Burning for your touch (ЛП), стр. 168

Исак ничего не говорит. Он не прерывает его какими-то философскими высказываниями. Он не цитирует Аристотеля, или Канта, или Юма, или Руссо, или Платона, или Сартра. Он не говорит о химических веществах, и гормонах, и нейромедиаторах. Он просто слушает и гладит Эвена по волосам.

— Ты ничего не скажешь? — спрашивает Эвен, когда тишина затягивается слишком надолго. — Или, дай угадаю, ты считаешь, что это бред. Ты думаешь, что я несу чушь. Ты, наверное, считаешь…

— Я тоже так чувствую, — говорит Исак. — Не всегда, но чувствую. Это не бред.

Эвен цепляется за Исака, а Исак цепляется за Эвена.

Они обнимают друг друга. Они спят.

========== Глава 16 - Философия языка - часть 3 ==========

.

Эвен просыпается, чувствуя себя хорошо отдохнувшим и согретым, чего не бывало уже какое-то время. Руки Исака обхватывают его живот, а подбородок упирается в плечо Эвена. Исак всем телом прижимается к нему сзади.

Исак прижимается к нему. Это кажется невероятным.

Эвен решает не отказываться от этого. Он не двигается. Он продолжает лежать в кольце рук Исака, чувствуя себя согретым и хорошо отдохнувшим.

Когда Эвен снова просыпается, Исак сидит на нём, сжимая бёдрами живот и осторожно рисуя маленькие круги на его груди. Это успокаивает. Но также сбивает с толку.

— Что ты делаешь? — спрашивает Эвен, и его голос звучит хрипло и низко после сна.

— Сижу на твоей груди.

— Какого чёрта?

— Я слышал, что какой-то чувак зарезервировал это место за собой на то время, когда ты просыпаешься по утрам. А я вообще-то собственник. Я уверен, ты знаешь об этом.

Исак что, флиртует? Это звучит как флирт.

— Я знаю, что у тебя немного опыта в том, чтобы сидеть на ком-то верхом, но ты сейчас не на груди у меня сидишь, Ис.

— Хм, заткнись, — приказывает Исак, но это звучит игриво. Он улыбается.

Эвен пытается улыбнуться в ответ, но потом Исак сползает вниз по его ногам, удобно устраиваясь прямо над коленями, и скользит руками по животу, прежде чем остановиться прямо над пахом. Эвен ахает.

— Что ты делаешь? — в его голосе звучит предупреждение.

— Ты знал, что твоё тело может иногда вырабатывать дегидроэпиандростерон по запросу?

— Чего?

— ДГЭА, — продолжает Исак, и его пальцы кружат над поясом спортивных штанов Эвена с нервозностью, противоречащей его уверенному тону. — Этот гормон просто чудеса творит с настроением. У него отмечается хороший антидепрессивный эффект.

— Исак, ты бы не мог перестать звучать, как какая-то американская информационная реклама.

— Ладно, — переходит на шёпот Исак, запуская руку в штаны Эвена и накрывая его ладонью поверх нижнего белья, словно делает это каждый день. Эвен поражён, но ещё больше смущён. Он много дней не принимал душ.

— Ты с ума сошёл? — вскрикивает он, чувствуя, как пульс ускоряется, а дыхание учащается.

— Я хочу сделать тебе приятно. Помочь произвести немного ДГЭА, немного эндорфинов. Ты позволишь мне? Ты не возражаешь?

— Почему ты это делаешь?

— Потому что ты много дней не встаёшь с кровати, и я думаю, это может помочь.

— Ты понимаешь, что это оскорбительно, да? Ты понимаешь, что секс не может волшебным образом прогнать депрессию? Ты понимаешь, что я вообще не испытываю сексуального возбуждения и что… — Эвен замолкает, когда чувствует, что его тело наконец-то отзывается на действия Исака.

— Ты слишком много говоришь.

— Я слишком много говорю?! Я?!

— Твой пенис находится в состоянии эрекции. Я об этом позабочусь. Ты искупаешься во всём этом окситоцине, и серотонине, и эндорфинах, почувствуешь удовольствие в течение трёх секунд, что лучше, чем ничего, потом тебе станет так противно, что ты наконец решишь принять душ. После этого ты приготовишь мне омлет, потому что я по нему скучаю и потому что сексуальная разрядка пробуждает аппетит. Ещё потому, что я ни хера не умею готовить и потому, что Юлие ушла после того, как я мило попросил её оставить нас одних. Так что, теперь ты позволишь мне сделать мою работу?

