Звук твоих шагов (СИ), стр. 6

— Поттер… Если вас это хоть немного утешит, это были оборотни из банды Грейбека.

Утешит. Сразу вспоминается Ремус Люпин, во время последнего сражения закрывший своим телом не успевшего ничего понять мальчишку-хаффлпаффца и упавший мертвым кулем на плиты от предназначенной не ему «Авады». Оборотни — не люди. Конечно, профессор Снейп.

Наверное, что-то такое написано на моей скрюченной спине, потому что Снейп понимает. И через мгновение я слышу, как закрывается тяжелая дубовая дверь.

*

Я. Не буду. Это. Пить.

— Сдохнете.

Снейп. Неизбывный Снейп – и звук его шагов в моей голове.

— Пусть.

Я не могу пить то, что он подает мне в толстостенной непрозрачной – хвала Мерлину! – кружке. Я не могу смотреть на чудовище по имени Снейп. Я не могу находиться с ним в одной комнате. Я никогда больше не поцелую Джинни. Я никогда больше не увижу солнца. Я – ночная тварь. Такое же чудовище, как Снейп. Еще немного – и я спокойно стану убивать людей ради собственного пропитания или развлечения.

Сдохнуть? Меня вполне устраивает.

— Поттер! Я не для того вытаскивал ваше тело из-под обломков рухнувшей стены, не для того тащил вас за тридевять земель и тратил на вас драгоценный ингредиент, чтобы вы вот так запросто откинули копыта, повинуясь дурацким детским капризам. Если придется вас обездвижить, чтобы напоить насильно, я это сделаю. Пейте!

Одуряющий волшебный запах дурманит голову, сегодня даже больше, чем всегда. Как будто все самые прекрасные ароматы мира сконцентрировались здесь, возле моего внезапно ставшего чрезвычайно чутким носа. Наверное, так ощущают мир оборотни. Оборотни?

Идите к растакой-то матери, профессор Снейп!

Наотмашь луплю ладонью по кружке и с чувством глубокого морального удовлетворения наблюдаю, как темная густая жидкость впитывается в застиранную профессорскую мантию и в ворс лысоватого ковра.

— Понятно, — очень спокойно кивает Снейп. И добавляет: — Инкарцеро!

Откуда у него в руке появилась волшебная палочка, я не заметил. Слишком старательно отводил глаза.

Веревки, похожие на разъяренных гадюк бесконечной длины (Снейп и гадюки – еще бы!), в мгновение ока спеленывают меня по рукам и ногам и в таком виде укладывают на кровать.

— Я вас убью, профессор!

— Потом, — соглашается Снейп. – Когда-нибудь потом – обязательно.

А через некоторое время я вижу, как профессор подносит к моим губам очередную порцию своего страшного напитка.

— Зажать вам нос, Поттер?

Мотаю головой. Хватит с меня унижений. И кровь течет мне в горло, как лучший из божественных эликсиров.

Это потом я понял, что Снейп просто развел меня, точно паршивого первокурсника: зачем вампиру воздух? Он, по сути своей, труп. Ему не нужен воздух. Вампир может не дышать бесконечно. Дыхание вампира – дань традиции. Нам очень нравится притворяться людьми.

Правда, пить лежа все равно неудобно.

— Если я сниму заклинание, обещаете не делать глупостей?

Киваю. Куда же я денусь!

Но когда-нибудь… Когда-нибудь я все же убью вас, профессор.

Веревки исчезают так же внезапно, как и появились, и последние глотки я делаю с наслаждением, почти вылизывая стенки кружки языком.

Хочется кричать от досады, что все кончилось настолько быстро. В какой-то момент всерьез ловлю себя на мысли пройтись языком по мантии Снейпа и морщусь от омерзения к самому себе. Ты — не просто вампир, Поттер, ты — свихнувшийся вампир.

— Мало? – мгновенно перехватывает и правильно истолковывает мой взгляд Снейп. – Правильно. Сегодня последний день перерождения. Нужно выпить не меньше двух стаканов. А по-хорошему, трех. Ужасно не вовремя в вас взыграло гриффиндорство, Поттер.

Я ожидал чего угодно: ядовитого сарказма, змеиного шипения, привычных оскорблений – только не этой усталой покорности, с которой Снейп тянется к комоду, на котором лежит тонкий и, видимо, острый нож для разделки ингредиентов и стоит вычурная старинная чаша желтого металла.

— Третий раз за один вечер, Поттер… Знаете, это немного чересчур.

