Куриный бог (СИ), стр. 12

— А ты? — чтобы скрыть мимолетную неловкость, решился задать Данилов встречный вопрос.

— А я — Артем Курицын. Тебе с именем не повезло, мне — с фамилией. Тоже достаточно… фатально. В школе всю дорогу Цыпой звали. Ужасно обидно. Да я еще и мелким был, тощим. Шея длинная, рот огромный, голос, как у девчонки — вылитая Цыпа.

— Весело! — со вздохом согласился Данилов. Похоже, не у него одного тут проблемы.

— Ладно, давай на этом завязывать с психоанализом. Думаю, в нашем с тобой случае имеет смысл придерживаться тем понейтральней.

Данилову не особенно хотелось нейтральности. В общем, вся эта хрень и задумывалась ради того, чтобы стать ближе. Добавить в отношения остроты и ясности. Открытости на грани полной обнаженности. И вообще — обнаженности. Во всех смыслах. Ну да, конечно.

Интересно, однако: с девушками его никогда особо не волновало, в какой момент перевести отношения в горизонтальную плоскость. Как получится, так и ладно. Страдания на тему «дала — не дала» всегда казались ему уделом прыщавых закомплексованных по «самое не хочу» подростков. «Наше дело — предложить, ваше дело — отказаться». Всегда думал: «Пошлет так пошлет. Ей же хуже. Найдем другую».

А с Артемом трепыхался зачем-то, вздрагивал. Хотя, вроде бы, у мужиков все должно происходить куда циничнее и проще. Даже без попыток в гребаную романтику и обязательного «миллион-миллион-миллион алых роз»… Тут и пожалеешь, что всю жизнь бегал от подобных отношений как черт от ладана. Разве что пару раз в армии. Ну там и было так, баловство, руки взаимопомощи. Отчего-то Данилов знал: тут не проканает. Тут все по-другому. Все совсем иначе.

— Расскажи мне лучше про себя, Данилов, — ворвался в его мысли голос Артема. — Что хочешь. А то усну я сейчас — будешь мой храп слушать.

Данилов с изумлением понял, что и храп послушал бы, и спящим Темкой полюбовался (и помечтал заодно… о всяком), но просьба есть просьба.

— А что я? Университет закончил железнодорожный по специальности «строительство железных дорог». Ни дня по ней не работал. Открыл свою фирмочку — продукты на север возил. Знаешь, все эти поселки вахтовиков с непроизносимыми названиями? Неплохо пошло. Теперь у меня несколько собственных вагонов. Ну… так, короче. Не бедствую.

Говорить о своей финансовой состоятельности было отчего-то стыдно. «Подумает еще, что хвастаюсь. Или, не дай бог — покупаю. Распушил, понимаешь, перья!»

Однако, похоже, на Артема вся эта захватывающая история даниловского восхождения «наверх» не произвела ровно никакого впечатления. Он только вежливо покивал, энергично потер явно слипающиеся глаза и задал вопрос, к предыдущей теме совсем не относящийся.

— А что с личной жизнью? Продолжатели династии и все такое? Тебе теперь по статусу положено.

Данилов смутился. Он ведь и впрямь в последнее время всерьез начал прислушиваться ко всем этим, прилетавшим от «доброжелателей», советам: «Пора уже о семье подумать. Как, ты все еще не женат?! Данилов, скоро поздно будет! Тебе еще детей поднимать». Данилов обычно переводил все в шутку, отвечал, что у него, в отличие от женской половины человечества, «биологические часы» не так чтобы «тикают», а поднимать никогда не поздно, дети — дело нехитрое. Вот и Ника в его жизни возникла аккурат из таких «прагматичных» соображений. И чем закончилось?

— Да не переживай ты так! — понял его затянувшееся молчание по-своему Артем. — Встретишь еще свою «половинку».

Данилов недовольно дернул щекой: нечто подобное он и сам впаривал Веронике в первый день пребывания в отеле. Конечно, в виде шутки, но, как известно, в каждой шутке… Моментально вспомнилась буквально прописавшаяся в последнее время на просторах интернета цитата из Фаины Раневской (великая женщина!): «Вторая половинка есть у мозга, жопы и таблетки. А я изначально целая». Данилов был совершенно согласен с этой простой мыслью. Какие еще, на хрен, половинки! Но на Артема, совершенно очевидно желавшего «как лучше», срываться не стал — он-то здесь причем!

Просто буркнул:

— Хватит. Нашел уже.

