Играя за кулисами (СИ), стр. 36

— Я люблю тебя. Черт бы тебя побрал за это, Джереми, сволочь ты последняя. Люблю тебя.

— Стоило извиниться перед Андерсоном ради того, чтобы это услышать, - слова любимого щекотно шелестели около уха, рождая такое сладкое и давно потерянное чувство. И смысл от того дошёл не сразу.

— В каком смысле извиниться?

Джереми, также улыбаясь, потерся носом о скулу под чёрными прядями.

— Ну, если честно, я приехал не только ради вот этого, - губы Тристана снова тронул мягкий поцелуй. - Но давай не сейчас. Пойдем, нас ждет Джеймс.

Абсолютно не хотелось выпускать любовника из рук, собственно, как и всегда в момент объятий, но мысль о том, что Андерсон ожидает их обоих для разговора, определённо отрезвляла и будоражила.

К кабинету они подошли в тот момент, когда из него выхода Джейн, еще не успевшая переодеться после репетиции. Само ее присутствие здесь было удивительно, но тот факт, что, увидев вместе Тристана и Джереми, она просто улыбнулась и пошла дальше по коридору, вообще был из области фантастики. Да и все ее поведение в этот день было странным. Но об этом Тристан решил подумать позже.

— О, ну наконец-то, где вы ходите? - Джеймс бросил на стол файл с какими-то документами и замахал руками, призывая вошедших быстрее сесть к столу. - Так, ну, я так понимаю, Тристан уже в курсе, да?

— Нет пока, я еще ничего не говорил, - Джереми вытянул вперед свом бесконечные ноги, удобно устраиваясь в кресле. Джеймс цокнул языком.

— Да что у вас за отношения, тайны мадридского двора, блин. Тристан, я твоего бойфренда вот только ради тебя терпеть готов, так и знай. Ладно, тогда к делу.

Главреж поднялся с места, видимо для пущей торжественности, и наклонился вперед, упираясь вытянутыми руками в стол. Что-то подобное он делал, когда десять лет назад впервые принимал Тристана у себя в кабинете.

— Ну тогда новость номер один: мистер Олдридж возвращается в нашу труппу и не куда-нибудь, а прямиком в нашу любимую рок-оперу, на роль Иуды.

Сказать, что Бенсон в эту секунду опешила, это не сказать ничего. А крайне довольная улыбка на лице бойфренда (о Господи, бойфренда?! Теперь это так называется?) говорила о том, что он наслаждается произведенным на возлюбленного впечатлением. Тристан открыл было рот и тут же закрыл, не находя слов. Андерсон откашлялся, чтобы продолжить.

— Ну и сразу тогда новость номер два: Тристан, как становится понятно, оставляет амплуа Искариота позади и с завтрашнего дня приступает к репетиции Пилата. Первый спектакль в таком составе играем уже на гастролях. Есть вопросы?

Видимо, в этот день случились какие-то страшные магнитные бури или взрыв на солнце. Весь мир внезапно сошёл с ума, такое бывает?

— Пилата? Понтия Пилата? - переспросил Бенсон севшим голосом.

— Ну если ты знаешь какого-то другого… Подожди, ты так удивляешься, будто не хотел его играть с самого начала. Ты что же, не доволен?

Слово “доволен” здесь было вообще неуместно. Но поверить в подобную удачу было немыслимо. Скорее всего, и правда магнитные бури, завтра все вернётся на круги своя. Или нет?

— Так, ну если вы оба не имеете ничего против, то можете быть свободны. Олдридж, бегом давай в отдел контактов, пока я не передумал, и имей в виду: я буду жесток и страшен.

— На здоровье, Джеймс. Сколько угодно! - Джереми подскочил с места, но, прежде, чем направиться к выходу, протянул руку главрежу. - Спасибо тебе огромное.

— Иди уже, - Джеймс изображал недовольство, но улыбнулся и пожал руку в ответ. - Ты молодец, все верно решил.

Странно и совершенно ошеломительно было выйти из кабинета в пустой коридор и понять, что, даже если бы здесь было полно людей, это не помешало бы прижать к себе Джереми. Тристан прислонился спиной к стене, утягивая любимого за собой.

— Черт, это реально происходит? Или мне кажется?

Джереми засмеялся, зарываясь пальцами в черные волосы, все еще собранные сзади для длинного парика.

— Да я сам пока не верю. Честно, думал, что скорее всего Джеймс меня пошлёт. Да и ты тоже, мало ли, вдруг у тебя уже кто-то есть.

Оба не удержались от смеха, и получился он какой-то нервический, истеричный. Нервы сдавали, само собой.

— Ну какой же ты все-таки придурок, - Тристан поймал любимого за подбородок и поцеловал. Неужели теперь это можно делать где угодно и сколько угодно?

— Тогда просто вынужден у тебя спросить: ты же не оставишь меня, убогого, на улице? Я теперь почти нищий, у меня только машина и студия остались.

— Ты? Нищий?! Да в жизни не поверю.

— Нууу… - Джереми наклонил голову на бок и хитро сощурился. - На самом деле все свои сбережения я давно родителям перевел, так что да, не совсем нищий. Но дом, который мы совместно с Гвен купили, естественно достался ей. Да и не жалко, честно. У меня есть студия, там пока и ночую. И вещи все там же.

— Ну и откуда тогда взялось слово “нищий”?

— А я им и был, все это время, - лицо Джереми внезапно стало серьёзным. - Самого главного-то не было. Настоящего дома, куда возвращаться хотелось.

Тристан погладил пальцами упрямый подбородок с рыжей щетиной.

— Я, если помнишь, и сам на съёмной квартире живу.

Джереми чуть повернул голову, ловя губами гладившие его пальцы.

— А меня пустишь? Домой?

От счастья можно умереть? Скорее всего, да. Элементарно задохнуться и не выдержать нахлынувших чувств. Но умирать в этот момент совсем не хотелось, только не сейчас, когда, наконец, наступил мир. Мир в сердце и вокруг.

— Иди к контрактникам, я пока переоденусь. И поехали домой.

Безумие и магнитные бури иногда имеют тенденцию давать последствия, и не всегда плохие. Совсем скоро Тристан осознает, что метаморфоза бывшей жены была более, чем объяснима: необходимость уехать на несколько дней очень точно совпала с выходными у Андерсона.

И очень забавно окажется наблюдать за тем, как Френсис, тут же окрестившая Джереми “дядей Джеем”, будет очень усердно учиться играть на барабанах, сделанных из всей имевшейся в квартире посуды. А Джереми впервые задумается о том, что, надо же, он умеет ладить с детьми.

Странно и трогательно будет приехать в Грейсфилд и, наконец, представить матери своего любимого человека. А потом, в тихом разговоре на кухне, услышать от миссис Бенсон, как ей нравится видеть сына счастливым и что отец, конечно, тоже был бы доволен.

Как много всего бесконечно прекрасного и в то же время непростого им предстояло… Но в одном у обоих была несокрушимая уверенность: все игры навсегда остаются только на сцене.

А за кулисами наконец началась настоящая жизнь.