Куриный бог (СИ), стр. 4

И Данилов успел. Бармен, глядя на него равнодушными, уже все на свете повидавшими глазами, наливал решившему под занавес удариться в загул русскому все более и более забористые коктейли, названия которых Данилов после не смог бы вспомнить даже под угрозой расстрела. Уже перед самым закрытием он выклянчил у бармена целую бутылку отвратительного на вкус рома. Дело решила сумма наличных, за которую, как отлично понимал Данилов, он мог бы купить половину Ямайки и приличную часть Кубы. Но дело того стоило.

С этой самой бутылкой он и устроился в укромном уголке возле бассейна, под сенью чего-то сильно пахучего с яркими розовыми цветами. В голове навязчиво вертелось:

Пятнадцать человек на сундук мертвеца!

Ио-хо-хо! И бутылка рому…

Больше ничего не вспоминалось, и Данилов залихватски горланил эти две строчки, вкладывая в них всю свою отправившуюся в свободный полет душу. А может, ему только казалось, что горланил, потому что никто к нему не несся на всех парусах с целью утихомирить разошедшегося буяна. Скорее всего, он просто тихо мурлыкал вот это самое себе под нос или, что вероятнее, пел исключительно душой.

Народу вокруг становилось все меньше и меньше. В амфитеатре отгремело очередное развлекательное шоу. Бар закрылся. Народ нога за ногу тащился к своим уютным кроваткам. Окна в отеле, который был в это время удивительно похож на отплывающий от причала куда-то в дальние страны корабль, потихонечку гасли — одно за другим. Дно в заветной бутылке никак не желало обнажаться, и это давало надежду на то, что ночь будет нескучной. Периодически Данилов поглядывал на телефон: времени до двух часов еще оставалось буквально дофига. Мимо, очевидно не заметив его, смеясь протопала компания аниматоров. Спустя некоторое время кто-то из отельной прислуги вежливо поинтересовался по-английски: все ли у него в порядке?

— Все окей, — отозвался с бесконечной искренностью Данилов. — Все у меня окей! Просто зашибись!

От него отстали. Мало ли отчего благородному русскому дону приспичило надираться из горлА под сенью… как ее?.. магнолии? Вспомнился старый анекдот: «Хочу ли я? Могу ли я? Говно ли я? Ах да! Магнолия!» Отличный отель. Все включено — вплоть до магнолий. Сервис!

В какой-то момент Данилов, похоже, все-таки вырубился, потому что, когда удалось разлепить глаза, оказалось, что вокруг как-то подозрительно тихо. Не темно, нет: фонари, всяческие там лампочки и подсветка бассейна не вырубались всю ночь, а вот звуки… затихали. Дневной нескончаемый многоголосый гомон сменялся тишиной, в которой имевшему нехорошую привычку изредка маяться бессонницей Данилову неизменно мерещился шорох тяжелых, набегающих на берег волн. Даже если стоял абсолютный штиль.

— Кажись, проспал, — хрипло сказал сам себе Данилов и принялся выцарапывать из объятий лежака свое внезапно ставшее непослушным и неповоротливым тело. «Отлежал все, что только мог — к хренам! А меня там, кстати, наверное, уже чемодан заждался…»

Мысль о том, что чемодан ждет его, словно верный пес, около мраморной колонны, страдает, поскуливает, перебирает колесиками и виляет полуоторванной ручкой, внезапно показалась Данилову чудовищно забавной, и он захихикал, мотая головой и слегка подхрюкивая. Надо же, чемодан! Чемодан-чемодан-чемоданчик!..

Нетвердо ступившая нога поскользнулась на так до конца и не высохшей после целого дня водных процедур плитке. Данилов взмахнул руками в тщетной попытке удержать равновесие, не удержал и начал падать. Все это он проделывал, как ему представлялось, ужасно медленно, будто в кино при съемке рапидом, и то, что при этом никакими силами не удается предотвратить проклятое падение, не умещалось в башке. А потом и сама башка вошла в весьма болезненное соприкосновение с чем-то гулким и жестким, и Данилов раненым кашалотом обрушился в бассейн.

