Четыре лица (СИ), стр. 40

— Вот он, вот он! Держи его, пока в воду не полез!

Я обернулся и увидел, что мужчины в полицейской форме спускаются за мной, скользя ботинками по рыхлому снегу. Не раздумывая ни секунды, я подхватил свою сумку с вещами. Вбежав в воду по колено, я размахнулся и зашвырнул её подальше в реку. Я не видел, как далеко смог закинуть её, но услышал громкий всплеск на значительном расстоянии. Чёрные речные воды проглотили то, что было мне так дорого, и с чем мне приходилось так поспешно расставаться. Спустя пару мгновений меня подхватили под руки и оттащили подальше от воды.

— Ты что, совсем спятил, парень? Чего ты в лес кинулся?.. Ты вообще понимаешь, что я тебе сейчас говорю?

— Да у него шоковое состояние, не видишь разве, Конрой? Надо его быстрее медикам передать.

Полицейские сопроводили меня обратно. Пока мы шли, я думал о том, что могу попытаться сбежать, прикинувшись наивным простаком, которому после автомобильной аварии сделалось дурно; пока никто вокруг не знает всей правды обо мне, у меня есть шанс улизнуть без особых проблем.

Мы вышли к обочине. Тётина машина всё ещё лежала колёсами вверх, и никто ей особо не интересовался. Меня буквально с рук на руки передали медицинской бригаде. Я не стал убеждать врачей отпустить меня, наоборот — позволил забрать себя в госпиталь, решив, что сбежать оттуда будет куда проще, нежели препираться с медиками на глазах у копов.

Но не успел я и переступить порога больницы, как меня взяли под арест. Я тогда ещё недоумевал, какого же чёрта мне скручивают руки. Но потом, когда меня доставили в участок, всё прояснилось. Рори, как оказалось, каким-то чудом остался жив. Просто сначала он долгое время был в отключке — бедняжка хорошо приложился головой, пока машина, перекувыркиваясь, падала в кювет. Когда же Рори пришёл в себя, он понял, что произошло, и стал всеми возможными способами шуметь. Он кричал сквозь скотч, которым я замотал его рот, он пинался изнутри багажника связанными ногами. В конце концов это заметили и смогли вытащить Рори из машины, перевернув её и поставив на колёса. Вот тогда-то правда и всплыла наружу. Полицейские по рации сообщили в управление обо всём случившемся, и меня быстро перехватили.

***

— А через три дня вернули в Ла-Кросс, передав детективу Портеру. Вот и всё, Холли Энн. Теперь вы знаете настоящую правду о том, что я сделал.

Женщина ничего не ответила мне. Она встала со своего места и будто в каком-то священном трансе сделала несколько медленных кругов по крохотной комнатушке, в которой мы находились. Она долго молчала, хмуря тонкие рыжие брови-ниточки.

— Я… — женщина хотела мне что-то сказать, но передумала. Она сделала ещё один неторопливый круг по комнате. Остановилась у двери, посмотрела время на наручных часах.

— Так что? Вы мне поможете? — спросил я её, нарушая неприятную тишину.

Холли посмотрела на меня и неопределённо покачала головой.

— Я постараюсь, — сказала она, — насколько это возможно в вашем случае. — И, немного погодя, добавила. — Молитесь, чтобы вашу сумку никто не нашёл, Тони.

***

Первые слушания по моему делу начались спустя полгода.

Комментарий к Часть 9

[1] «Гроздья гнева» — роман за авторством Джона Стейнбека. Американская классика. Роман повествует о выживании семьи фермеров в период Великой депрессии в США.

[2] Пламбинг системс, Plumbing Systems — дословно, сантехнические системы, название компании.

[3] Миннесота и Айова — граничащие с Висконсином штаты.

[4] Здесь речь идёт об инструменте, который называется болторез. С помощью этого инструмента можно перекусывать замки, цепи, резать металл.

========== Эпилог ==========

Судебные тяжбы по моему делу затянулись на достаточно длительный период. Это были два года влачения убогой и скучной жизни. На время того, пока полиция пыталась разгрести кашу, которую я заварил, согласно постановлению суда, меня поместили в окружную тюрьму. Несколько раз я пробовал звонить родителям и бабушке с дедушкой. Но как только на том конце провода слышали мой голос, сразу же бросали трубку.

