Куриный бог - 2. Стакан воды (СИ), стр. 3

— А за учебу мою кто платить будет? Тоже ты?

— Тоже я.

Вот ведь! Тёмка мысленно считает до десяти. Потом до ста. До тысячи не успевает: Данилов подходит, обнимает своими лапищами, трется губами о висок. Самоуверенная скотина! Ласковая самоуверенная скотина…

— Слушай, ну не кобенься ты, как какая-то вздорная баба! Считай это просто инвестициями в наше совместное будущее. Окончишь вуз, начнешь работать — отдашь. Все до копейки.

Хитрая жопа! Знает, как переключить Тёмкины полыхающие праведным негодованием мозги!

— «Совместное будущее»? Ты сказал: «Совместное будущее»? «Наше совместное будущее»?

— Тебя заело? — осторожно спрашивает Данилов. — Да, я считаю, что у нас с тобой есть совместное будущее. А ты так не считаешь?

По-хорошему, Артем должен гордо оттолкнуть проклятого диктатора. Плюнуть ему на домашние тапочки и удалиться запихивать в чемодан те немногие вещи, которым посчастливилось покинуть за минувшие сутки свое временное пристанище. Хлопнуть чертовой навороченной сейф-дверью так, чтобы заорала сигнализация. (Она орет вообще, кстати?) Уйти навсегда. Потому что чувство собственного достоинства, мужская гордость и прочие важные для внутреннего самоощущения ништяки. Но…

Данилов знает, как заставить его сомневаться. Заставить… У Тёмки, на его беду, чересчур богатое воображение. Он способен представить все, что угодно. Даже совместное будущее с Даниловым. Какое-нибудь сопливое «долго и счастливо».

— Если ты как следует подумаешь, то поймешь, что я прав.

— Если я как следует подумаю, сбегу от тебя на фиг — на край света.

— Значит, нельзя давать тебе думать.

И честно не дает. Через два часа Артем напоминает себе кусок сливочного масла, который забыли убрать в холодильник, оставив целый день валяться на столе — твердости в нем примерно столько же. И здравомыслия. И гордости. Какая может быть гордость у растаявшего сливочного масла? Да и у замерзшего тоже, если хорошенько подумать…

Тёмкины вещи так и не возвращаются в чемодан. Наоборот, потихонечку расползаются по даниловской квартире, словно осуществляя свой собственный коварный план захвата вражеской территории, лишая ее прежней идеальности, оставляя несомненный отпечаток постороннего присутствия. Тёмкиного присутствия.

Через неделю до Данилова доходит, что нужно купить еще один письменный стол. И выделить больше одной полки в шкафу.

Данилов подходит к решению проблемы радикально: шкаф делится пополам, а стол для Тёмки роскошно вписывается в угол спальни. На закономерный вопрос: «Почему именно в спальне, если размеры твоего кабинета вполне позволяют?» — получает честный ответ: «Глядя на тебя, я попросту не смогу работать». Как сам Артем станет работать рядом с постелью, на которой они с Даниловым периодически творят самые разные восхитительные непотребства, похоже, никого особо не волнует. «Ладно, — думает Артем, — придется тренировать силу воли. Рядом с этим… танком она мне, определенно, понадобится».

В институт на новом месте жительства (точнее в государственный экономический университет) его берут на удивление легко. Можно было бы подумать, что с переводом аккурат в середине учебного года возникнут проблемы, но нет. Здешняя программа почти идеально совпадает с той, по которой Артем учился дома, даже количество часов в зачетке по сданным дисциплинам не вызывает никаких нареканий. Есть небольшое расхождение, но его можно спокойно ликвидировать в течение семестра — до летней сессии времени еще — ого-го! Так что: «Милости просим, многоуважаемый Артем Батькович!» — и все прочее в том же духе.

— Еще бы! За такие-то деньги, — хмыкает вечером на кухне Данилов, когда Артем сообщает ему, что с понедельника приступает к занятиям.

Артем хмурится. Деньги и впрямь… Гораздо больше, чем это стоило в их глубоко провинциальном вузе. На учебу здесь никаких турецких заработков, определенно, не хватило бы. Не говоря уже о съемной квартире.

— Данилов, мне нужна работа. Ну не могу я сидеть у тебя на шее!

— Можешь, — спокойно отвечает Данилов, — моя шея выдержит.