— Эту свою, что ли? — на всякий случай не без ехидства уточнил Артем. Похоже, разговор о личной жизни Данилова что-то в нем разбередил: сонный морок исчез с физиономии, а глаза засверкали неподдельным интересом. — От которой ты башкой вниз в бассейн сиганул?

— Ее Ника зовут. Вероника. Ну… она, да.

— Ну и дурак!

Это спокойное, даже как бы снисходительное «дурак» довольно болезненно царапнуло даниловское самолюбие.

— Много ты в бабах понимаешь! Она, между прочим, ни хухры-мухры — университет закончила. Учительницей в школе работает. Географии. Ее, может, скоро завучем сделают.

Гадский Тёмка посмотрел на него снисходительно, будто на детсадовца, даже немного сверху вниз. (Что было, пожалуй, довольно смешно, учитывая разницу их положения относительно земной поверхности: Данилов сидел, а Артем по-прежнему полулежал на своем шезлонге.)

— Учительницей? Нет, правда? С таким-то ртом?

— А какой у нее рот? — удивился Данилов.

— Минетный.

Данилов чуть не подавился вином, которое аккурат в это время все-таки решился допить и которое уже успело основательно нагреться на совершенно не желающем остывать к ночи воздухе.

— Надо же! А я и не замечал.

— В твоем возрасте пора бы разбираться, — снисходительно хмыкнул Артем. — Уверен, она им правильно… артикулирует.

Данилов шпильку про возраст пропустил мимо ушей. Подумаешь, тридцать с хвостиком!

А вот над всем остальным всерьез задумался. «Артикулировала» Ника и впрямь правильно, даже как-то старательно, словно делала заданное на дом упражнение или отрабатывала перспективную педагогическую методику. На оценку. Или сдавала нормы ГТО. «Красавица, спортсменка, комсомолка!»

На секунду в голове мелькнула шальная мысль: «А как это делает Артем?» Мелькнула и пропала, обдав Данилова с ног до головы внезапным жаром — даже затылок исхитрился вспотеть. И пятки. Данилов бросил на Тёмку короткий вороватый взгляд. Тот, как ни в чем не бывало, валялся на своем лежаке, подложив руки под голову, полуприкрыв глаза и тихонько улыбаясь: то ли Данилову, то ли каким-то свои мыслям. Улыбка у него была славная, губы — однозначно неминетные. Хотя опять же… хм… Данилов бы, пожалуй, проверил.

— А ты не такой милый, каким прикидываешься, — заметил он, наконец, в очередной раз коротко взглядывая на Тёмку. Просто не мог не смотреть. Не получалось. — Облил дерьмом мою девушку — и доволен.

— Бывшую ведь девушку? — лениво уточнил, потягиваясь, Артем. Гад! Как Данилов сегодня спать-то будет? Руки ведь по локоть сотрет…

— Ну, бывшую. И что?

— Так про бывших говорить гадости — дело святое. Это про нынешних вроде как… не комильфо. Ревностью отдает.

— А это… не отдает? — осторожно уточнил Данилов. Разговор становился совсем уж ночным. Давно замечено: ночные разговоры — самые откровенные, когда напрочь отказывают тормоза. А утром за собственную откровенность чаще всего становится чудовищно стыдно.

— Разве что совсем чуть-чуть. Ты мне нравишься, Данилов. И я ни черта не милый. А теперь можешь бежать. Теряя тапки.

«Не бежать, а взлетать! Как какой-нибудь жирный альбатрос. Я ему нравлюсь!» Данилов, стараясь сделать это незаметно, потер внезапно вспотевшие ладони о свои дурацкие «гавайские» шорты с пальмами.

— Не льсти себе. Не такой уж ты и страшный, чтобы от тебя бегать!

— И не такой уж милый, чтобы бегать за мной?

— А чем я нынче, скажи на милость, занимаюсь?

Артем аж сел.

— Ты это всерьез?

Данилов кивнул. Не мастак он был в слова. Ну вот… вроде бы что-то такое озвучил. Принимать решения, кстати, много легче, чем их выполнять. Внезапно сделалось страшно. Жизнь входила в крутое пике, из которого выберешься или нет — хрен знает. Он просто всем своим ливером чувствовал, как что-то внутри и снаружи непоправимо меняется. И, может, не так уж неправ, в конце концов, был Тёма со своей рекомендацией «сбежать»… А что? Нормальная жизнь, нормальные бабы, нормальная — чем черт не шутит! — семья. И ты среди этой всей красоты тоже — до отвращения нормальный.