Куриный бог (СИ), стр. 6
В чем-то Данилов был с ней даже согласен. Действительно, Лепс в качестве причины ссоры — ну… так себе. Но вот все остальное…
— То есть ты в том, что произошло вчера, совсем ни при чем?
— Не совсем. В конце концов, я тоже человек. И мне неприятно, когда об меня вытирают ноги. Но, знаешь, одно из моих достоинств — я отходчивая.
Мороженое растаяло окончательно, превратившись в отвратительного цвета невнятную массу. Данилову стало скучно.
— Рад за тебя.
— Так ты вернешься? Думаю, деньги за тот номер, в котором ты живешь сейчас, можно попросить назад. Заплатишь за сутки — и будет с них. Или ты к своему мальчику под бочок вписался?
Данилов почти прихрюкнул от удовольствия. Надо же, не удержалась! Зацепило-таки ее, сердечную!
— И откуда столько грязи в такой прелестной головке? Ника, ты хоть сама-то себя слышишь? Какие еще мальчики в моей до отвращения простой жизни?
Если бы взгляды могли ранить, дубленая шкура Данилова уже слезала бы с него у-у-узенькими, окрашенными алой кровью ленточками, будто в каком-нибудь концептуальном ужастике. «Турецкая резня прекрасными глазами». Наверное, сейчас он, согласно сценарию, должен был чувствовать боль. Хотя бы душевную. Но нет, не чувствовал. И это дарило ни с чем не сравнимое ощущение свободы.
Данилов решил, что, пожалуй, на сегодня с него общения все же хватит, и совсем собрался уходить, когда, словно кто-то специально подгадал момент, из ресторанного зала, где отдыхающие наслаждались включенными на полную мощь кондиционерами, к расположившейся на улице вокруг бассейна публике потянулись аниматоры с призывами на нескольких языках поучаствовать в очередной вечерней развлекаловке. Данилов по образовавшейся с недавних пор привычке слегка прищурил глаза, высматривая среди них Артема. С годами зрение не становилось лучше и, пожалуй, стоило задуматься об очках. Чертов возраст! Хотя… Разве дело в возрасте? Разглядеть знакомую фигуру среди одетых в пиратские костюмы аниматоров так и не удалось, зато голос Данилов опознал безошибочно и сам не заметил, как губы растянулись в радостной улыбке. Захотелось сказать: «Привет! Как дела?» Может быть, еще раз: «Спасибо!» Руку пожать, что ли. Мало ли…
— Вот об этом я и говорила! — торжествующе заявила Ника. — Ты сейчас всю скатерть слюнями закапаешь. А я, между прочим, вполне согласна быть толерантной и понимающей спутницей жизни. И на твои «голубые» закосы смотреть сквозь пальцы. Разумеется, пока ты их не афишируешь.
— И даже ребенка родишь от извращенца? — все еще продолжая улыбаться, уточнил Данилов. — За некоторое, само собой, вознаграждение.
Вероника пожала плечами. Когда-то Данилову ужасно нравились ее плечи: женственные, что называется, точеные. Загорелые.
— Почему бы и нет? Гена гомосексуализма не существует — по наследству не передастся. Если воспитывать правильно: кружки, секции, постоянный надзор — глядишь, нормальный человек вырастет.
— А я, стало быть, ненормальный? — Данилов почувствовал подступающую тяжелую усталость. Ну что, в самом деле, за идиотская тяга к выяснению отношений?! Надо было сразу слать прекрасную Нику на три буквы. Невежливо, зато эффективно.
— Да ты и сам все прекрасно про себя знаешь, Данилов. Зато со мной ты сможешь быть честным.
— Честным? — Данилов помассировал затылок и поморщился, задев вчерашнюю шишку. — Честным… Какая же ты дура, Ника.
Наверное, она опять смотрела ему вслед, прожигая глазами спину. Он этого не чувствовал. Наверное, даже что-то кричала. Или шептала? Все — мимо. «Уходя — уходи». Отличный девиз!
*
Вечер Данилов провел словно какой-нибудь старик — сидя на балконе, попивая холодную минералку из мини-бара. После ужина и задушевного разговора с Никой он все-таки сходил на море и довольно долго плавал, пытаясь смыть с себя гадость и обрести привычное душевное равновесие. Чтобы, выходя уже в совершенно измотанном состоянии на берег, с горечью признать: в этот раз безотказное прежде лекарство оказалось бессильно.