Тёмке хочется рычать и кусаться. Он рычит и кусается. И закономерно оказывается в постели с задранными на широкие даниловские плечи ногами. Покусайся тут из такого неудобного положения! Да и рычать уже… не очень.

— Ты не можешь в этом ходить на учебу, — огорошивает Данилов Артема, уже почти смирившегося со своим положением иждивенца, утром в понедельник.

— Чем тебя не устраивает мой пуховик?! — возмущается Тёмка.

— В чем-то похожем мой отец в юности строил БАМ, — машет рукой Данилов. — Кажется, тот выглядел куда теплее.

— Это натуральный пух, что б ты понимал!

— И он весь собрался чуть ниже твоей попы. Здесь у нас, знаешь ли, не юга — вмиг отморозишь самое дорогое.

— Ты. Не будешь. Покупать. Мне. Тряпки! — шипит сквозь зубы Артем, напоминая себе ядовитую змею: опасную и смертоносную. — Я тебе не баба!

— Тряпки — не буду, — внезапно легко соглашается проклятущий Данилов. — Но приличную куртку мы с тобой купим. В наших краях это — вопрос выживания. Не хочу тебя потерять из-за какой-то глупой гордости.

— Гордость — не глупость! — «Особенно, если она все, что у тебя осталось».

— Хорошо… — вздыхает Данилов. — Когда у тебя день рождения?

— В марте.

— Тогда я сделаю тебе подарок заранее. Идет?

— И никаких широких жестов непосредственно вокруг даты?

— Торжественно клянусь.

— Хорошо, — сдается Артем. Подарок так подарок. «Сколько я еще смогу играть сам с собой в поддавки?» Вопрос остается без ответа.

Первый день учебы на новом месте проходит будто в тумане. Артем с кем-то знакомится, кому-то улыбается, пожимает протянутые руки. Парни, девчонки. Пытается слушать преподавателей и даже конспектировать. После занятий посещает местную библиотеку. Короче говоря, ведет социально активный образ жизни. Вживается, так сказать, в обстоятельства.

Вечером Данилов заезжает за ним в университет. Его хищная черная «бэха» выглядит среди машин студентов и преподавателей точно акула среди стайки коралловых рыб. А может, Артем просто все излишне драматизирует. В конце концов, учатся здесь люди тоже не бедные.

Данилов везет его в торговый центр. Судя по виду, это не самый дешевый торговый центр. Судя по количеству снующих по коридорам и эскалаторам людей — не самый дорогой.

Пуховик для Тёмки Данилов выбирает сам. Длится процесс выбора долго, и Артем успевает трижды проклясть свою бесхребетность и даниловский энтузиазм. К концу основательно подзатянувшегося действа продавщицы смотрят на Данилова то ли с ненавистью, то ли с почти молитвенным восторгом. То ли с острой смесью того и другого.

— Вот этот, — наконец произносит, довольно улыбаясь, Данилов. — Ну? Тебе нравится?

Тёмка покорно кивает.

Пуховик роскошен. Легкий, почти невесомый. Очевидно, теплый. Благородного темно-синего цвета. Темка в нем ощущает себя практически принцем Уильямом. Нравится ли он себе? А хрен знает. Внешне… да, нравится. Почти красавчик. Внутри все гораздо сложнее. «Молчи, улитка, молчи!»

Немного утешает, что в остальном Данилов оказывается верен своему слову: только пуховик — и ничего больше. Никаких шапок-шарфов-перчаток. Даже китайский зимние Тёмкины кроссовки остаются при нем. Впрочем… надолго ли?

Потом они пьют кофе в местном «Старбаксе». Артем — капучино с корицей, Данилов — американо без сахара. Артем демонстративно оплачивает оба заказа. Данилов не возражает. Еще бы!

— Надо чего-нибудь купить домой, — замечает Артем, когда путь их лежит мимо местного супермаркета. — Кофе — это не еда.

— Закажем, — машет рукой Данилов. — Охота тебе весь вечер у плиты стоять!

Про «весь вечер» Артем бы поспорил. И вообще… поспорил бы. Этот день его, определенно, довел, основательно поубавив запасы оптимизма и терпения. Как и оставленный прямо там, в бутике, старый заслуженный пуховик. «Драгоценные, вы ведь выкинете эту гадость?» «Гадость», надо же!

— Охота, — упрямо кивает Артем. — Сильно богатый, что ли?