Куриный бог - 2. Стакан воды (СИ), стр. 6

Но сон не идет. Отличная, прямо с рынка, ветчина кажется безвкусной (хотя вчера за завтраком шла за милую душу), включенный фильм (очередной супергеройский блокбастер) вызывает только скуку… Тёмка стесняется признаться себе самому, что ужасно скучает по сумасшедшему Данилову. Что душу бы продал, лишь бы услышать, как тот скажет всем этим… своим коллегам: «А это – мой Артем». (Партнер? Парень? Бойфренд? Да какая, к чертям, разница! Главное, что «мой».) А еще… еще… еще он ни разу в жизни не ездил на природу на шашлыки. Вот.

День кажется бесконечным. Совсем отчаявшись, Артем даже смотрит по телевизору местный парад. А потом – Московский. А вечером – трансляцию салюта. Салют по телевизору – то еще сомнительное удовольствие. Но, едва успев обжить крохотный кусочек чужого города, Артем понятия не имеет, откуда лучше всего любоваться этим захватывающим зрелищем в реале. Был бы дома Данилов…

Данилов звонит совсем поздно, чуть за полночь. Данилов громок и пьян, а еще в его голосе слышится странная смесь веселья и грусти.

— Раньше не судьба была позвонить? – вредным голосом интересуется Тёмка. – Развлечения замучили?

— Тут связь – дерьмо, — жалуется Данилов. – Пришлось на гору лезть. Там ловит.

— Данилов, ты ночью один поперся на какую-то гору?!

— Я не один. Тут рядом ребята тоже… связь ловят.

Тёмка фыркает, представив эту дивную картину: толпа вдупель бухих мужиков бегает по горе, пытаясь прозвониться оставленным дома «половинкам».

— Так ты же сказал, что народ будет с семьями? Наврал?

Голос Данилова понижается почти до шепота:

— Они говорят, что им не в кайф «ехать в Тулу со своими самоварами». Никогда этого не понимал. Если самовар действительно свой… На хера тогда нужен чужой? Знаешь, я скучаю.

Артем уже хочет признаться, что тоже скучает почти смертельно, но в это время из даниловской трубки раздается лихое и звонкое:

— Не верьте ему, девушка! Он тут та-а-ак зажигает!

— Зажигаешь, значит? – нехорошим голосом уточняет Темка.

Чуток глуше:

— Тё-ё-ём, да ты что! Да я только о тебе…

— Не пались, Данилов!

— Лю!.. – обрыв связи. Действительно, связь – так себе.

На душе у Артема тепло, будто он снова качается на волнах ласкового Средиземного моря. В обнимку с радужным единорогом.

*

Данилов приезжает внезапно, рано утром, когда Артем еще спит. Роняет что-то в прихожей (зонт, что ли, с вешалки?), шаркая подошвами разношенных домашних тапок, бредет на кухню. Достает из холодильника бутылку холодной минералки.

— Данилов! — Темка открывает один глаз. — Эй, ты чего так рано? Я думал, у вас веселье на два дня рассчитано.

Данилов бледный. Заросший щетиной, какой-то весь из себя замученный и усталый. Похожий на бомжа. Темные круги под глазами. И даже не круги – мешки, которые делают его старше лет на десять.

Сон сразу исчезает куда-то, словно его и не было.

— Да ну их! Стар я уже для такого…

Артем вздыхает.

— Пить надо меньше.

Мрачный взгляд.

— Думаешь, если у тебя, красивого, аллергия на алкоголь, — слово «аллергия» Данилов проговаривает подчеркнуто старательно и как-то злобно, — то и все остальные мигом трезвенниками заделаются?

Упертый баран. В такие минуты отчаянно хочется вдарить ему чем-нибудь тяжелым между глаз. Или слегка притопить в ближайшем бассейне. Разумеется, Темка душит в себе «прекрасные порывы» и сдержанно интересуется:

— Завтракать-то будешь?

Данилов смотрит на него, как на врага народа. В общем-то, всем заинтересованным лицам уже ясно: к Данилову сегодня лучше не соваться. Встал он явно не с той ноги, похмелье дурное его, бедного, мучит. Словно в том анекдоте: «Уйди, свинья, мне все противно!» Но и Артем не робкого десятка. Если Данилову изредка случается пребывать в модусе «танк», то Темка вполне способен изобразить из себя рыбу-прилипалу. Прилипнет – фиг от нее избавишься.

