Burning for your touch (ЛП), стр. 167

— Мы не влюблены. Бля! Ты вообще меня слушала?

— Слушала, а ты идиот, — мягко говорит она. — Если ты думаешь, что этот малыш не заботится о тебе так же, как ты о нём, то ты идиот.

.

Эвен идиот. И это ничего, что он сейчас такой. Он по-прежнему в депрессии. Ему сложно встать с кровати на следующий день, пустота внутри сковывает его, руки и ноги кажутся тяжёлыми, будто он несёт весь груз мира внутри своей головы.

Он заперт в своей голове, как в ловушке. Он снова и снова проигрывает события, предшествовавшие ночи с Исаком. Воспоминания о том, как он стоял на танцевальной платформе посреди Прайда, не заботясь ни о чём, внезапно ослепляют его. Его переполняют стыд и беспокойство, потому что кто угодно мог его видеть. Он думал, что уже никогда не будет стыдится того, кем является, но часть его продолжает цепляться за эту тьму, за это уродство. Друзья его матери могли оказаться среди любопытных зрителей. Семья Микаэля могла проходить мимо. Чёрт, он настолько сильно манипулировал своими друзьями, что они все чувствовали себя обязанными прийти на Прайд ради него. Даже Соня — девушка, чьё сердце он разбивал и топтал долгие годы — сочла своим долгом прийти и поддержать его, а он вообще об этом забыл. Даже Исак, чья травма и подавление собственной сути стали причиной неизвестного заболевания, почувствовал необходимость прийти на Прайд ради него.

Он заставляет всех так много делать. И ради чего? Эвен такой никчемный. Ему так стыдно.

По его телу бегут мурашки от испытываемой вины, и у него такое чувство, будто его грудь разорвана на части под футболкой. Он не может дышать. Он не может остановить бегущие по кругу мысли. Он в ловушке в собственной голове, и ему больно. Ему больно быть в этом теле, быть затянутым в эту кожу, носить эти шрамы. Он не может сбежать. Его друзья могут составить ему компанию, но в своей голове он всё равно один. Он одинок.

.

Эвен проживает этот день. Он проживает несколько следующих дней, один в темноте, как и хотел. Он попросил мать и всех остальных оставить его в покое, и они так и сделали. Просто так и сделали. Мысль о том, чтобы позвонить Исаку и воспользоваться их «связью», возникает в его голове, но он не поддаётся.

Однако Исак замечает, стоит ему оказаться на пороге его комнаты в вечер третьего дня.

— Дерьмово выглядишь, — ровно говорит Исак, закрывая за собой дверь и снимая с себя обувь и куртку.

— Я в порядке.

— Что-то непохоже, что ты в порядке.

— Ну прости, что не могу всегда выглядеть неотразимо, Исак.

— Дело не в этом. Ты же знаешь, я бы овладел тобой прямо здесь, если бы ты попросил.

Эвен сбрасывает с себя покрывало, не веря своим ушам. Что?

— Что? — он садится, недоумённо хмурясь. Исак стоит в изножье его кровати и гордо ухмыляется.

— Ну, по крайней мере это привлекло твоё внимание.

— Хм! — стонет Эвен, прежде чем снова упасть на подушки.

— Тебе бы этого хотелось? Дозу эндорфинов? Немного допамина? Серотонина? Знаешь, быстрый минет может помочь. Или, может, дрочка?

— Кто ты такой и что ты сделал с моим Исаком?! — снова стонет Эвен, откидывая одеяло с лица, прежде чем ахнуть из-за того, что сказал. Мой Исак.

Исак изумлённо моргает, пока шок на мгновение овладевает его чертами. Однако это длится всего секунду, потому что потом он снова выглядит невозмутимым и скучающим, его поведение снова становится холодным и собранным, как и всегда. Эвен решает отвести взгляд и пытается закутаться в одеяло, но Исак опережает его, мгновенно оказавшись на кровати рядом с ним и обвивая собой его тело.

— Исак! — восклицание Эвена больше похоже на хныканье, чем на сердитый стон.

— Да?

У Эвена перехватывает горло, когда он видит Исака так близко. Они оказываются лицом к лицу, их ноги переплетены, сильные руки Исака сжимают его талию, одна ладонь лежит на шее. Эвен с трудом может дышать. Исак выглядит красивым в его руках. Так было и так будет всегда.

— У меня нет настроения шутить.

— Неужели похоже, что я шучу, Эв? — дыхание Исака опаляет щёку Эвена, милое прозвище и шёпот заставляют Эвена задрожать всем телом.

Он практически готов расплакаться от облегчения, когда Исак придвигается ещё ближе, пока не прижимается грудью к его груди. Его руки сжимают Эвена так сильно, что он с трудом дышит, его пальцы запутываются в волосах на загривке. Это успокаивает. Его тело расслабляется, но Эвен пытается его оттолкнуть. Он должен.

