Куриный бог (СИ), стр. 20

Первого сентября на очередном идиотском классном собрании («Учиться, учиться и еще раз учиться!», «Молодым — везде у нас дорога!», «Ученье — свет!» — классуха у них была дамой старорежимной закалки) Данилов уселся, как и всегда, за свою привычную вторую парту. Повертел головой, махнул рукой особо приближенным сокамерникам… тьфу, одноклассникам! Наконец, уселся прямо, и… Вот тут-то оно все и началось. Перед ним, веселым шепотом перебрасываясь дурацкими шуточками с Улькой-Жукой, сидел… Данилов был абсолютно уверен, что не знает этого человека. Уж такое-то он бы точно запомнил! Широкие плечи, сильная шея, смуглая от летнего загара, небрежно растрепанная шапка черных кудрей. Черт! Почему-то вспомнилось из совсем уж детского: «В зобу дыханье сперло…» А тут не только дыханье сперло, но и в животе стало как-то странно. И сердце затрепыхалось испуганно. И вообще… Это же был Илюха-ботан? Или… нет? За лето Илья изменился. Даже не то слово! Мама часто говорила (очевидно, в утешительном контексте): «Мальчики всегда взрослеют позднее. Зато потом как попрут в рост — не угонишься!» Очевидно, Смирнов как раз «попер»: рост, ширина плеч, прическа. А когда обернулся, чтобы что-то спросить у Данилова, тот едва не заорал:

— Куда ты дел очки?!

«Линзы, это все проклятые линзы!» Глаза под совершенно неприлично-девчоночьими веерами ресниц оказались густого шоколадного цвета, и Данилов с ужасом понял, что тонет. И губы…

Целых четыре недели он боролся с наваждением: с желанием коснуться, прижаться — кожа к коже, ощутить под ладонями чужое сильное тело, а на губах — вкус чужих губ. Ледяной душ стал его лучшим другом. Что закономерно привело к адской простуде и недельному больничному.

И вот тут-то, плавясь от температуры и враз ставших совершенно непристойными сновидений, он принял решение: человек сильнее своих грязных страстишек. Человек делает себя сам. Иначе об него всю жизнь вытирают ноги все кому не лень. Он, Данилов, не хочет так. Не будет так. Он не пидор.

Вернувшись с этим решением в школу, он развернул целую военную кампанию за статус отчаянного бабника. Лишился девственности с местной давалкой Машкой Рыковой из одиннадцатого «А». И хотя не испытал при этом даже десятой части тех эмоций, что приносили ему жаркие эротические фантазии о Смирнове, не ударил в грязь лицом: в нужный момент организм сработал как надо и продержаться удалось достаточно долго. И — спасибо интернету и дворовым посиделкам за гаражами! — Машка осталась своим кавалером весьма довольна. Как и Танька из десятого «В». И некая Дина из машиностроительного колледжа, с которой Данилов познакомился на Дне города. И еще с десяток барышень самого разнообразного колера и пошиба, которых в ту пору Данилов менял бездумно, «как печатки». А кончил тем, что увел у Смирнова Жуку.

На роман Смирнова и Жуковой дивилась вся школа. Внезапно поинтересневший Илья и так и оставшаяся серой мышью Улька перемещались из класса в класс, держась за руки, точно первоклашки, в столовке делили на двоих булочки и яблоки, а после уроков Смирнов гордо волок за Жукой ее неподъемный рюкзак. И главное — им было совершенно плевать на окружающих. С пытавшимися по первости остроумно острить в стиле «Тили-тили-тесто — жених и невеста!» Илья несколько раз поговорил в перемену за школой, и те отвяли. Во время этих, в сущности, совершенно неизбежных разборок Данилов с трудом удерживал себя от того, чтобы рвануть следом, встать рядом, вот это вот, как у Джека Лондона:

Мы — спина к спине — у мачты,

Против тысячи вдвоем!

Хотелось сделаться если не чем-то большим («Я не пидор!»), то хотя бы другом. Находиться близко, соприкасаться локтями и коленями, сидя за одной партой. Пить «пепси» или даже пиво из одной банки. Выкуривать (исключительно в целях экономии) одну сигарету на двоих, ощущая на фильтре легкий привкус чужих губ. Данилов верил, что смог бы все это. Определенно, смог бы. Если бы не чертова Жука.

Ее присутствие мешало. Смещало картину мира. Раздражало, будто крохотный камешек, за каким-то чертом попавший в кроссовок: не успеешь оглянуться — уже кровавая мозоль.