— Рассольчику?

— А-а… Давай.

Артем подрывается из постели, на ходу натягивая треники на голое тело. Душ – потом! Главное сейчас – не дать маленечко просветлевшему лицом Данилову снова погрузиться в бездны похмельного уныния. И рассольчик, старательно сбереженный от последней банки недавно домученных огурцов, завалявшихся в холодильнике с времен, предшествовавших громогласному даниловскому каминг-ауту, оказывает свое облагораживающее влияние. Так что где-то через час Данилов, все еще достаточно зеленый, но уже не столь откровенно умирающий, валяется, задрав ноги кверху, на кожаном диване в гостиной и позволяет сидящему рядом Тёмке осторожно гладить себя по голове. Вернее, это голова Данилова лежит на Тёмкиных коленях, наглядно демонстрируя золотое правило: «Своя ноша не тянет». (Хотя и тяжелая она, сука! И жесткая! Синяки потом, небось, останутся.)

— Не поеду больше никуда без тебя. Тоска… смертная. Ну ее к богу! Если хочешь, врать буду, притворяться. Но больше без тебя – никуда. Не поверишь, шашлык в горло не лез. Хотя у нас натуральный грузин по фамилии Чиковани шашлыки жарит. Начальник отдела продаж.

— А водка, стало быть, в горло лезла? – не без коварного ехидства подкалывает Артем.

— Так водка… она же завсегда! – гордо отвечает Данилов, а потом добавляет жалобно: — Только желудок после почему-то ужасно болит.

— После водки или после шашлыка? – на всякий случай уточняет Артем. Не нравится ему, когда у здоровяка Данилова что-нибудь начинает болеть. Совсем не нравится. – Может, водка паленая попалась?

— Да ты что! – тут же начинает возмущаться Данилов, как будто Тёмка обвинил его родную, любимую бабушку в том, что та в юности была натуральной шалавой. – Мы же сами эту водку продаем. Продукт проверенный!

«Профессиональная гордость, значит!» — мысленно хихикает Тёмка. А вслух говорит, чувствуя себя в этот момент древним, умудренным необъятным житейским опытом старцем:

— Тебе бы, Данилов, к врачу. Не должон от натурального продукта так остро ливер реагировать.

— Некогда мне по врачам шарашиться… — бурчит Данилов, выворачивается из Темкиных рук, тычется носом, словно огромный щенок, в Темкино пузо, забирается под майку, дышит тяжело и жадно. Ну, поехали!.. Теперь станет не до разговоров!

Оказывается, за минувшее с момента их окончательного воссоединения время он своего… любовника успел досконально изучить. И впрямь: Данилов снова бодр, весел, деятелен и настроен не умирать, а от души покувыркаться на кожаном диване. И кто Тёмка такой, чтобы с ним спорить?

Сначала Данилов его берет – быстро и жестко, а потом доласкивает губами и языком умопомрачительно нежно, так, что Тёмка на какое-то время превращается в слегка подтаявшее желе. До неприличия счастливое желе.

На обед, несмотря на даниловские ворчания, Артем варит ему умопомрачительно вкусную овсяную кашу с крупным золотым изюмом. И сам ее с удовольствием ест. Потому что не рассолом единым, да!

*

К вопросу о посещении врача они возвращаются буквально на следующий день, когда у Данилова после напряженного рабочего дня и непонятно какого питания снова желудок начинает болеть так, что хоть на стенку лезь. На стенку Данилов, само собой, не лезет, но лежит, отвернувшись от Артема и скрутившись в позу эмбриона, не спит и жует верхнюю губу. Как назло, в доме нет никаких таблеток, окромя но-шпы, и они на Данилова не действуют от слова совсем. Несколько раз Артем подрывается бежать в дежурную аптеку (кварталов, восемь, ежели по прямой), но его не пускают.

— Лежи! Я еще не помираю, слава богу!

Слава или там не слава, но утром Артем решительно сует в руку Данилова его собственный мобильник.

— Звони!

— Куда? – строит из себя тупого невыспавшийся и совершенно несчастный Данилов.

— В поликлинику звони. Куда ты в экстренных случаях ходишь?

— Никуда не хожу. Не бывает у меня экстренных случаев.

— Значит, в ближайшую платную звони. Какая-там у нас на Загорской? «Здоровье»? Вот и отлично! Баба Маня у них анализы сдавала. Ей понравилось.