— Мне это не нужно, — слабо протестует Эвен. — Тебе лучше уйти.

— Я никуда не уйду.

— Исак!

— Эвен.

Исак удивляет его тем, что наклоняется ближе и целует его в щёку, и нежность этого жеста заставляет что-то рассыпаться внутри Эвена, словно маленький кусочек откололся от целого. Он чувствует себя потрясённым и беззащитным.

— Я никуда не уйду.

Эвен сдаётся. Он закрывает глаза и тихо скулит, или, может быть, всхлипывает. Он не знает.

— Тсс, — шепчет Исак ему на ухо, обнимая крепче, прижимая невозможно ближе. — Всё нормально. Всё хорошо.

Тогда Эвен хватается за него. Он обнимает его в ответ, он сжимает его в ответ, возможно, даже крепче, даже ближе. Если Исак дышал до этого, то теперь, наверное, не может. Эвен зарывается лицом в шею Исака и вдыхает его запах. Как он скучал по его запаху, по его теплу, по его мягкости, по его глупой нежности, которая сочится из него, когда он позволяет этому случиться.

— Я никуда не уйду, — повторяет Исак до тех пор, пока Эвен не принимает это, не подчиняется этому. — Я не уйду.

.

— Быть одному приятно, когда тебе нужно подумать и проветрить голову, но это может навредить, когда тебе нужно с чем-то справляться. Наш мозг очень мощный инструмент, но постоянно крутящиеся в голове мысли могут создать хаос. Иногда тебе нужно поговорить об этом, выплакаться, облечь какие-то из этих мыслей в слова, придать им форму. В противном случае получится, как когда ты скрипишь зубами и разрушаешь их. Твой мозг может истощить сам себя. Он может вспыхнуть огнём, если ты не выпустишь пар. И, хм… Ты можешь, э-э-э, положиться на меня, когда возникает такая необходимость. Я твой партнёр для подобных вещей. Мы делали гораздо более смущающие вещи, чтобы справиться с тем, к чему принуждали нас наши головы. Так что ты можешь положиться на своего партнёра по науке, чтобы избежать эрозии мозга.

— Эрозия мозга, — бормочет Эвен. — Ты звучишь прямо как мой психотерапевт, только аналогии у тебя хуже.

Эвен распластался на груди Исака, упираясь подбородком в его ключицу, обхватив руками его тело, в то время как Исак прижимает его к себе и играет с волосам.

— Значит я звучу, как мой психотерапевт.

Эвен пытается улыбнуться, но не может. Вместо этого он играет с завязками толстовки Исака, пока Исак мягко пропускает пряди его волос сквозь пальцы. Они ещё долго лежат в кровати, просто дышат и слушают дыхание друг друга. Исак ничего не говорит. Он просто ждёт. Исак ждёт.

.

— Я чувствую, будто задыхаюсь, — тяжело вздыхая, говорит Эвен. Он закрывает глаза, чтобы подобрать слова. — Каждый раз, когда я поднимаюсь с кровати и встаю на ноги, мне кажется, будто я несу на спине ещё кого-то. Ну… Не знаю. Я чувствую, будто несу другого человека, и этот другой парень цепляется за мои плечи и обхватывает ногами мой живот. Просто цепляется за меня. Как коала, знаешь? Но он не такой милый. И этот чувак не отпускает меня, он просто нашёптывает мне на ухо, пока я пытаюсь прожить свой день. Такие вещи как «в тебе нет ни хера стоящего», «ты для всех обуза», «никто по-настоящему тебя не любит», «ты неудачник», «ты никогда не будешь счастлив, что бы ты ни делал и как бы ни старался», «ты всегда будешь больным на голову», «ты всегда причиняешь боль тем, кто тебе дорог». Вот такое дерьмо. И я пытаюсь заткнуть этого парня и игнорировать его, но в какой-то момент я принимаю его слова и соглашаюсь с тем, что он говорит. Я начинаю ему верить. И отвращение к себе становится таким сильным, что я просто перестаю пытаться нести его на себе. Я просто иду и ложусь в кровать, потому что я устал. Потому что, если он не оставляет меня в покое, по крайней мере я лежу в кровати и могу просто закрыть глаза. И если мне удаётся заснуть, я изо всех сил стараюсь не просыпаться, потому что, если проснусь, он снова будет там. Он всегда со мной, сидит, скрестив ноги, у меня на груди каждое утро, когда я открываю глаза, и пялится на меня. А потом я понимаю, что этот парень — я. Эта тяжесть — я, и он не оставит меня в покое. Он со мной в моей голове, и это настолько тяжело, что я ощущаю его физически. Мои мысли преследуют меня. И это отстой, потому что я один у себя в голове. Я не могу спрятаться от него. Он всегда там со мной. И я просто… Я не знаю… У меня тоже отстойные аналогии. Наверное.