Бумеранг для Снежной Королевы (СИ), стр. 17

И папа сел, молча сел и приготовился слушать.

— Ситуация в нашей семье ужасная. Твой брат виноват перед тобой, передо мной, перед мамой, наконец. Но так, как ты себя повел, так тоже нельзя. Ты ведь был маленьким пятилетним мальчиком и понятия не имел, какие отношения были у отца с матерью. Ну а вдруг дедушка избивал бабушку, или унижал, или еще что-то. Почему ты осудил свою мать, даже не выслушав ее? Хоть бы письма ее почитал! Так тоже не стал, гордыня заела. А если даже дедушка был замечательным, а бабушка полюбила другого? Так ведь тоже бывает, папа. Мир не черно-белый. Так не бывает, чтобы один был однозначно плохим, а другой однозначно хорошим.

— Мать бросила меня. Понимаешь? Бросила, пятилетним! А ты ее сейчас защищаешь, Катя! А это значит, что и ты бы так могла поступить. Вся в бабушку пошла.

— Ты думаешь, что если станешь сейчас меня оскорблять, то тебе легче станет? Не надейся. Я на каждое твое оскорбление буду пытаться ответить тебе логикой. Папа, а ведь бабушка приехала за вами обоими, так?

— Ну так.

— Так почему же она забрала только одного?

— Кукушка потому что.

— Кукушка вообще не приехала бы. Пап, а если дедушка вынудил ее оставить одного ребенка? Ты же знаешь только то, что рассказал тебе дедушка, ты не слышал точки зрения бабушки.

— Хорошо, допустим. Лена, вот представь себя на месте моей матери. Если бы я не отдал одного ребенка, ты бы уехала хоть куда-нибудь?

— А ты что, простил бы мне измену?

— Ни за что!

— Дал бы видеться со вторым ребенком?

— Нет! Нашла себе хахаля, разделили детей — живи, но чтобы близко ни ко мне ни к моему ребенку не… — он запнулся, осознав, что он только что сказал.

— Ты весь в отца, Валерик. Сам и ответил на свой вопрос.

— Папа, у Юрия Сергеевича сохранились все бабушкины письма тебе. Неужели ты не хочешь их прочесть? Ну, хотя бы для того, чтобы услышать ее версию событий, узнать, что и тебя она очень любила.

— Не хочу!

— Папа, не руби с плеча. Подумай. Теперь… Юрий Сергеевич. Да, он очень виноват и перед тобой, и передо мой, но войну-то не он начал. Не он, а ты, папа!

— Я? Да как у тебя язык повернулся сказать такое? — закричал отец.

— Пожалуйста, не кричи. Давай разберемся. Ведь ты даже слушать не стал, почему дядя Юра фамилию сменил. Ты решил, что он вас продал. Ты решил, что:Честь или деньги?

Чаша качнулась весов.

Что побеждает?Почему ты решил, что все дело в деньгах? Почему ты считаешь, что у тебя есть право судить других? Всех, которые не соответствуют твоим моральным ценностям. А ты что? Мерило? Эталон? Нет! Ты только задумайся — четырехлетний мальчик, совсем кроха был разлучен с отцом и братом. Как долго он может их помнить? Два, три месяца, ну хорошо, полгода. А потом адаптируется, начнет воспринимать окружающую его реальность, как единственно существующую. Ты это понимаешь?

— Понимаю, конечно.

— А то, что ребенок мог привязаться к новому отцу и воспринимать его уже как своего отца, и любить его уже как своего, ты понимаешь? Ведь его приемный отец его очень любил, все для него делал. Так почему ты не допускаешь даже мысли, что не из-за денег Юрий променял фамилию, а потому что очень любил отчима? Но ты ничего у брата не спросил. Ничего. Услышал его фамилию, обвинил, смешал с дерьмом и гордо ушел. Так кто войну начал, папа?