Пока я пытаюсь понять, что он имеет в виду, Снейп закатывает рукав мантии, оголяя левое запястье, на котором, аккурат под той самой черной меткой, можно увидеть две розовых полосы едва затянувшихся шрамов. Так это он… что же, своей кровью меня поил все это время?!

— Профессор!

Снейп берет нож в правую руку, пристраивая левую на краешек чаши.

— Потом, Поттер. Сейчас вам срочно требуется… выпить.

— Но… я думал… это будет кровь живых магов.

— Живых – потом. А первые три ночи молодого вампира питает кровью его создатель, вливая в тело магию смерти. Если ритуал не завершить, «птенец» умрет. «Птенец», уж простите мне вампирскую терминологию, это вы, Поттер.

«Птенец»… Никогда я не чувствовал себя птенцом в теплых объятиях надежного гнезда. Скорее уж жертвенным ягненком или какой-нибудь другой обреченной на заклание животинкой. Никто из посторонних людей никогда не отворял ради меня вены.

Северус Снейп проводит тонким острым лезвием по своей бледной руке, и я вижу, как кровь начинает сочиться из пореза в таинственную глубину старинной чаши. Когда я ненавидел Снейпа, мне казалось, будто в его венах течет прОклятая черная кровь, но оказалось, она ничуть не черней той, что приводит в движение всех остальных людей на земле. Едва эта простая мысль накрывает меня, как я понимаю: ненависть ушла. Навсегда. И… Почему-то мне кажется почти кощунственным, что эта кровь сейчас стекает по холодному металлу, вместо того, чтобы…

— Профессор, а не мог бы я…

Он вскидывает глаза.

Не знаю, что я только что сказал, но, похоже, что-то очень важное, потому что таких глаз я у Снейпа еще не видел: потрясенных, широко распахнутых, почти доверчивых.

— Вы действительно хотите, Поттер?..

(Кап-кап… Нет, не так! Все должно быть не так!)

— Да.

— Хорошо.

Он подходит к постели, садится на самый край и осторожно, как будто боится, что я могу укусить (или передумать), протягивает мне свое левое запястье. (Запоздало понимаю, что я ведь и в самом деле могу укусить! У меня вон, даже и клыки в наличии.)

— Не бойтесь, профессор. Я буду осторожен.

И только спустя мгновение по его кривой ухмылке осознаю, что именно сказал. Ну… Мы оба ведь знаем, что я имел ввиду совсем другое! Интересно, вампиры умеют краснеть?

— Очень на это надеюсь, Поттер.

Когда я прижимаюсь губами к тонкому порезу на прохладной коже совсем чуть-чуть ниже проклятой черной метки, все мое существо внезапно прошивает невероятно отчетливое осознание правильности происходящего. Я и Снейп. Что бы там ни было. (Поттер, ты все-таки сошел с ума! Ты понимаешь, о чем только что подумал? – Понимаю. И мне плевать.)

Это так похоже на поцелуй, глубокий и чувственный. Его рука и мои губы. Прикрыв от блаженства глаза делаю глоток, и золотой рай стекает в мое горло.

…Вечность спустя мы с профессором Снейпом лежим на моей огромной неприбранной постели и выглядим, словно усталые любовники после целой ночи страстной любви. Не то чтобы у меня был большой опыт по этой части, но воображение ведь еще никто не отменял. И, кстати, нам обоим совершенно плевать, как именно мы выглядим. Про себя я склонен думать, что нечто подобное ощущает Живоглот, когда ему выпадает удача сожрать целую башню взбитых сливок с хозяйкиного праздничного торта, который Гермиона иногда заказывает в кондитерской Фортескью. А Снейп… Снейп просто спит, потеряв слишком много крови за один раз. Это не смертный сон, в который впадают вампиры с первыми утренними лучами, а что-то до боли напоминающее обычную человеческую усталость. Когда я краешком глаза смотрю на него, мне кажется, что черные ресницы слегка подрагивают на впалых щеках. Красивые, изящные ресницы… Черт возьми, Поттер! Ресницы… Чего я еще не знаю о Северусе Снейпе?

Похоже, самое время узнать.

Устраиваюсь поудобнее и разглядываю спящего Снейпа, внимательно и дотошно, как неизвестное доселе магическое существо, о котором мне предстоит делать доклад на серьезнейшей научной конференции. Впервые Снейп не взывает у меня привычных ассоциаций с ядовитой змеей или старой летучей мышью. (Помнится, последняя версия была необычайно популярна в гостиной Гриффиндора.) Человек как человек. Даже не слишком-то старый. Сколько ему? Сорок? Мерлин! Кажется, я сам за последнее время соизволил, наконец, повзрослеть.