Бумеранг для Снежной Королевы (СИ), стр. 15

— Юрка, я ведь не милостыню просить пришел. Я пришел взять свое.

— А откуда у меня твое?

— Как откуда? — он растерялся. — Мама же оставила мне квартиру и около тридцати тысяч.

— Кто это тебе сказал?

— Мама и сказала.

— Когда? Когда к тебе летала? Так ты же ее не простил, в дом не пустил, внучку и ту не показал. Судить решил! Всех судить решил. И маму, и меня. Письма не вскрывая назад отправлял, а теперь опомнился, как жареный петух-то в жопу клюнул? Ничего тебе мама не оставила. Понял?

— Юрка, я когда с похорон приехал, пришло еще одно письмо, вот посмотри, — Валера протянул мне листочки, — это она перед самой смертью отправила, а пришло письмо уже после похорон. Понимаешь?

Я взял письмо в руки, прочел. Все правильно, мама писала, что завещает квартиру и деньги Валере, умоляла его принять этот дар. Если не для себя, то хотя бы для дочки.

— А что ж ты раньше не заявлял о своих правах? — спросил я.

— Я ничего не хотел брать ни от мамы, ни от тебя.

— А теперь, стало быть, захотел?

— Не захотел я, выхода у меня нет.

И весь он стоял такой праведный, такой чистенький среди моего дерьма, что мне нестерпимо захотелось и его в это дерьмо окунуть, перед тем, как протянуть ему руку и вытащить его из дерма этого. Я решил, что он не должен знать о законности свои претензий, пусть думает, что это я исключительно по благородству и щедрости своей души его спасаю.

Я открыл свой письменный стол и достал из него завещание, за которое было заплачено адвокатам.

— На, посмотри. Ты тут свое имя видишь? Я — нет.

Валера пробежал бумагу глазами, крепко зажмурился. Потом открыл глаза, положил «завещание» на стол, пробормотал: — Она снова меня обманула. — Выпрямился, резко развернулся и уже через какую-то секунду его не было. Я бросился за ним. Хотел дать ему деньги, сказать, что я обязательно помогу, но пока я набрасывал пальто, пока ждал лифт Валеры и след простыл. Я поехал в аэропорт, но и там его не было.

И начался ад. Моя индивидуальная Геенна огненная. На долгие годы… Ад начался с полных ужаса глаз моего сына. Он все слышал, весь наш разговор с Валерой. Он все понял, мой десятилетний мальчик. Поздним вечером, когда я пришел его поцеловать на ночь, он спросил у меня срывающимся голосом: — Если у Киры будет умирать дочка, что мне сказать Кире? Что я не могу ей дать деньги? — и отвернулся к стене…

— Катя, я очень прошу тебя, поверь мне. Я искал и тебя, и родителей твоих. Это правда. Ты просто не представляешь, что это такое, пятнадцать лет, каждую ночь видеть во сне маленькую беззубую девочку с раздувшимся животом, умирающую прямо на моих руках.

— Почему же не представляю? — усмехнулась я. — Очень даже представляю, сколько раз видела себя в зеркало. Зрелище не из приятных, согласна с вами.

— Только давайте оставим лирику, если можно. У нас у каждого свой ад, а я не Господь Бог, чтобы судить, и даже не священник, чтобы грехи отпускать. Так что я хотела бы, если можно, услышать, что вы от меня хотите.

— Я хочу чтобы ты получила все, чего я тебя лишил.

— Вы о квартире и деньгах? Теперь вы хотите купить мне жилье и дать тридцать тысяч? Кстати чего, рублей или долларов? Не маловато, чтобы заработать возвращение из ада?

— Я, конечно же, куплю тебе квартиру, и оплачу любую пластическую операцию, и лучших стилистов, и куплю самую брендовую одежду. Но я не об этом, девочка, совсем не об этом.

— А о чем?

— Я хочу, чтобы ты закончила Университет, поехала на стажировку, ну скажем в Германию, а потом вернулась и пришла в «Зималетто».

— На какую должность?

— А это уж как тебе захочется. Хоть президентом. Мой пакет акций переходит к тебе. Если я буду жив к тому времени, я сам тебя представлю совету директоров, если нет, ты все получишь, по завещанию.