И Данилов сделал единственное, что пришло ему в голову, дабы избавиться от проклятой помехи. «Разделяй и властвуй!» Надо заметить, это оказалось совсем не так просто и потребовало весьма основательной подготовки и тщательно продуманного плана на пару вордовских страниц. И все равно никакой гребаный план не сработал бы (попробуй вклинься между этими двумя неразлучными сладкими палочками «Твикс»), если бы Илью не скосил обрушившийся на город грипп. Болела добрая половина класса, а остальные (тайно и безнадежно) надеялись, что школу закроют на карантин. В понедельник Илья еще сидел перед Даниловым и натужно кхыкал, а Дульсинея подсовывала ему под локоть одноразовые носовые платки. А во вторник выяснилось, что заболел он всерьез и надолго. Тут-то и пришла пора для осуществления даниловского плана.

Рассчитал Данилов, новоявленный Казанова и знаток женских душ, в общем-то верно: весна, гормоны, туда-сюда. Девушкам хочется не только романтических охов-вздохов, а, так сказать, телесности. Поцелуев, взрослых обжиманий, нешуточных страстей, мокрых трусиков. Илья на этот этап, как было ясно даже стороннему наблюдателю, перейти не торопился, а вот Данилов — вполне. Сначала он подсел к Жуке с невиннейшим вопросом по поводу грядущего сочинения. Потом напросился зайти к ней домой за каким-то супернеобходимым текстом. Потом пошло-поехало: рука, как бы случайно забытая на спинке стула, пальцы, мимоходом задевшие грудь, обжигающий шепот в нежно розовеющее ухо. Когда в ответ на ставшие уже довольно откровенными ухаживания Данилов не схлопотал по морде, стало ясно: «Лед тронулся, господа присяжные заседатели!»

Тут и пришло время похода в кино на вечерний сеанс, билетов в последний ряд и жарких поцелуев на специально предназначенных для этого местах. Не сказать, что все происходящее оставило самого Данилова совсем уж равнодушным, но и особой страстью он от явно неумелых Ульяниных поцелуев отнюдь не воспылал. А девушка откровенно поплыла: подавалась вперед, терлась невеликой своей грудью об обнаглевшую даниловскую ладонь и совершенно неприлично постанывала в целующий ее рот. Впрочем, дальше поцелуев они так и не пошли — у Данилова на нее вульгарно не стояло. Да и не хотелось ему ощущать себя совсем уж подонком… после.

Но поцелуи шли «на ура», и Илья, вернувшийся в школу после болезни, застукал их с Жукой в школьной раздевалке аккурат в процессе этого увлекательного занятия. Данилов был, можно сказать, чрезвычайно доволен тем фактом, что по вторникам уроки у их класса начинались с девяти и лишний народ в раздевалке под ногами не мешался.

Сначала Илья не понял. С разбегу кинул на вешалку куртку, зацепился взглядом за даниловскую спину, бросил:

— А, это ты! Ну привет. Ты Улю не видел?

Он так и говорил мягко и аккуратно: «Улю», — надменно презирал всякие пошлые сокращения и уменьшительные суффиксы. Данилов дернул плечом и на полшага отступил в сторону. (Дальше у него отступить попросту не получилось — в раздевалке было тесно.)

«Явление Христа народу», — мрачно усмехнулся Данилов, наблюдая «встречу века». Жука как-то тоненько ойкнула. Илья побледнел. А потом развернулся и вышел. А Данилов остался в отвратительном одиночестве. (Если не считать Жуку, всхлипывавшую за его спиной.)

— Как же так, а? — беспомощно сказала она.

Данилов понимал, что должен сочувствовать. Или злорадствовать. Но сил не было ни на то ни на другое.

— Иди умойся, — буркнул он, протягивая Жуке свой порядком замурзанный носовой платок, — у тебя тушь потекла.

— А как же?..

Наверное, она ждала уверений в вечной любви, доказательств того, что ее жертва не напрасна. Данилов скривил губы. Вкус недавних поцелуев ощущался на них чем-то отвратительным, гадким, словно только что облизал чужой грязный стакан.

— Иди. Потом поговорим. Звонок через пять минут.

Она пошла умываться. Данилов — в класс. С каждым шагом вверх по лестнице происшествие в раздевалке казалось ему все более и более неправильным. Илья должен был разозлиться, даже рассвирепеть. (Разве не так поступил бы сам Данилов, увидев, как некто засовывает свой поганый язык в горло его… любимого человека?) Илья должен был взбеситься, дать в морду, наброситься с кулаками, повалить на пол…