Так шаг за шагом я пыталась заставить отца посмотреть на все события с разных сторон. До тех пор, пока мы не подошли к эпизоду восемьдесят пятого года, когда я чуть не умерла. Тут и отец был непреклонен, мол, ты могла умереть, и мама была солидарна с папой, да и я сама целиком и полностью была на стороне родителей, может поэтому мне было так тяжело было быть адвокатом дяди Юры в этой ситуации. Но… Во-первых, я все-таки не умерла, нашлись добрые люди помогли. Во-вторых, я видела, что Юрий Сергеевич искреннее раскаялся. Ну, а в-третьих, я обязательно должна была найти аргументы «за», иначе бы «Зималетто» я получила только ценой полного разрыва отношений с родителями. А мне этого очень не хотелось.

— Папа, помнишь, мы смотрели фильм, где убийца вышел на свободу через пятнадцать лет отсидки и его всюду отвергали, не брали на работу, жена от него давно отказалась и там был почти последний эпизод, когда он разыскал мать девочки, за которую и вступился, и поэтому стал убийцей, помнишь?

— Ну, помню. Что ты хочешь этим сказать?

— И мать той девочки, я уже не помню почему, прогоняет его. Он идет на центральную площадь городка… А я вспомнила, он убил сына бургомистра, и все боялись или не хотели протянуть ему руку… И он идет на площадь, ложится там на брусчатку и нам кажется, что он засыпает. А потом утренний рассвет, камера наезжает на колокольню Ратуши и мы видим, что он повесился на языке колокола. Помнишь, что ты тогда сказал?

— Нет!

— Ты сказал, что он прошел пятнадцать лет каторги и выжил, а когда он уже искупил свою вину, людская трусость и равнодушие его убили. И ты тогда говорил, что это жестоко и несправедливо.

— Я помню, к чему ты это?

— Папа, дяде Юре пятнадцать лет каждую ночь снится маленькая девочка без зубов и со вздутым животом. И каждую ночь она умирает у него на руках. Его сын слышал ваш разговор и отвернулся от него. Папа, а ведь он даже не убийца. Даже попытки убийства не было. Была гордыня и глупость. Глупость и гордыня. Он еще не расплатился за них, папа? Это твой брат, твой младший брат, пятнадцать лет живущий в аду, мне его добить? Нет, давай его лучше повесим на Ратуше.

Мама давно уже плакала, папа тоже сглатывал слезы. Я все же нашла верную ноту для этой арии.

— Я должен подумать, — сказал отец. И это была победа. Моя первая победа!

Комментарий к Первые победы.

Я очень прошу, оставляйте комментарии. Ругайте, хвалите, только не молчите.

========== Пропитано ложью… ==========

POV Андрей Жданов.

Как оказалось, первые сутки нового года были только разбегом для преодоления дистанции размером в целый месяц. Месяц, засосавший меня в воронку сессии (к чему я в общем-то, был готов заранее), разборок с Кирой (к чему я никак готов не был), срочной работы, потому что дядя Юра вдруг решил тряхнуть стариной и вместо того, чтобы прилежно работать, на целый месяц решил сменить деловой костюм бизнесмена на мантию преподавателя ВУЗа. Он, конечно, и в прошлом семестре преподавал, но как-то неубедительно. Всего четыре часа в неделю. А в январе просто переселился в Университет.

Хрен его знает, зачем ему это было нужно. Там же вроде каникулы были, а курс, который он читал, занимал всего три недели, мог бы в середине семестра его прочесть. Он что, не понимал, что у меня сессия, в «Зималетто» показ, и дел выше крыши? Понимал, но ему словно вожжа под хвост попала. Торопился так, будто боялся куда-то опоздать. И это было очень неожиданно. Еще тридцать первого декабря речи не было о его срочном преподавании, а уже первого января почти в десять вечера он пришел к нам домой, о чем-то пошептался с отцом, потом они вызвали меня и поставили перед фактом: на ближайший месяц я поднимаюсь с производственного этажа на административный, получаю отдельный кабинет и впервые начинаю самостоятельно готовить показ новой коллекции.

Я бы, может, и возразил, может, даже начал бы возмущаться и, вполне вероятно, что отбрыкался бы от щедрот отцов компании, но я был совершенно выбит из колеи после встречи с Кирюшей, чувствовал неловкость перед дядей Юрой за свой категорический отказ не только жениться, но и встречаться с его дочерью, и я промолчал.***… Мы отправлялись посидеть не в приличествующей нашему статусу «Шоколаднице», как на том настаивала Кира, а в маленькое уютное кафе неподалеку от их дома.