Бумеранг для Снежной Королевы (СИ), стр. 62

Вначале он потребовал, чтобы Настя встала на колени, и просила его на коленях. И Настя буквально рухнула на колени перед ним, но этого унижения ему показалось мало и он сказал:

— Я дам тебе деньги, но… Ты всегда отныне должна быть готова обслужить меня или того, на кого я тебе укажу, — и он указал на своего босса.

— Нет, — сказала Настя. Встала с колен и ушла не оборачиваясь, резонно решив, что в фирме по сопровождению она будет куда моральнее и нравственнее, чем отрабатывая сексуальную повинность у отца своего ребенка.

Насте тогда очень повезло. Очень-очень. Так уж случилось, что первым и последним ее клиентом был именно Малиновский, на спор пришедший в салон. Просто выпил, просто поспорил, просто пришел. А потом всю ночь проговорил с Настей, а утром отвез ее к знакомому издателю и заставил того прямо при нем прочесть ее детективный роман. А потом не позволил заключить грабительский контракт, сказав, что Настя его невеста. Анастасия начала зарабатывать достаточно, чтобы воспитывать больного ребенка, и теперь она раскрученный бренд, сама диктующий издателям условия заключения договоров.

Но на этом Ромка не успокоился. Папаше Даника пару ребер втихаря он все же сломал, и нос свернул на бок…

И вдруг, буквально на следующий день после объявления о помолвке Сашки и Насти в прессе появляется фотография Анастасии из того самого салона, где она, мягко говоря, не совсем прилично одета, и статья, в которой говорится, что невеста Воропаева-младшего работала проституткой, что, опять-таки, мягко говоря, было ложью.

Мне бы тогда сопоставить фамилию кандидата в депутаты, который и был боссом Данькиного отца, а я не сопоставила, даже не усмотрела в этой истории наезда на репутацию «Zimaletto». Я вообще ничего тогда не замечала, зацикленная на своих отношениях с Андрюшей.

***

Мое завершение стажировки пришлось на католическое Рождество, когда банк закрывался на пять дней. Мы с Андрюшей дождаться не могли этой даты, уже окончательно поняв, что друг без друга мы жить не сможем и решив пожениться сразу же после окончания мною четвертого курса. Мы даже в последний приезд Андрея купили кольца для помолвки.

— Ты уверена? — спросил меня Андрюша. — Ты все время твердила, что мы должны проверить свои чувства. Проверила?

— Да! А ты?

— А мне не нужно было проверять, я еще тогда, в прошлый новый год сошел с ума.

— И над любовью

Власти ни время, ни даль

Не получили!

— Хокку?

— Хокку.

Андрей улетел, оставив меня по секундочкам высчитывать время до возвращения. Двадцатого декабря он написал мне в чате: Я так тебя люблю, родная моя. Это тебе Я ждал, томился, снова ждал.

Разлука продолжалась.

Чтоб ты вернулась, я мечтал

И больше не терялась.

Пускай все чувства у людей

Разлука обостряет,

Но как тоскливо ждать, поверь.

И грусть не убывает.

И пусть до встречи нам с тобой

Всё меньше остаётся,

Дни словно выросли длиной,

А сердце — чаще бьётся!

Я жду — и верить я боюсь,

Что скоро, скоро чудо!

Ты мне напишешь: «Я вернусь».

И я с тобою буду!

«Я вернусь! Двадцать четвертого я вернусь. Я люблю тебя», — написала я.

… Папа позвонил двадцать первого, на рассвете. — Катя, срочно прилетай, — и голос такой, что я сразу поняла, случилось непоправимое.

— Что случилось?

— Авария.

— Кто?

— Юрка с Надей сразу насмерть, Андрей в коме.Ты на вершине?

Счастлив? Решил — навсегда?

Падаешь больно.

Зачем? Господи, зачем ты позволил меня разморозить? Чтобы было так больно, чтобы опять хотелось забиться в норку и никогда уже оттуда не вылезать?

========== С холодной головой… ==========

От автора.

