Предварительное дознание (СИ), стр. 40

— Больше всего я скучаю по кофе.

— Я тоже. У моей жены был ритуал по утрам заваривать в турке две чашки. Перед университетом мы глотали его словно наркотик, и сон как рукой снимало. Сейчас этот растворимый химический заменитель вызывает одну изжогу.

— Ты просто старый, — мне удалось слабо рассмеяться.

— Это точно, — Сайман замолчал, а я приоткрыл глаза, рассматривая его профиль в ослепляющем солнечном свете.

Сайман был привлекательным. Не разложенный на кусочки мозаики физиогномики он казался намного более интересным. Жестами, мимикой, выражением глаз – всё это не складывалась в привычную картину, которую я легко собирал, считывая личности незнакомых мне людей. В Саймоне сейчас замечалось большее, или, возможно, мне хотелось его так видеть...

— С женщинами мы потеряли не только хороших работников, — я эту тему долго изучал и мог говорить о ней часами. — Я помню, как весь мир превратился в огромное кладбище, помню разбои на улицах и полное отчаянье, когда всем казалось, что пережить эту катастрофу мы не сможем, и завтра настанет конец. В магазинах очереди выстраивались как при Ульбрихте[1], общественный транспорт не работал, большая часть города жила без воды и электричества. Думаю, если б не ввели военное положение, мы истребили бы друг друга.

— Спустя восемь лет мы неплохо живём… — возразил Сайман.

— Это в столице. Берлин поддерживают, собирают тут людей и заставляют вести себя так, словно ничего не случилось. Я много где побывал, видел, как мир изменился, и уверен, потребуется не одно десятилетие, чтобы забыть и исправить то, что было разрушено. И причина этой катастрофы не одна лишь смерть половины населения, но и отношение к изменениям. Ещё до того как люди похоронили своих погибших жён, они стали убивать своих детей, которые превратились в омег — в отбросы общества, в низменных существ.

Сайман не ответил ничего на мою агрессивную тираду, но его пальцы чувствительно сжались на моей ноге. Было ли это поддержкой или жестом сочувствия, меня не волновало – недовольно скинул его руку и достал ещё одну сигарету, теперь уже из своей пачки:

— Я видел «Земли мёртвых» на полях между Оксфордом и Челтнемом, сотни некогда возделываемых гектаров земли превратили в общественное кладбище. Англия похоронила на нём десять миллионов человек. Это самое огромное кладбище из всех существующих, и оно ещё много веков будет напоминать о случившейся трагедии. В Польше из-за всеобщей неразберихи люди живут без ЖКХ, как двести лет назад. А в Испании после взрыва Аско и Вандельоса началась экологическая катастрофа, и в Каталонии не осталось ничего живого. О том, есть ли жизнь в России, мы можем смутно догадываться по военным кордонам и полной торговой изоляции. Я не живу в иллюзиях, но и думать о том, что может с нами случиться в будущем, не хочу.

— Ты пессимист, — заметил Сайман.

— Ага, — ухмыльнулся я и, сощурившись, посмотрел на его задумчивое лицо. — Государство обязало родить меня двух детей в ближайшее время. Мне приходится оценивать риски.

Эти слова заставили его покраснеть, и мне пришлось отвернуться, пряча улыбку. Сайман не умел скрывать свои чувства, это было так смешно, учитывая, что большую часть времени он пытался казаться взрослым, серьёзным мужчиной. Альфой. А на деле вёл себя как подросток.

— Всё ещё не укладывается в голове, что ты омега. И я ведь потащил тебя в этот КатцАуге, где ты мог стать жертвой маньяка!

— Поверь, маньяку я не по зубам, — заявление прозвучало слишком смело. — Часто думаю, что могло его толкнуть на это. Причин у маньяка отлавливать и убивать омег может быть немало, но почему сейчас, когда прошло столько времени…

— Наши психологи уверяют, что это страх нового.

— А что они говорят о Томасе?

— Что он просто жаждет внимания, — Сайману не нравилось вспоминать о подложном преступнике. Он вообще не любил проигрывать и ошибаться.

— До катастрофы такие маньяки и подражатели встречались ровно в два раза чаще, и их почти не ловили, просто людей было больше, и средства слежения за населением было хуже, — попытка его подбодрить выглядела неубедительно.

Мы замолчали, наслаждаясь солнцем и теплом. Я старался дышать ртом через сигаретный фильтр, потому что от запаха Саймана прокладка стала сдавать. Слабость в теле, жар, слизь, вытекающая из анального отверстия — вот они прелести бытия омегой. Неужели женщины, страдающие от менструальных циклов, ничему не научили человечество? Так сложно было придумать какую-нибудь более безобидную репродуктивную функцию? Как у рыбок, например. Чтобы оплодотворённую яйцеклетку альфа вытягивал из половых труб и складывал в мешочек под челюстью. Представив, как современные мужчины могли бы вынашивать детёнышей во рту, я прыснул, тут же снова затянувшись и спрятав глупый смешок за сигаретным дымом.

— В школе я читал один забавный комикс про последнего мужчину на земле[2], — Сайман нарушил молчание и решил перевести тему, да мне и самому было в тягость говорить о преступнике. — Все мужчины вымерли из-за неизвестной болезни и остались только женщины. Ничего не напоминает? — я лишь кивнул. — Так вот, главный герой делал много глупостей, но в итоге мир кое-как выжил. Сравнивая с твоими рассказами, в комиксе всё кажется достаточно светлым и сказочным. Но меня поразила в нём одна мысль, что мужчины занимали большую часть высших чинов, держали в своих руках девяносто процентов капиталов и власти. Женщины во многих странах не имели ни влияния, ни знаний, так как цивилизация на протяжении тысячелетий лишала их возможности получать специализированное образование, доступа к политике и военным структурам. У них не было возможности руководить, среди них не имелось квалифицированных хирургов, техников, экономистов. Мужчины отобрали у них всё, сделав своими рабынями, и завуалировано называя это поддержкой слабого пола. После смерти последнего мужчины, женщинам пришлось учиться, собирать знания по крохам и восстанавливать разрушенную цивилизацию. Всего этого можно было бы избежать, если бы не было дискриминации в отношении половины населения.

— Поверь, дружище, реальный мир ничем не отличается — глупая уверенность, что мужчины лучше и сильнее, и привела к уничтожению появившихся Партогенов во многих странах.

Я потянулся, ловя на себе заинтересованный взгляд, и придвинулся к Сайману ближе. Хотелось уже закончить с болтовнёй и перейти к самому важному, главное, чтобы он не передумал.