Куриный бог - 2. Стакан воды (СИ), стр. 32

— …а тут печень, подходящая по всем параметрам…

— Какая еще печень? Что ты несешь, Данилов? Лучше скажи, тебя сколько ждать? Я с работы на два часа отпросился.

— Вообще не ждать, — голос Данилова звучит удивленно. — Тём, ты хоть слышал, что я тебе все это время рассказывал?

— Не слышал. А что, обследование может затянуться?

— Какое обследование, ядрен-батон?! — похоже, Данилову хочется не то рассмеяться, не то выдать забубенную матерную тираду. — У меня пересадка печени. Думаю, это очень надолго.

Артем сдавленно булькает, но заставляет себя вырулить на безопасную обочину, поставить «бэшечку» на ручник, включить аварийку — и только тогда убирает с руля мгновенно ставшие вдруг совершенно ватными руки.

========== 8. ==========

*

И снова бессонная ночь. А Тёмка уже полагал, что привык… ко всему этому. Оказывается — нет. Невозможно к этому привыкнуть. Хотя и легче. Второй раз, определенно, легче. То есть по стобалльной шкале — не полных сто, а так… девяносто семь — девяносто восемь. Два балла — как раз на привыкание. На повторение, которое, как еще со школьной скамьи известно — «мать — мать его! мать! — ученья».

— Я думал… думал, тебя просто на обследование… — он даже не говорит, а попросту блеет, точно братец Иванушка, только что превратившийся в козленочка, но каким-то чудом не до конца утративший дар человеческой речи.

— Да я же упомянул, что на пересадку…

— Правда?

— Раза три-четыре.

Тёмка всхлипывает. Ну… потекло!

— Тёмочка, не плачь! — тяжелая даниловская ладонь ложится на затылок, гладит-успокаивает. Словно это Тёмке нынче… опять под нож.

— Данилов, пообещай, что выживешь!

— Обещаю, мой хороший. Обещаю.

Врет — и не краснеет.

— Ты… знаешь хоть, куда там звонить, чтобы информацию… поточнее? — Артем вытаскивает из «бардачка» распечатанную пачку бумажных носовых платков и громко сморкается, чтобы скрыть подступившее к самому сердцу отчаяние. Лучше уж быть в глазах любовника клоуном, чем плаксой-размазней. Найдется Данилову нынче о чем попереживать и без его, без Тёмкиных то есть, закидонов.

— Я тебе телефон Чернавской скинул. Утром позвони. Операция не быстрая, так что… Утром.

Чернавская – это та самая решительная завотделением, установившая над Даниловым и его печенью свою бдительную опеку. Артем о ней столько наслушался, что данная дама видится ему в воображении чем-то средним между монументом Родины-матери на Мамаевом кургане и статуей Свободы в Нью-Йорке.

— А может… лучше в справочную? — опять получается блеянье.

— Чернавская точнее скажет. С подробностями.

— А… как я ей представлюсь?

— Скажешь, брат.

Артем осторожно выдыхает. Слава всем богам на свете, хоть здесь не придется светить своими нестандартными отношениями с виновником торжества!

— Она меня пошлет… — («… и будет права…»)

— Тём, кончай комплексовать, а? Тамара Николаевна — прекрасная женщина. Представляешь, я ей из больницы, как с кровотечением справились, позвонил, а она сказала: «Поняла. Значит, надо ускорить». И ведь ускорила!

— Убила кого-нибудь? — мрачно пытается шутить Тёмка.

— Типун тебе на язык! Просто передвинула меня в самое начало очереди. Говорю же: мировая тётка! А там уже — судьба. И… поехали давай, ладно? Печень ждет.

Кто такой Тёмка, чтобы спорить с судьбой и с печенью, которая ждет? Приходится пару раз старательно вдохнуть-выдохнуть и вырулить на дорогу, изо всех сил не обращая внимания на противную дрожь где-то в груди. Главное, чтобы руки-ноги ввиду многосложных водительских задач не дрожали, не так ли?

Впрочем, до областной они добираются без особых происшествий. Подумаешь, один раз на красный проехали! Там и не было вокруг никого. (Ну, или почти никого. Тёмка не смотрел. Только Данилов на заднем сиденье с чувством сказал: «Блядь!»)