Эвен смотрит на него с открытым ртом целую минуту, прежде чем может выдавить из себя хоть что-то.

— Это не твоя работа! Ты… Исак, ты это всё серьёзно?

— Ты хочешь мою руку или мой рот? — коротко спрашивает Исак, и Эвен замечает, что он даже не смотрит ему в глаза. Исак звучит уверенно и спокойно, но у него дрожат руки.

— Исак, — Эвен произносит его имя с той же нежностью, которую так открыто проявлял к нему когда-то. — Исак, посмотри на меня. — Он повторяет это снова, на этот раз осторожно касаясь его запястья. — Эй.

— Позволь мне тебе помочь! — Исак кажется раздражённым, но злится в основном на себя, будто понимает, что Эвен видит, что он не готов, что он слишком нервничает.

— Я не хочу сейчас производить эндорфины.

— Эвен, твой пенис в состоянии эрекции!

— Боже! Ты не мог бы перестать это так называть?! — взрывается Эвен, и у Исака вырывается нервный смешок. Эвен тоже смеётся. Он не помнит, когда смеялся в последний раз.

— Конечно. Твой копулятивный орган находится в возбуждённом состоянии. — Исак улыбается.

— Я не могу с тобой! — Эвен, улыбаясь, пихает его в грудь и откидывает голову назад.

— Твой membrum virile (лат. Половой член) в перпендикулярном положении.

— Мой membrum virile? Мой membrum virile?! Ты сейчас придумал эту херню, да?

— Нет. Погугли.

Эвен вздыхает. Исак по-прежнему сидит у него на коленях, его рука по-прежнему пытается следовать его словам. Исак выглядит одновременно напуганным и решительным, словно разрывается между желанием сделать Эвену приятно и поддаться собственному стыду, сковывающему его изнутри.

Эвен хочет ему помочь. Он хочет, чтобы Исак был в состоянии принять свои сексуальные желания, не чувствуя при этом необходимости прикрывать их научной лексикой. Он хочет, чтобы Исак мог сказать: «Эвен, у тебя стояк, и я хочу тебе помочь кончить». Но пока этого не произойдёт, Эвен будет следовать его правилам и использовать эти странные фразы. Пока этого не произойдёт.

— С моим membrum virile всё будет нормально. Он опадёт сам по себе, Исак. Это никогда не длится долго, когда мне всё ещё херово.

— Но мы можем использовать это, чтобы тебе стало лучше, — Исак моргает, глядя на него, и звучит так искренне, будто действительно провёл много времени, думая об этом.

— Есть и другие вещи, которые могут мне помочь почувствовать себя лучше.

— Какие, например?

— Обмен биологическими жидкостями посредством Labia Oris? — предлагает Эвен и слегка краснеет от того факта, что запомнил научный термин для…

— Ты хочешь целоваться?

— Мы можем?

— Ты хочешь? — спрашивает Исак так, словно удивлён. Почему он выглядит таким поражённым из-за того, что Эвен хочет поцеловать его.

— Да?

— Почему мы разговариваем вопросами?

— Я не знаю. А почему? — отвечает Эвен.

— У нас что, первый, кто не ответит вопросом на вопрос, проиграет?

— Проиграет что?

— Это был риторический вопрос, — Исак закатывает глаза, и Эвен очень ясно ощущает, что его ладонь по-прежнему сжимает его член под резинкой штанов.

— Ты только что проиграл.

— Отъебись. — Исак приподнимается с ног Эвена и наконец-то отпускает его.

— Нет, это ты отъебись.

— Прямо сейчас?

Эвен удивляет самого себя, когда резко садится и хватает Исака за запястья. Они лицом к лицу. Исак сидит у него на коленях, и у Эвена кружится голова. Так сильно кружится голова.

— Ты проиграл, — это последние слова, которые слышит Эвен, прежде чем Исак обхватывает его лицо руками и целует его в губы.

Исак целует его, и Эвен дрожит от осознания, что он искренне верил, что ему никогда не доведётся испытать это снова. Это. Что бы это ни было. Пустота. Эта пустота, которая поглощает его целиком каждый раз, когда Исак проявляет к нему нежность, проявляет к нему доброту. Эта пустота, которая заменяет собой его собственную. Которая приглушает его беспокойство, и его демонов, и его грусть.