«Старею?» Данилову только два года назад стукнул тридцатник, теперь он семимильными шагами двигался к «возрасту Христа» и раньше никогда не задумывался о возрасте. Любил говорить про себя: «Я — умный, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил…» А сейчас отчего-то накрыло. То зрение напомнило, то вот… какая-то нехорошая пустота внутри. Друзья, которых у него было не так уж и много, смеялись: «Да мы же еще совсем салаги! Тридцать — это даже не середина. Не парься!» Он и не парился. Просто день такой. Дурацкий.
Хоть бы с работы позвонили, сволочи! Так нет же. Правда, он сам же им и запретил: «Только в случае ядерной войны! В остальных — справляйтесь сами. Обойдетесь без форс-мажоров — всем премию выпишу». Они, видать, и старались ради премии, мерзавцы. Пару раз Данилов все-таки взял в руки телефон и задумчиво повертел его, раздумывая: не потревожить ли мирно спящего в это время суток Лешку Ерофеева, своего зама? Но потом все же решил, что подобное поведение ощутимо отдает клиникой. Уехал отдыхать — вот и отдыхай себе на здоровье. Не отдыхается? Твои проблемы.
Спать, даже несмотря на устроенный после ужина заплыв, совсем не хотелось. Видимо, выдрыхался в первой половине дня. Телевизор показывал только на турецком и на немецком. Пойти нажраться после вчерашнего по-прежнему не казалось такой уж привлекательной идеей.
— Нет! Я сказал: нет! Иди на!..
Голос Артема он узнал бы из тысячи. А здесь был не просто голос, а злой, отчаянный выкрик. Словно бы до этого момента человек старался говорить тихо и сдержанно, а тут сорвался. И Данилову это совсем не понравилось.
Прежде чем он понял, что именно делает, его только что пребывавшее в состоянии совершенной расслабленности тело пружиной выкинулось из кресла, перемахнуло через балконные перильца и рвануло туда, откуда послышалось Артемкино «Нет!» Как еще тапки в прыжке не потерял, супергерой хренов!
Мысли работали, будто на полигоне, куда Данилов с друганами периодически наведывался поиграть в пейнтбол: «Где? Откуда? Как туда добраться с наименьшими потерями?» Хорошо хоть самому прятаться не приходилось. По всему выходило, что бежать ему следовало аккурат к той хозяйственной постройке, которую так роскошно декорировали очередные заросли бугенвиллии (или как ее там? магнолии?). Больше — некуда. Не за забором же посреди дороги Темка исхитрился в какие-то разборки влезть!
Тихо матерясь сквозь зубы (бег в пляжных шлепанцах по пересеченной местности, как выяснилось — тот еще олимпийский вид спорта!), Данилов обогнул загадочное строение, которое при ближайшем рассмотрении оказалось просто чем-то вроде сляпанного на скорую руку сарая для хранения самых разнообразных декораций и бутафорского реквизита, используемых в работе аниматоров. Внутри было темно, только свет уличного фонаря сквозь решетку, заменявшую одну из стен, не давал этой темноте сделаться совсем уж полной.
— Ах ты ж блядь! — донеслось до него из сумрака. — Пидовка малолетняя!
— Отстань, с-сука!
Данилов ринулся на голоса, сшибая по дороге какие-то куски натянутого на рейки холста и, кажется, стопку поставленных друг на друга запасных пластиковых стульев.
«Вот про такое и говорят: «Не ждали!»
Если бы Данилов столь отчетливо не расслышал отчаянье и ненависть в голосе Артема, если бы в реплике его собеседника не было столько злости, Данилов бы подумал, что стал свидетелем неких… постельных игр. В самом деле: море, курорт, устроили двое возню на лежачке в подсобке.
— Привет, — как можно более небрежно произнес он. — Не помешал?
— Помешал, вали отсюда! — рыкнул на Данилова мужик, прижимавший своим спортивным загорелым торсом Темку к означенному лежаку.
Кстати, сам Артем ничего не сказал, только таращился из-за загорелого плеча, и в глазищах у него (очень удачно падал на всю эту скульптурную композицию свет из-за решетчатой стены, просто очень!) плескался почти животный ужас пополам с надеждой.
Этот затравленный взгляд резанул Данилова прямо по сердцу — точно острой бритвой. А он раньше думал, что такое можно встретить только в бездарных романах. Руки сами ухватили, подняли, сжали ту тварь, что посмела причинить боль его Тёмке. Он и сам бы не смог сказать, в какой именно момент Тёмка стал «его». Может, как раз тогда, когда, ни секунды не раздумывая, нырнул за Даниловым на дно бассейна? А может, раньше?