Приходила за всё это время ко мне исключительно Холли Энн. Мы встречались с ней несколько раз в месяц, буквально на пару часов. Она задавала мне уточняющие вопросы, обсуждала со мной то, как я должен буду вести себя во время суда и что мне нужно будет говорить.

История с сумкой, которую я выбросил в реку, получила весьма неожиданное продолжение. По совету Холли, я ничего не говорил о ней полиции, а когда у меня на допросах стали допытывать, что же такое я выкинул в воду тогда в лесу, я попросту валял дурака, делая вид, что не понимаю, о чём речь. Спустя несколько месяцев после моего ареста, когда я уже и думать забыл о своих вещах, сумку всё-таки нашли. Поток воды был настолько сильным, что её протащило не меньше пяти километров вниз по течению. Но самое интересное заключалось в другом. По словам мисс Галагер, всё, за исключением одежды, пропало. Кто-то забрал из сумки самое ценное. В том числе и главные доказательства убийств в Иллинойсе. Иное было просто невозможно! Не могла же в воде молния на сумке разойтись так, чтобы одежда осталась на месте, а всё остальное кануло в речном иле. Кто-то явно приложил к этому руку. На моё счастье этот «кто-то» так и не обратился в полицейский участок, решив, вероятно, оставить все трофеи себе.

В конце марта Холли сообщила, что меня подвергнут психиатрической экспертизе. Я было решил, что хочу попытаться симулировать безумие, но Холли меня от этого отговорила. Я послушался её. После этого несколько недель я находился под круглосуточным наблюдением докторов, после чего врачебная комиссия вынесла свой вердикт. Эскулапы признали меня вменяемым, однако это ничуть не помешало им поставить мне диагноз диссоциального расстройства личности. Один из медиков, проводивших обследование, впоследствии на суде использовал более ёмкое, но очень противное слово, более походившее на ярлык: «Психопат». Поставленный диагноз оказался для меня сродни удара в солнечное сплетение, потому что я искренне не считал себя ненормальным или каким-то неправильным. Но принять этот факт мне неизменно пришлось. Теперь на мне официально было поставлено клеймо пусть и не шизофреника с набором бредовых галлюцинаций, но всё же человека не вполне здорового.

Заседания по моему делу начались в июне ‘76 года. Меня официально обвиняли в двух убийствах второй степени, похищении человека, насилии сексуальном и физическом. Новости об этом были по всем каналам и на первых полосах самых крупных газет. Американское общество единогласно невзлюбило меня, особенно когда журналистам стали доступны первые подробности нашей с Рори истории. К слову, я так и не увидел ни одного интервью с его участием. Рори вообще никаким образом не появлялся перед телекамерами. Я спрашивал у Холли, знает ли она хоть что-нибудь о том, где он сейчас и что делает, но она лишь пожимала плечами. Через пару месяцев после произошедшего Рори буквально растворился и стал невидим не только для меня, но и для социума в целом. Я предполагал, что он проходит серьёзное лечение и реабилитируется после пережитого, но не мог знать этого наверняка.

Благодаря халатности копов, а может и просто по нелепой случайности, в сентябре того же года показания Рори и вообще всё то, что он рассказывал полиции, просочились в прессу. Информация эта во многом была конфиденциального характера, так как содержала все самые грязные и омерзительные подробности, касающиеся в первую очередь многократного принуждения к сексу и побоев. Конечно же то, что печатали, было очень сильно отредактировано. Но даже в зацензуренном виде перечисления всего того, что я делал с Рори на протяжении полугода, у любой достопочтенной домохозяйки могли вызвать нервный припадок. Редакторы не гнушались смаковать добытую сенсацию. Вскоре о том, что Рори сообщал детективам тет-а-тет, узнал буквально каждый. Вот тогда-то для меня и начался настоящий кошмар. Судебные заседания, на которые меня приводили, стали пикетировать. Из полицейской машины меня на очередные слушания выводили под конвоем, который не столько охранял людей от меня, сколько меня от людей. Толпа готова была разорвать меня на клочки прямо на ступеньках здания суда, настолько сильна была коллективная ненависть американцев. И я знал, что если бы не регламент и присяга, то полицейские, сопровождающие меня, за милую душу позволили бы своим соотечественникам учинить самосуд.