Куриный бог - 2. Стакан воды (СИ), стр. 4
Голос его звенит. И без того по-девчоночьи высокий и ломкий, сейчас он похож на звук, который издает сосулька, со всего размаха разбиваясь об лед.
— Сильно — не сильно… — по привычке пытается гнуть свою линию Данилов, но потом почему-то сдается. — Ладно. Как хочешь. Пошли.
В магазине — опять же на свои деньги — Артем берет картошку, молоко, колбасу и четыре здоровенных куриных ноги.
— Это явно была не курица, а птеродактиль, — пытается хохмить Данилов.
Артем просто поднимает на него глаза.
— Кетчуп возьми, — говорит Данилов. — И майонез.
— Чай-то хоть дома еще есть?
— Вполне достаточно для жизни.
Вернувшись, Артем изображает свое коронное блюдо: запеченные в духовке окорочка. Натирает солью, какими-то специями из завалявшегося у Данилова в кухонном шкафчике пакетика, принципиально игнорирует майонез.
— А мама всегда делает с майонезом, — пытается руководить процессом Данилов.
На что получает резкое:
— Майонез после тепловой обработки — сплошной канцероген. Это тебе кто угодно скажет.
Данилов обижается и уходит. А может, просто делает вид, что обижается. Иногда он бывает довольно хитрым, этот Данилов.
Хвала всем богам, курица исхитряется не сгореть. Несмотря на то, что даниловская духовка похожа на какое-то научно-фантастическое сооружение для экспериментов сумасшедших ученых, а не на старую добрую кухонную технику. Артем чувствует себя суперповаром и готов при случае возглавить бунт машин. Данилов кажется довольным. Заливает своим дурацким майонезом вареную картошку и с урчанием обгладывает куриные косточки.
— Я буду готовить, — решительно заявляет Артем после окончания трапезы. — Готовить, убираться, стирать и гладить.
— Ко мне раз в неделю ходит домработница, — пытается сопротивляться Данилов. — Мои финансы позволяют…
— Ты откажешься от ее услуг, — вежливо, но настойчиво гнет свою линию Артем. — Раз уж работать ты мне не разрешаешь, должен же я хоть как-то вносить свою лепту.
Данилов скептически хмыкает: похоже, вспоминает беспорядок, который встретил его под Новый год в квартире Артема, и покупные пельмени, составившие тогда их скудную праздничную трапезу. Но не спорит. Молодец, Данилов! Только добавляет, словно все-таки стараясь оставить за собой то самое знаменитое последнее слово:
— Тогда я буду мыть посуду.
— Мой, — пожимает плечами Артем.
Данилов торжественно собирает посуду со стола, закладывает ее в посудомойку, потом туда же добавляет таблетку «три в одном» и демонстративно нажимает на кнопочку.
Артем смотрит на него почти с умилением. Хозяйственный!
*
Так и живут. К чести Данилова, режим «танк» в отношениях с Артемом он использует довольно редко — чаще действует уговорами и шантажом.
— Нужно тебя на курсы вождения отправить.
— Зачем? У меня и машины-то нет. И с моими доходами еще долго не будет.
— У меня машина есть.
Артем вспоминает даниловскую «бэху» и мысленно вздыхает. Да, всем машинам — машина!
— И ты с ней прекрасно справляешься. Я-то тут причем? Опять благотворительностью решил заняться?
Данилов делает честные глаза. Честные-пречестные.
— Вот еще! Просто подумал: а вдруг со мной что-нибудь случится? Кто меня тогда в больницу повезет?
— Что с тобой, бугаем здоровым, может случиться? — нарочито грубо спрашивает Артем. На самом деле, такие вот даниловские «козлики» — совершенно запрещенный прием. Потому что… У Артема богатое воображение. Он может представить что угодно. И Данилова, которому внезапно плохо — в том числе. От подобной картинки внутри мгновенно скручивается колючий ледяной клубок. Черт!
— Приступ аппендицита, например, — как ни в чем не бывало отзывается проклятый шантажист.
— Аппендикс твой вырезали сто лет назад. У тебя и шрам имеется.
Он теперь в курсе всех шрамов на теле Данилова. И это — одно из самых замечательных, важных знаний в его жизни.
— Недобрый ты, Тёмка.
— Какой уж есть.
— А вдруг у меня сердце прихватит?
— Вызовем скорую. Да и нет у тебя никакого сердца, Данилов.