«Да твою ж мать! Это же бассейн… тут глубины… надо просто встать…» Но голова кружилась, сознание уплывало, в нос и рот совершенно неотвратимо проникала вода, легкие разрывало от боли, и Данилов понял, что все, конец. И главное — ночь, рядом совсем никого. «Экая глупость, ёпт! — последним отзвуком шевельнулось где-то в мозгу. — В какой-то луже!» Словно бы в море и впрямь вышло бы более… достойно. Более осмысленно и благородно.

*

— Ну давай же, давай! Подъем!

Довольно увесистый, хорошо откормленный кабанчик яростно прыгал на груди Данилова, мешая сознанию и дальше пребывать в темноте и покое. «Что за?!» — успел подумать Данилов, и его вывернуло. Выворачивало долго и мучительно: водой, хлоркой, ромом, чем-то, что в прошлой жизни было ужином, и, кажется, собственными легкими.

— Живой, — устало и как-то растерянно выдохнул рядом по-русски внезапно показавшийся откуда-то знакомым голос. — А я уже думал: кранты…

Данилов собрался с силами и попытался сесть. Лежать в луже воды и собственной блевоты внезапно показалось ему ужасно унизительным. А ведь только что едва не сдох! Вроде бы даже свет в конце тоннеля успел углядеть.

— Это от недостатка кислорода, — со знанием дела пояснил откуда-то сбоку даниловский спаситель. — Ну, свет в конце тоннеля и все такое.

— Ты экстрасенс?

Отчетливо послышался смешок. Смешно ему, надо же!

— Ты вслух говорил.

Данилов устало подумал, что и со светом, и с тоннелями, и с экстрасенсами разберется потом, а сейчас имеются вещи куда более насущные.

— Полотенце бы… — вытолкнул он из себя, стуча зубами. — Холодно.

Снаружи холодно не было, да и быть не могло (Турция же, июль), но, похоже, до организма наконец дошло, что его бренное земное существование намедни едва не подошло к концу — и он поспешно выдал слегка запоздалую нервную реакцию.

— Тебе к врачу надо. А то вдруг… Ты воды наглотался, головой, похоже, приложился… Во-о-от тут, — чужие пальцы осторожно пробежались по волосам, нащупали что-то такое в районе затылка, что заставило Данилова зашипеть и дернуться.

— Шишка?

— Еще какая!

— Кровь течет?

— Нет.

— До свадьбы заживет. И где это я так?..

— Думаю, о лесенку. Ухватиться пытался, ну и… У тебя страховка медицинская есть? Не помню только, страховой это случай или нет. Если дело в деньгах, я мог бы…

Данилову показалось, что у него начались галлюцинации.

— Это ты сейчас мне деньги предлагаешь?

— Ну да. Если ты из-за денег к врачу не хочешь…

— Идиот, — Данилов заворочался, пытаясь встать. Спаситель, в котором Данилов, не особо изумившись, узнал знакомого мальчика-аниматора, протянул ему руку, подставил плечо. Росту он был среднего, примерно с самого Данилова, только весь какой-то… тонкий. Тонкие пальцы, тонкие запястья, тонкая шея, куда в какой-то момент Данилов, которого повело от головокружения, едва не ткнулся носом. Тонкие ключицы… Что?!

— Терпеть не могу врачей. Боюсь их ужасно. Всю жизнь — аж до обморока, — признался он, когда под задницей наконец образовалась привычная пластмасса лежака, а на плечи опустилось неожиданно пахнущее морем, а вовсе не бассейном полотенце. — Гребаная фобия.

Почему-то признаться в глупом детском страхе только что спасшему тебе жизнь постороннему человеку оказалось вовсе не стыдно, а даже как-то правильно.

— Кстати, я — Данилов, — он протянул усевшемуся на соседний лежак мальчику ладонь. Ответное рукопожатие было крепким, уверенным и каким-то теплым.

— Артем. Можно — Тёма.

Данилов кивнул, принимая к сведенью полученную информацию, потом вдруг вспомнил, что так и не сказал главного:

— Слушай, спасибо. Выходит, ты мне жизнь спас?

Артем пожал плечами.

— Я на море ходил. Купаться. Днем нельзя — работа. А ночью хорошо: народа — никого и звезды. Правда, нынче как днем волны расходились, так до сих пор угомониться не могут. Но поплавать удалось — и то хлеб!

Данилов про себя порадовался неожиданному совпадению: надо же, они, оказывается, оба любят ночное море! Только во времени, похоже, раньше не совпадали. А тут… совпали. Да так… Один в один.

— Все равно я твой должник.