Приходи на меня посмотреть (СИ), стр. 9

Это был самый прекрасный год в жизни Северуса Снейпа. Даже несмотря на Непреложный обет, Исчезательный шкаф и проклятие крестражей. И это был самый горький год в его жизни. Горький, как листья полыни. Как пепел на губах. Как предчувствие неизбежной потери. В этот год Северус Снейп отдал бы все оставшиеся дни своей никчемной жизни за несколько возобновленных уроков окклюменции. Но Альбус Дамблдор не счел возможным пойти ему навстречу. У Альбуса Дамблдора имелись проблемы посерьезнее. А жаль. Потому что это могло бы хоть в чем-то помочь Поттеру. Являясь одним из лучших легилиментов своего времени, Северус Снейп отлично знал, что ментальное взаимодействие – штука куда более сложная, чем взаимодействие физическое. А проникновение в чужой разум куда интимнее, чем просто проникновение в чужое тело. Это может стать насилием и болью, а может – нежностью и доверием. Абсолютным доверием. Добровольно впустить другого в свои воспоминания, в свои мысли, в свою душу – это какая-то совершенно запредельная степень близости, недоступная самым преданным друзьям, самым пылким любовникам, самым давним супругам. Именно потому ничего не получилось с Поттером в прошлом году: слишком много ненависти скопилось между ними. И то, что могло стать величайшим даром, превратилось для обоих в ад. Но теперь Северус Снейп сделал бы все по-другому. И обреченный на смерть Герой не был бы так беззащитен перед темной мощью проклятого Лорда. Но Альбус сказал: «Нет». Несмотря на то, что Снейп разве что не валялся у него в ногах, выпрашивая разрешение возобновить проклятые уроки. Он сказал: «Нет, Северус. Сейчас важно другое». Для Альбуса Дамблдора всегда было что-то важнее Гарри Поттера. Для Северуса Снейпа – уже нет. И, наверное, он что-нибудь да придумал бы в конечном итоге. Если бы не банальная нехватка все того же времени. Оно вдруг сорвалось, словно оголтелый снитч – и разом кончилось. Навсегда. И последнее, что успел ухватить почти на выдохе хогвартский зельевар – это шорох спотыкающихся шагов в мрачном коридоре подземелий Слизерина.

И, кажется, настала пора отдать последнее воспоминание Гарри Поттеру.

Только он не приходит.

Северус Снейп целый день сидит на своей узкой койке, сцепив пальцы на тощих коленях, и ждет. Но дверь камеры так и не открывается, пресловутый стул не занимает своего привычного места, никто не произносит сакраментальное: «Легилименс!». Этому, разумеется, может быть миллион самых разнообразных оправданий, кроме того, единственного, в которое не хочется верить. И он не верит. Всю следующую неделю Северусу Снейпу по ночам снится один и тот же кошмар: неподвижный мальчик на зеленой поляне Запретного леса, смотрящий в небо пустыми провалами мертвых глаз. Всю неделю Северус Снейп старается не спать.

Когда в воскресенье приносят газеты, в них нет ни слова о Гарри Поттере. Никаких неудачных аврорских рейдов. Никаких – хвала Мерлину! – роковых смертей. А это значит только одно: Северус Снейп в очередной раз проиграл своей проклятой судьбе. Он принимает поражение почти спокойно, только где-то глубоко внутри тихонечко дзинькает оборвавшаяся струна, которая, оказывается, и держала его на плаву все десять лет, прошедшие с того момента, как он очнулся в палате Святого Мунго. Это был его второй шанс. Вторая жизнь. Жизнь, в которой, возможно (только возможно!), нашлось бы место и Гарри Поттеру. Но Поттер сказал: «Я никогда больше к вам не приду», — и закрыл за собой дверь. А Северус Снейп не умел сдаваться без боя. И он сделал все, чтобы переиграть суку-судьбу. Построил карьеру. Своими собственными руками разрушил ее. Сел в Азкабан. И все это только затем, чтобы когда-нибудь Гарри Поттер все-таки пришел к нему. По своей воле. (Не с твоим везением, Снейп!) Он просчитал все. Вот только промахнулся с самим Поттером. Мальчик вырос, превратился во взрослого, сильного и умного мужика. И разучился прощать. А Снейп на старости лет впал в детство, поверив в сказку со счастливым концом.

…Через три недели Северуса Снейпа вызывают к коменданту тюрьмы Азкабан, чтобы вручить ему бумаги об освобождении.

