Куриный бог (СИ), стр. 21

«Может быть, я не только пидор, но еще и этот… мазохист?»

Теперь, когда гениальный план, похоже, с треском провалился, Данилов вместо сладостного блаженства свершившейся мести чувствовал только отчаянную обиду и горькое разочарование. Да, похоже, парочку он если не поссорил навечно, то, по крайней мере, на какое-то время всерьез развел. Он сильно сомневался, что Илья способен «простить и забыть» столь очевидный факт измены. (Сам бы Данилов точно не смог.) Но… Не случилось между ними жаркой схватки, горячего переплетения тел, общего мига, поделенного на двоих. «Я этого хотел? — подумал он и тут же сам себе ответил: — Да, я этого хотел». Ненависти, боли и слияния? Да. И того и другого.

А на уроке стало ясно: все было зря. Всегда, еще с первого класса, сидевший перед Даниловым Илья просто взял и молча пересел за последнюю, пустую парту. Да еще и на другой ряд. Как можно дальше от… кого?

Классная только поинтересовалась:

— А тебе оттуда доску видно?

И Смирнов ответил:

— Да.

На этом все и закончилось. Жука досидела одна до конца учебного года, некоторое время еще, вероятно, надеясь, что Данилов переберется к ней, но он этого не сделал. А летом ее родители укатили в Москву, и она уехала с ними.

С Ильей до самого окончания школы больше не удалось обменяться ни единым словом. Постепенно странное душевное и физическое томление и мучительные сны сошли на нет, и Данилов решил, что выздоровел. На волне стремления к новой жизни и радикальным переменам даже подналег на учебу и в результате поступил после одиннадцатого в железнодорожный университет. Что характерно, как и мечтали родители, на бюджет. Жизнь шла своим чередом. Сколько его потом ни звали на встречи выпускников, он на них не ходил. «Два раза в одну и ту же реку…»

Но этот малосимпатичный школьный эпизод познакомил Данилова с чудовищем, живущим внутри его собственной грудной клетки. Дай такому волю — пойдет убивать. И откусывать головы еще теплым трупам. Поскольку звать чудовище чудовищем откровенно не хотелось («Я же совсем не такой, правда!»), Данилов довольно долго игнорировал существование проклятого симбиота. И тот снисходительно прощал ему этот детский самообман, лишь изредка отправляясь прогуляться под солнцем или луной. И тогда в жизни Данилова наступал натуральный пиздец, после которого потом приходилось долго и муторно реанимировать тонкое, трепетное создание — свою душу.

Хорошо, что Юлишна однажды поделилась с ним дурацкой девочковой идеей о внутренних зверях. Так Данилов, наконец, узнал, кто обитает у него внутри. Крокодил. Жить стало легче, стало веселей. Хотя крокодил — тоже ничего себе чудище, но он хотя бы чудище понятное, почти родное (а не какой-нибудь Фредди Крюгер из древних ужастиков): отвратительное рыло, злобные глазки, смертоносные зубы. Клац-клац! — и нету птички, только перышки — по мутной воде. Такого можно даже на поводке выгуливать (со строгим, само собой, ошейником) или даже временами отпускать в речку — порезвиться и поохотиться. Говорят, крокодилы просто обожают полуразложившееся мясо утопленников. В душе Данилова хватало мертвецов. Да и сам он порой ощущал себя не слишком-то живым…

*

— Эй! Ты там уснул, что ли? — Артем озадаченно заглянул ему в глаза. — То пел сладко, прям соловьем разливался, то вдруг умолк — словно вырубился.

Данилов, стараясь сделать это незаметно, потер о свои дурацкие «гавайские» с пальмами шорты внезапно вспотевшую ладонь.

— Все в порядке, Тём. Просто… вступило что-то, — на всякий случай пришлось коснуться пальцами виска, чтобы уточнить, где именно «вступило». А то ведь с этого неугомонного станет начать волноваться и переживать. Еще к отельному врачу потащит. Данилов сильно подозревал, что в стандартную медицинскую страховку никоим образом не входит излечение от мук внезапно проснувшейся совести.

— Тебе, наверное, в прохладе полежать надо, — все-таки переполошился Артем. — А я тут лезу со всякими… глупостями. Или?.. — его рука юркой ящеркой пробежала по даниловской груди вниз, к завязкам шорт. Такой себе вполне очевидный и ни хрена не невинный намек на возможность продолжения. — Моей репутации уже совершенно точно хуже не будет.

«Трахнешь мальчика и уедешь, да, Данилов? А пацану еще больше месяца здесь жить».