— Ну, да… Папа уже как-то получил кое-что по завещанию. Я получу так же, как папа?

— Нет, девочка, мы сделаем все иначе. Мы вместе пойдем к адвокату, я заранее подарю тебе весь свой пакет акций, а ты просто наймешь меня для ведения дел, пока не закончишь учебу и стажировку.

— Так я вам еще и платить буду должна? — хмыкнула я.

— Детка, любая работа должна быть оплачена. — он впервые улыбнулся с начала нашего разговора, правда, краешком губ, но все же улыбнулся. — Тебе, как будущему экономисту это должно быть известно лучше всех.

— Юрий Сергеевич, вы же понимаете, что папа никогда, ни при каких условиях не позволит мне даже взглянуть в вашу сторону. Делать что-то за спиной отца я не буду. Его и так достаточно предавали близкие ему люди.

— Значит ты отказываешься от моего предложения?

— Я этого не сказала.

— Тогда я вообще ничего не понимаю.

— Мне нужно время. Я должна все хорошенько обдумать.

— А работу будешь делать? Если у тебя получится, я мог бы ее представить как экзаменационную по Антикризу. Получишь автоматом.

— Работу буду делать. Мне самой ужасно интересно. А когда и как вы нашли нас, Юрий Сергеевич?

— Два года назад нашел. Как раз сразу после новогодних праздников. Знаешь, я ведь давно уже не преподаю, из-за тебя пошел, хотел поближе присмотреться.

— Присмотрелись?

— Да.

— И что?

— Ты самая умная из четверых, самая честная и принципиальная. И самая… холодная, что ли?

— А я не печь, греть не нанималась.

— Знаешь, я ведь все понимаю. Правда. Все-все. И почему ты такая, тоже понимаю. Поехали, я отвезу тебя домой.

— Ни в коем случае. Юрий Сергеевич, пока я не решу, что делать, вы лучше не трогайте меня, ладно?

— Ладно. Ну, а деньги на такси я хоть могу тебе дать?

— Не стоит. Пока ничего не нужно. — я пошла к выходу из ресторана.

— Катя!

— Да.

— Спасибо тебе…

Всю дорогу до дома я думала только об одном — если папа узнает, что я собираюсь принять предложение Юрия Сергеевича, он умрет от горя. Но и отказываться от такого я тоже не могла. Что делась, как разрешить эту ситуацию, я не имела понятия. Пока не имела. Ясно было одно, чтобы не сделать папе больно, нужно все скрыть.Тайна тревожит.

Рот не позволю раскрыть:

Больно не будет.

========== Первые победы. ==========

POV Андрей Жданов

Бог мой, как ужасно начался этот год! Позорище в Собрании, потом самоубийца на дороге, потом до утра лекция на тему «Коварство и поведенческие особенности женщин в деле охмурежа», краткий беспокойный сон, и с самого утра первого января беспрерывные звонки. Слезы, упреки, угрозы, извинения, клятвы и снова слезы.

Хотя нет, что это я? Самоубийцу на дороге из списка ужасов нужно вычеркивать. Это, пожалуй, единственное светлое пятно нового года. Я спас чью-то жизнь, надеюсь, что спас, надеюсь что она оставила мысли о сведении счетов с жизнью. Приятнее все же думать, что спас кого-то, а не отсрочил чей-то уход.

Кира задолбала. Она, как будто, подслушав вчерашнюю Ромкину лекцию, слепо следовала написанному им поведенческому сценарию. Целый день сегодня звонила то с упреками, то со страшилками, то с извинениями и слезами.

Какой же я болван! Непроходимый, пещерный тупица. Три месяца краснеть, бледнеть, дарить цветы и вздыхать, вздыхать, вздыхать. И вся эта хрень вместо того, чтобы один раз послать, и сразу получить желаемое. Ромка гений! Он правильно назвал меня «невинным». Мне и в голову не приходило, что вся ее холодность и безразличие, это сплошное притворство.

— Ромка! — закричал я после очередного Кириного звонка. — Ты уже с десятой бабОчкой воркуешь. Хорош трещать, трубка раскалилась. Дуй на кухню, я кофе сварил.