали последний кнат, отделявший его от голодной смерти под забором. Отобрали нагло, среди бела дня, на глазах у многочисленной гогочущей толпы. Да еще и толкнули в грязь.

«Что ты знаешь о ненависти, Малфой!» — успевает подумать он прежде, чем ринуться следом.

Впечатать, вбить проклятого Хорька в каменную стену подземелья, почувствовать болезненный вздрог тощего, костлявого тела, скорее уловить, чем услышать все-таки вырвавшийся у врага почти беззвучный стон, вдавить в шею под подбородок острый конец своей волшебной палочки и очень тихо, очень вежливо попросить:

— Расскажи мне еще о моей ненависти, Малфой.

— Уизел! Ты совсем свихнулся. Отпусти!

— Отпустить? – Рон почти пьянеет от осознания собственной власти над этим человеком, который еще совсем недавно числил себя среди властителей Вселенной. – А может?.. Что ты сделаешь, чтобы остаться в живых, Хорек?

Палочка почти протыкает тонкую бледную кожу, и, кажется, Малфою совсем не до шуток.

— Ты не посмеешь!..

— Проверим? Как ты думаешь, твое королевское высочество, достаточно ли я сошел с ума, чтобы наплевать на все возможные последствия?

Рон и сам не знает, сколько правды, а сколько блефа в этих словах, и ему решительно все равно.

— Тебя приговорят к поцелую дементора! Спроси своего дружка, что он думает об милых тварюшках Азкабана!

— Ты действительно не понимаешь, Хорек, — улыбается в ответ Рон, и Малфой вздрагивает от ледяного спокойствия этой улыбки. – Иногда встречаются в нашей жизни вещи, за которые можно заплатить любую цену. Лично я готов целовать дементора. А вот сколько ты заплатишь за свою никчемную шкурку?

И еще чуть-чуть усиливает нажим.

— Все, что… — отчаянно хрипит Малфой, видимо, наконец осознав всю серьезность момента, — все, что захочешь!

И на Рона опускается тишина.

— Тогда, — говорит он, отводя свою палочку от шеи совершенно белого Малфоя, — на колени.

— Что?

— На колени.

Он прислоняется к стене и смотрит, как надменный Малфой медленно-медленно сгибает колени возле его ног.

Если бы взгляды могли убивать, то Рон, без всяких сомнений, уже валялся бесформенной грудой на каменном полу. Но пока что Малфой не достиг такого уровня владения беспалочковой магией, а палочка здесь только одна, та, что находится в руке у младшего Уизли. Рон и сам не знает, похоже, что делать теперь с поверженным врагом. Дальше коленопреклоненного Малфоя его фантазии о мести никогда не распространялись, но в этот момент Хорек подает голос, продолжая сверкать бешеными серыми глазами:

— Что дальше, Уизел? Прикажешь отсосать?

Рона с головы до ног окатывает волна сумасшедшего жара, и спокойный тон дается ему с трудом:

— Пожалуй, дельная мысль. Вперед!

— Извращенец! – шипит, отшатываясь, насколько возможно стоя на коленях, Малфой.

— Не я это предложил! – смеется Уизли. Несмотря на очевидную абсурдность ситуации, он чувствует себя свободным и сильным, как никогда. Что там Хорек вещал о высоком искусстве ненависти? Кажется, Рон только что достиг вершины. Или еще нет?..

Дрожащие пальцы Хорька дергают застежку «молнии» на синих застиранных джинсах, стягивают вниз штаны вместе с нелепыми клетчатыми трусами, и Рон понимает, что просто умрет на месте, если Малфой сейчас же не приступит к делу.

-Не боишься, Уизел? – очень серьезно спрашивает снизу Малфой, в последний раз пытаясь предотвратить неизбежное. – У хорьков довольно острые зубы.