Северус Снейп считается искупившим свою вину перед обществом. Впредь ему запрещается колдовать, заниматься каким-либо бизнесом и находиться на постоянном месте жительства в пределах магической Британии. Все его движимое и недвижимое имущество конфисковано. Северусу Снейпу полагается денежное пособие в размере (Снейп гадко ухмыляется при виде этого аттракциона неслыханной щедрости) семидесяти пяти галеонов. Ограничения с палочки С. Снейпа будут сняты при пересечении им границы магической Британии. Все еще продолжая ухмыляться, Северус Снейп подписывает бумаги, получает хранящуюся в личном сейфе коменданта волшебную палочку черного дерева, одергивает выданную еще накануне вечером собственную черную мантию и делает шаг на свободу.

Это ничего, что на свободе его никто не ждет. Зато там цветут яблони. А впереди – то же, что и всегда. Жизнь. И ничего, что в этой жизни больше не будет Поттера. Это ничего. Он справится. Настало время найти себе новый смысл жизни. Он умный. Он что-нибудь придумает.

После полумрака коридоров Азкабана майское солнце нестерпимо слепит глаза. Хочется зажмуриться или надеть черные маггловские очки. Впрочем, очков у него нет, и зажмуриваться в его положении – непозволительная слабость. А Северус Снейп и так уже позволил себе слишком много слабостей. Он привычно распрямляет спину, надменно вздергивает подбородок и начинает спускаться по каменистой тропинке к крохотному причалу, возле которого его ждет утлая лодчонка, доставляющая бывших заключенных к родным берегам. В лодке скучает перевозчик, закутанный, несмотря на теплый весенний день, в традиционный для Азкабана серый плащ с капюшоном. Какое-то время Снейпу кажется, что это сам Харон приплыл по его грешную душу на своей черной ладье, чтобы отвезти к залетейским берегам, где раскинулись поля цветущих асфоделей.

«А водичка из Леты мне бы не помешала, да…» — думает Снейп, усмехаясь над своим разгулявшимся воображением. Вот до чего могут довести пять лет кромешного одиночества! Оказывается, у Северуса Снейпа даже имеется воображение!

Стараясь не намочить полы мантии, он аккуратно спускается в лодку, чувствуя, каким неловким за эти пять лет стало его уже немолодое тело, когда-то напоминавшее гибкий клинок. С трудом удержав равновесие, опускается на скамью и говорит перевозчику:

— Я готов.

Перевозчик кивает, отталкивается шестом от причала, и Северус Снейп наконец-то покидает тот негостеприимный клочок суши, на котором располагается Азкабан. Хочется верить, что навсегда.

До противоположного берега плыть и плыть, лодка идет медленно, неторопливо переваливаясь с одной волны на другую, солнце по-прежнему слепит глаза, отражаясь в сине-зеленой воде. Только несколько месяцев в году море вокруг Азкабана бывает таким спокойным. Один из этих месяцев – май. Северус Снейп вдыхает полной грудью, пытаясь ощутить то, что принято поэтически именовать «воздухом свободы». И ничего не чувствует.

— Хороший сегодня денек, — прозаически замечает перевозчик, кладя на дно лодки свой шест и опускаясь на соседнюю скамью. Ту, что ближе к корме.

А Северуса Снейпа словно пробивает с макушки до пяток каким-то болезненным заклинанием. Этот голос… Будь оно все проклято!

— Не очень в этом уверен, Поттер.

Ему совсем не хочется оборачиваться. Будто бы, если не смотреть назад, Гарри Поттер исчезнет из проклятой лодки. Испарится. Сгинет, точно предутренний морок. Но разве это не трусость? И Снейп оборачивается.

Разумеется, Поттер никуда не делся: сидит на неширокой деревянной скамье, откинув серый капюшон плаща и смотрит – почти в упор – своими невозможными зелеными глазами, которые после магической корректировки зрения и избавления от дурацких очков кажутся еще ярче. Гарри Поттеру скоро стукнет двадцать восемь лет. Он по-прежнему невысок и по-прежнему не очень в курсе, для чего на свете существует расческа. (И как этакое безобразие терпят в аврорате? Серьезная ведь, кажется, организация!) У него широкие плечи и крупные кисти рук, которые в данный момент пытаются прикурить маггловскую сигарету от маггловской же зажигалки. (Поттер курит? Давно?)