Катя не помнила ни как она меняла (а может покупала новые) билеты, ни как летела, ни как спускалась с трапа в аэропорту Внуково, ни дорогу до отделения неотложной нейрохирургии НИИ скорой помощи имени Н.В. Склифосовского. Она не слышала, что говорил ей врач, вернее не так, она слышала, но не понимала. Вроде отдельные слова и казались ей смутно знакомыми, а вот что они означают все вместе, она никак не могла понять.

— Я должна его увидеть! — перебила Катя врача.

— Вы ему кто?

— Я? Я только что прилетела из Кельна. Я его жена, — и кольцо на пальце показала, как будто штамп в паспорте. И все пыталась объяснить, что он тоже хочет ее видеть, что он без нее не может, а она не может без него, и она должна ему это сказать, напомнить, что он обещал всегда быть с ней рядом и никогда не бросать ее. А если ее не пустят, то он может забыть это и бросить ее, и уйти навсегда, а виноваты будут те, кто не пустил ее…

— Вы не беременны? — резко оборвал ее врач.

— Нет!

— Хорошо, — доктор зачем-то измерил ей артериальное давление, — «Седазил», ноль-пять процентов, один кубик, и через десять минут пустить.

— Зачем?

— Вам нужно успокоиться.

Подошла медсестра, взяла Катю за руку, повела в процедурную, где и сделала ей укол.

— Девушка, тут ваши свекор со свекровью, посидите около них, а когда будет можно, я вас впущу к мужу. — и снова за руку подвела Катю к смутно знакомым мужчине и женщине. — Павел Олегович, прилетела жена вашего сына.

— Жена? Какая жена? — Павел повернул голову. — Катенька?

— Я! Я жена. Слышите, я жена, вот, посмотрите, вот, — лихорадочно проговорила Катя протягивая вперед правую руку с кольцом, и стала красиво, будто в замедленной съемке, оседать на пол.

Первой опомнилась Маргарита, успела вскочить и подхватить девочку, а уже через пару минут, они сидели обнявшись и тихо плакали, и вместе со слезами, а может быть, благодаря «Седазилу», потихоньку уходило истерическое состояние, и Катя смогла адекватнее воспринимать действительность.

— Катенька, — теплая сильная рука погладила ее по голове, совсем, как Андрей гладил, — у нас у всех горе, но держаться необходимо. И надеяться тоже необходимо. Слезами мы Андрюше не поможем, а вот расстроить его можем. Знаете, говорят, что даже в коме мозг воспринимает информацию.

— Спасибо, Павел Олегович, я постараюсь. Постараюсь не расстраивать Андрея.

Из реанимационного блока вышел врач и подозвал Катюшу.

— У вас три минуты.

— Всего?

— Целых. Идите.

Сразу за дверью на Катю надели халат, бахилы и заставили надеть маску на лицо, после чего показали на вторую дверь с правой стороны коридорчика. Каких-то пять метров отделяли ее от него, но это была самая длинная, самая трудная дорога в ее жизни. Катюша даже не поняла сразу, где Андрей. Кровать она видела, какие-то аппараты у кровати она видела, какие-то трубочки она тоже видела, а вот Андрея нигде не было. И только подойдя к самой койке, Катя поняла, что Андрюша все-таки на кровати, просто под бинтами и трубками его почти не видно. Мерно и ритмично поднимался и опускался какой-то поршень в стеклянном цилиндре, как ни странно, но это почему-то показалось ей очень добрым знаком.

Катенька нашла руку Андрея и взяла ее в свои руки.

— Родной мой, любимый, Я умоляю тебя, вернись. Ты очень мне нужен, Андрюшенька. Очень-очень. Не бросай меня, пожалуйста, я умоляю, не бросай. — она все искала, куда его поцеловать, но лица не было видно, тогда Катя поцеловала его руку, немного сдвинув свою маску. Наклонилась над бинтами, где по ее мнению должно было быть его лицо. — Это я, твоя любимая девочка, я замерзну без тебя, родной мой, стану снежной.