Данилов мысленно замычал в отчаянии и даже слегка помотал головой. Чертов ящер! А ведь прав, зеленая сука! Прав.

— Извини, Тем… Но… Ты же сам сказал: все к лучшему.

Артем, как всегда, лучше него самого понял, что творится в чугунной даниловской башке. Вздохнул тихонько, сказал мягко, этим своим странным высоким голосом:

— Пойдем, Данилов. Может, еще как-нибудь уболтаю Карима. Повинюсь там, постучу лбом об пол — в лучших традициях Востока. В конце концов, за сегодняшний ночной поход на шоу мне никто сверхурочных платить не станет. Пойдем, отдохнешь у себя. И, кстати, ты ел? Заболтались мы что-то…

«Заболтались, — подумал Данилов, — какое точное слово! Оказывается, я тот еще болтун. Хотел мальчику самооценку поднять. Поднял…»

Осторожно встал, старясь не сильно напрягать затекшие от сидения в неудачной позе мышцы. Потихонечку, полегонечку. Помог встать Артему. У того вышло гораздо резвее и элегантнее. Возраст… Хотя, смешно, в самом деле. Сам еще не старик. Тридцать с хвостиком.

— Мы еще увидимся с тобой?

Вопрос прошелся будто раскаленный до красна нож по открытой ране — с шипением и запахом гари. И с болью. Стараясь выглядеть максимально расслабленно и уповая на все еще укрывающий их сумрак, Данилов пожал плечами.

— Земля круглая. Вдруг я однажды появлюсь у тебя на пороге?

— Я буду рад тебя видеть, — улыбнулся в ответ Артем. Кажется, ему тоже весьма кстати пришелся сумрак. Весьма кстати. — Проводишь меня?

— Тебе же нельзя… с гостями. Правила…

— На хер правила, Данилов. Просто на хер.

Они вышли на солнце. Сразу стало нестерпимо жарко. Оказывается, там, внутри, под сенью Нотр-Дама было еще довольно прохладно. Неторопливо, нога за ногу двинулись вдоль аллеи, ведущей к главному корпусу. Ускоряться не хотелось. Хотелось еще, пусть и совсем чуть-чуть, побыть вдвоем.

— Знаешь, кем я собирался стать в детстве? — задумчиво спросил Данилов, разглядывая причудливое переплетение теней на плитах желтого щербатого песчаника, выстилавшего дорожку. — Укротителем. — Сразу вспомнилось, как он усаживал в круг плюшевых львов, собак и даже зайцев, а сам брал в руки резиновую скакалку, купленную родителями в садик для занятий физкультурой. Прыгать через нее он так и не научился, а вот для игры пригодилась. — Представь себе: выхожу я весь безумно красивый, в белой рубашке, щелкаю кнутом — и страшные хищники выполняют любую мою команду.

— Круто! — улыбнулся Артем. Улыбнулся светло и искренне, почти по-детски, совсем не так, как с кучей многообразных оттенков и подтекстов кривил губы все эти нескончаемые полчаса. — А сейчас?

— Сейчас… — Данилов прислушался к себе. Понятно, спрашивали его совсем не об этом, но озвучил он то, во что сам еще боялся до конца поверить: — А сейчас я надеюсь научиться управляться хотя бы с одним-единственным крокодилом.

========== 6. ==========

*

Чем занимался Тёмка весь остаток дня и весь вечер, Данилов не знал и выяснять не пытался. Равно как и то, зачем мальчишка был нужен таинственному и всемогущему Кариму. После ужина в отеле давали привозное шоу местных танцев — разные регионы, разные стили. Очень энергично, очень по-мужски агрессивно. Не танец — сплошная битва. Данилову понравилось. Именно такое надо смотреть перед отъездом. Считай, повезло.

Совсем уже ночью Данилов пошел к морю — прощаться. Долго, до полного изнеможения, плавал, потом улегся звездой на воду, смотрел в небо на звезды и огромную до полного неприличия Луну. (Почему он ее совсем не замечал тогда, с Тёмкой? Словно и не было.) Остро ощущалось отсутствие рядом радужного единорога. «Море подарило — море увело», — подумалось будто в полусне. Данилов мысленно одернул себя, перевернулся, погреб к берегу. Заснуть в воде было бы довольно фатально. Ясно же, что спасать его никто не прибежит. Интересно, где сейчас Тёмка? Нужно будет оставить подарок на ресепшене. Если попросить и имя подписать — обязательно передадут. У них здесь с этим строго.