— Я бы на твоем месте воздержался от роковых экспериментов, — отвечает Рон, небрежно отводя белобрысую челку с малфоевского лба кончиком своей волшебной палочки. – А то мало ли…

На самом деле ему страшно. И вовсе не потому, что он всерьез верит смешным хорчиным угрозам. Просто во всем, что касается секса, его богатый опыт до сих пор ограничивался чтением маггловских порножурналов, подкинутых братцами, и торопливым общением с собственной рукой, оставляющим после себя ощущение брезгливой неловкости. И уж, конечно, никто и никогда не брал его член в рот – вот так, как это делает сейчас стоящий перед ним на коленях Малфой. Кстати, кажется, для Драко подобное тоже впервые, судя по сумбурности начальных движений, но постепенно ему удается поймать нужный ритм, и через несколько совершенно сумасшедших мгновений мир вокруг Уизли разлетается миллиардами осколков – и под сомкнутыми веками ослепительно вспыхивает солнце.

— Ну что, — будничным тоном интересуется Хорек, неторопливо стирая с разбитых губ собственную кровь и чужую сперму, — теперь я свободен?

— Свободен ли ты, Малфой, — неожиданно для самого себя выдает Рон, из последних сил цепляясь за каменную стену, чтобы сохранить вертикальное положение перед униженным врагом, — решать тебе. А идти можешь. На все четыре стороны. И больше не зарывайся, слышишь?

— Иди ты в жопу, Уизел! – злобно огрызается Малфой на эту философскую сентенцию. Оказывается, и Малфоям известны некоторые презренные плебейские слова!

Рон ухмыляется:

— Это предложение?

— И не мечтай!

Целую вечность Рон следит за тем, как Хорек собирает с пола разбросанные свитки, отряхивает от пыли драгоценный библиотечный фолиант, ищет закатившуюся аккурат под постамент Тристана Великолепного волшебную палочку и, не оборачиваясь, плетется в сторону слизеринской спальни.

«Свободен ли ты сам, Уизли? Вот в чем вопрос! – почему-то думает он, наконец позволив себе сползти на пол по холодной стене, когда неровное эхо прихрамывающих шагов стихает за поворотом. – Что-то не похоже, чтобы твоя ненависть подарила тебе свободу! Впрочем… Мы ведь еще увидимся, враг мой?»

========== Глава 2. От искусства ненависти - к науке любви ==========

— Рон, ты случайно не трогал мою мантию-невидимку?

— Гарри, да на что она мне?

Нехорошо врать друзьям. Особенно, когда Гарри смотрит своими добрыми честными глазами, совершенно не ожидая подвоха. Но признаться, что вчера в очередной раз использовал содержимое поттеровского сундучка, чтобы пробраться на свидание с Малфоем… Рон, может быть, отлично научился врать окружающим, даже друзьям. Но себе он с некоторых пор принципиально не врет. Так что, да. На свидание. С Малфоем.

Это только тогда, в самом начале, казалось, что их ведет взаимная ненависть. Что после того, как они окончательно расставили все точки над «и» в темноте слизеринского коридора, все станет проще и легче. Проще ничего не стало. И уж тем более — легче.

Весь следующий день Рон провел словно в плотном алом тумане. Не хотелось есть, пить, разговаривать. Да и жить, вообще-то, не очень. Но больше всего не хотелось видеть Малфоя. Между тем проклятый Хорек утром, как ни в чем не бывало, явился на завтрак, чтобы с привычным видом аристократической скуки ковыряться вилкой в нежнейшем омлете, приготовленном хогвартскими эльфами. И смотреть на это почему-то нет никаких сил. И уж совсем невозможно смотреть, как кусок проклятого омлета медленно исчезает в жаркой глубине малфоевского рта. К последнему кусочку омлета Рон находится в состоянии, близком к самовозгоранию. Ему кажется, что еще совсем чуть-чуть — и он кончит прямо здесь, посреди Большого зала, даже не притрагиваясь к себе руками. Хвала Мерлину за широкие форменные мантии!

— Рональд, что с тобой? Ты болен? Совсем ничего не ешь!

Заботливая Гермиона.

«Понимаешь, Герми, я тут вчера в коридоре трахнул в рот Малфоя, а сегодня безумно хочу это повторить!»

Хорошо, что Рон не склонен к неожиданным приступам болтливости, которыми так славен Поттер. То-то было бы утро откровений!

— Ничего страшного. Просто болит живот.