Любовь как... (СИ), стр. 11

***

Было лето, и была ночь — короткая, июльская. Нагретая за день земля приятно грела спину сквозь тонкую ткань ветровки. Верещали цикады; одуряюще, до самого новорожденного месяца, пахло скошенной травой.

Рой смотрел в небо, на молочную звёздную реку, а Динь — на него. Им обоим было по пятнадцать, и они были где-то на даче или в деревне, а сегодня сбежали на луг смотреть звездопад.

— Упала. Ты видел? — Рой повернулся к приятелю. Динь отрицательно качнул головой, на всякий случай крепче переплетая их пальцы.

— Может, отпустишь? — ночное небо всё ещё отражалось в глазах Роя. — Меня там ждут.

Динь снова отрицательно дёрнул подбородком, немного сердито: перетопчутся. Рой тепло улыбнулся в ответ и тоже сильнее сжал ладонь. Загадочная звёздная глубина постепенно уходила из его взгляда, а стрекот цикад всё больше и больше походил на мерный писк реанимационного оборудования. Динь вздрогнул и проснулся.

Он сидел в больничной палате на низком, неудобном табурете в позе, более приличествующей адепту йогических практик, нежели простому обывателю. Сквозь неплотно закрытые жалюзи пробивался серый предутренний свет: шаг за шагом в свои права вступал новый день. Динь с трудом зашевелился — тело затекло так, что он чувствовал его частями, — поднял глаза на человека в реанимационной койке и снова замер.

Рой смотрел на него — живым, мало что соображающим спросонья взглядом.

— Очнулся, — хрипло констатировал Динь. — Я рад.

Он аккуратно высвободил руку из вернувшей своё обычное тепло ладони Роя и, кряхтя, тяжело встал на ноги.

— Мне дали сроку до утра, — голосовые связки наконец-то вспомнили, как правильно работать. — На чудо. Кажется, не напрасно. Я сейчас уйду, и вряд ли мы сможем увидеться до того, как тебя переведут в общую палату, но ты не волнуйся. Я буду здесь каждый день, и если что… — Динь замолчал. Тоскливо посмотрел на рассветное окно, вздохнул: — Поправляйся, — и вышел из палаты.

Дежурного по этажу на месте не оказалось, поэтому никто не помешал незаконному посетителю сунуть нос в регистрационный журнал и прочитать напротив графы «Реанимация» запись «Пожарский Родион Романович».

***

Он как раз успел перед работой заскочить домой, принять контрастный душ и переодеться. Смартфон молчал, что удивляло ровно до тех пор, пока Динь не вспомнил, как по просьбе Вячеслава Всеволодовича перевёл его в режим полёта. Однако и после включения телефон остался тих — похоже, Алла заняла позицию тотального игнорирования жениха. Впрочем, возможно уже стоит добавлять «бывшего»? Динь грустно усмехнулся. Это было больно, но лишиться половины себя — больнее во сто крат и до конца жизни. Он банально струсил, выбрав меньшее страдание.

Динь дожил до вечера исключительно на чёрном, как смерть, кофе, но после работы всё равно поехал не домой, а в Третью городскую. Обаятельно улыбнувшись медсестре в регистратуре, он проникновенно поинтересовался, как бы ему увидеть доктора Горича.

— Вы Дымов? — наморщила та напудренный носик. — Вячеслав Всеволодович просил вас зайти к нему, как только появитесь. Через вертушку по правой лестнице, кабинет 302. Я сейчас выпишу вам талон.

— Благодарю, — Динь сдал в гардероб верхнюю одежду, забрал бумажку с печатью и на одном дыхании взлетел на третий этаж. Триста второй оказался совсем рядом с лестницей; Динь коротко постучал и вошёл, не дожидаясь разрешения.

— Добрый вечер, Вячеслав Всеволодович.

— Добрый, Денис Александрович, — доктор Горич гостеприимно указал посетителю на стул: — Присаживайтесь, не стесняйтесь. Чай, кофе?

— Благодарю, но от кофе у меня скоро будет идиосинкразия, — поморщился Динь. — Как Рой… Родион Романович?

— То, что он в сознании, вы, полагаю, знаете, — Вячеслав Всеволодович задумчиво огладил бороду. — Могу только добавить: стабилен, бодр и полон решимости как можно скорее перебраться в общую палату.

Динь изо всех сил постарался сохранить спокойное выражение лица.

— И когда его переведут? — ровно поинтересовался он.

— Вообще говоря, можно было бы и завтра, но я решил понаблюдать его ещё день-два. Подстраховаться.

— Вас что-то беспокоит?

— Я подозревал закрытую черепно-мозговую — должна же быть причина, по которой он так долго не приходил в себя, — но томограф ничего не показал. Так что считайте это врачебной паранойей.

— Ясно. Посещения реанимации?..

— Запрещены. Мне жаль, Денис Александрович.

Динь слегка повёл плечами: — Что вы, я прекрасно всё понимаю. Два дня так два дня. Кстати, насчёт общей палаты: у вас в больнице есть что-то, э-э, повышенной комфортности? На двух-трёх человек?

— Снова собираетесь сорить деньгами?

— Почему нет?

— Я никак не могу вас понять, Денис Александрович, — взгляд доктора просвечивал не хуже пресловутого томографа. — Всё это из-за того, что он спас вашу невесту?

— Не только, — непроницаемости выражения на лице Диня позавидовал бы иной сфинкс.

Вячеслав Всеволодович хмыкнул, но тему сменил: — Поезжайте домой, Денис Александрович, и выспитесь как следует. Причём я бы вам посоветовал взять такси, если не хотите лежать с вашим другом на соседних койках.

— Я подумаю, — Динь встал, уловив намёк на окончание разговора. — Спасибо вам, Вячеслав Всеволодович. До свиданья.

— До свиданья.

Сканирующий взгляд доктора провожал его до самой двери, заставляя неприятно зудеть кожу между лопатками.

***

Вопреки хорошему совету, Динь не сразу завалился спать. После душа он оживил ноутбук и, откусив большой кусок купленной по дороге домой пиццы, вбил в строку поисковика «Пожарский Родион Романович».

Ссылок оказалось достаточно много. Доктор философских наук, член-корреспондент РАН, просто внештатный корреспондент-международник нескольких научно-популярных изданий. Статьи, пара монографий — Динь попробовал почитать, но вскоре понял, что понимает от силы двадцать процентов текста. Очерки о путешествиях: Зауралье, Монголия, Тибет, Индия, немного Китая и Японии. «Недобитый востоковед и философ-дилетант» — скромности Роя оставалось только позавидовать. Бонусом поисковик выдал несколько фотографий счастливо улыбающегося темноволосого человека на фоне снежных горных пиков. Человек крепко обнимал за плечи смеющуюся девушку, походная одежда которой не скрывала характерного округлого живота. Динь прикусил губу. Снимок был сделан четыре года назад: что за такое время могло превратить этого Родиона Пожарского в нынешнего Роя? Какая трагедия, если верить реаниматологу Горичу, с ним случилась? Динь добавил к своему запросу цифры прошлого года и нажал «ввод».