— Есть. И его на природе прихватит. На шашлыках. Или я оступлюсь и сломаю ногу. Сам знаешь, какой я ловкий.
Артем вспоминает бассейн и зябко передергивает плечами. Сволочь!
— Хорошо. Но только летом. После сдачи сессии.
Летом он планировал все-таки устроиться на работу. Не в Турции аниматором, но хоть на почте. Там вечно объявления: «Требуется оператор почтовой связи». Впрочем, до лета еще далеко. Может, и позабудет Данилов об очередной своей блажи.
— Идет. Летом так летом. А пока — теорию учи.
*
Семинар по философии накрылся медным тазом. У преподавателя скакнуло давление. До вызова скорой дело не дошло, а вот домой получилось попасть раньше аж на два часа. Кайф!
Пробок еще нет, в магазинах — пустота и красота.
«Запеку сегодня картошку с сыром», — мечтательно думает Артем. Интернет-сайты с кулинарными рецептами нынче — его лучшие друзья. «Упертый!» — смеется, сверкая глазами Данилов. Не насмешничает, не издевается — просто смеется. Когда он такой, Данилов, от него просто невозможно оторваться — хочется целовать до упаду. До совместного упаду в кровать и небольшой, но страстной оргии на двоих.
Кстати, если сегодня Данилову тоже удастся послать подальше свою бесконечную работу и выбраться домой не слишком поздно… Может, и до оргии дело дойдет. А что? Картошка с сыром — и бурный секс. Артем совсем не против подобной программы.
Входная дверь открывается неожиданно легко. Один замок из трех. Простенький. Его используют, когда кто-то уже дома.
«Данилов! — радостно думает Темка, тихонечко проникая в ставшую всего-то за месяц практически родной квартиру. — Сюрпрайз!»
В прихожей взгляд утыкается в чужие, явно женские, сапоги, вокруг которых уже успели натечь лужи от подтаявшего снега. Конец зимы нынче выдался теплым и грязным. Идея ворваться с радостным криком: «А вот и я — любовь твоя!» — сразу перестает казаться удачной. «А я ли на самом деле твоя любовь, Данилов?»
Впрочем, ревность, успевшая все-таки на несколько совершенно отвратительных секунд запустить свои острые зубки в Тёмкино сердце, мгновенно затихает, стоит ему услышать тихий, какой-то совершенно больной даниловский голос:
— Ну не начинай опять, мама!
«Мама»? По вполне понятным причинам родителям Данилова Артем представлен не был. Да еще и дикое заявление Данилова две недели тому назад про то, что он все-все им рассказал. «Боюсь, мне здесь не особо обрадуются. Сбежать, что ли?»
С практической точки зрения, сбежать — ход очень верный. Взрослый и, как ни странно, ответственный. Никакой ненужной драмы. Очевидно же, что Данилову нужно разобраться со своими родственниками. Оттого он и назначил встречу в Тёмкино отсутствие. И даже с работы пораньше явился.
Но кто и когда мог бы назвать Тёмку реалистом? Взрослым и ответственным? Даже Витя мрачно вздыхал: «Гребаный романтик!»
А еще любопытство отчаянно зудит где-то внутри: «Когда еще узнаешь, что о тебе думают другие?»
— Алик, солнышко, не сердись на папу. Он тебе не враг.
Первая мысль: «Кто такой этот Алик?» Вторая: «Хорошо, хоть папы здесь нет».
— Мам, сколько раз я просил не называть меня этим дурацким именем?
— Алик, это твое имя. И твоя жизнь. Не позволяй этой… твари ее сломать.
«Кто такая «эта тварь»?»
— Мама, он не тварь. Наоборот, очень честный и светлый человек.
«Вот и разъяснилось».
— Ему нужны только твои деньги. Этим низким, развращенным людям всегда нужны только деньги. Ты уверен, что он ничем не болен?
— Мама, мы вместе прошли медобследование. Никто ничем не болен. Ни я, ни Артем.
«Или мы оба смертельно больны. Два извращенца».
— Не смей произносить при мне это имя!
— Это имя человека, которого я… — «Ну же!» — люблю.
Артем выдыхает и прислоняется к прохладной коридорной стене. Его колотит дрожь. Теперь желание сбежать делается почти нестерпимым. Просто плюнуть на все и бежать — куда глаза глядят. А потом вернуться и сделать вид, что ничего не слышал. Что все как всегда.