До приемного Тёмка его все-таки провожает. Хоть Данилов и отбрыкивается. «Долгие проводы…» — и все такое. Правда, у самых дверей сдается — притискивает Тёмку к стенке возле какого-то мохнатого мокрого куста и целует так, что небеса смущенно розовеют даже сквозь завесу никак не желающего прекращаться дождя, а Тёмка едва не кончает — без всякой дополнительной стимуляции. Целует, гад — и сбегает, бросив на прощанье:

— Пока!

Просто не Данилов, а малютка-привидение из Вазастана!

Обратно Артем тащится со средней скоростью где-то сорок километров в час, не обращая внимания на возмущенные гудки со всех сторон. Живым бы добраться! И целым. (По возможности.) Разбитой «бэшечки» Данилов ему точно не простит. Да и на службе ждут.

Добрался. Уже на парковке — звонок:

— Тём, меня в операционную везут. Я тебя… — обрыв сигнала.

— Я тебя тоже, Данилов, — шепчет Тёмка в исходящую короткими гудками трубку. — Я тебя тоже. Ты… выживи, пожалуйста, а?

Днем и вечером на работе еще ничего. Не дающие расслабиться и предаться самокопанию клиенты. Куча бытовых мелочей, неизбежных даже в замечательно отлаженном отельном бизнесе. Куча бумажек, которые надо заполнить «прям сейчас, но лучше вчера». Артем возится с ними почти до полуночи, пока не ловит себя на том, что раз десятый перечитывает одну и ту же строчку и ни хрена — ну ни хренулечки просто! — не понимает в прочитанном. Тогда он закрывает все до единого рабочие файлы и еще какое-то время честно пытается ползать по всяческим левым сайтам. Треплется с кем-то из бывших однокурсников ВКонтакте. Смотрит, совершенно не понимая про что, видяшки на «Ютубе». (Кажется, по ходу действия за кадром то и дело раздается бодрый, какой-то до ужаса ненатуральный смех.) Короче, всячески делает перед самим собой вид, что ему нынешняя ситуация с Даниловым — так, тьфу! Ерунда сплошная. Ведь все будет хорошо. Будет же, да?

С этакой идиотской недомолитвой Артем и идет в три часа спать, прижимая к груди каменно молчащий телефон. (Ну вот кто тебе, интересно знать, может позвонить в три часа ночи, а? Кто? Кто?! Спал бы лучше, что ли. А там, глядишь, и утро придет, и сам наберешь оставленный Даниловым номер…)

Как бы не так! Стоит Тёмке со всеми удобствами расположиться в крохотной подсобке для персонала на довольно удобном, пролежанном аккурат там, где надо, диванчике и даже укрыться уютным потертым пледом, как приходит она, Госпожа Бессонница. Именно что Госпожа (с большой буквы «гэ»). Потому что бдсм какой-то, ей-богу! Садо-мазо и доминирование. Разве что без элементов бандажа обошлось. (Тёмка — продвинутый гей, Тёмка — в теме! Хотя и не в Теме, да.) Кстати, нельзя ли скрученный в результате бессонного верчения на диванчике аккурат вокруг горла плед посчитать за то самое связывание? До чего же идиотские мысли приходят в голову под утро!

В восемь, сдав, наконец, свою смену, он чувствует себя выжатой досуха руками великана грязной половой тряпкой. Тут не с суровыми дамами по телефону общаться — до дома бы как-нибудь допилить. И желательно — без пробок.

В девять (время, когда, согласно четким указаниям Данилова, уже «прилично звонить») он — у себя, относительно бодр и свеж после душа, но пальцы все равно дрожат, будто всю ночь не сидел на работе, а «пил-гулял».

С первого раза скинутый Даниловым накануне телефон молчит. И со второго — пятнадцать минут спустя — тоже. И с третьего. К десяти Артем жмет на ненавистную кнопку, точно на гашетку пулемета. (Не очень понятно, как именно выглядит сия загадочная деталь, но в дурной голове Артема четко, почти по буквам всплывает «ГА-ШЕТ-КА». А еще — блатной дворовый надрыв: «Жми, парень, жми на гашетку! В этой игре ты лишь марионетка!»)

— Да?

— Здравствуйте, Тамара… — (Как ее, черт?!) — м-м… Николаевна! Вас беспокоит брат… м-м-м… Альберта Данилова. Меня зовут Артем. М-м-м… Алик сказал, я смогу у вас узнать…

— Да, — голос уверенный и какой-то… холодный. Натуральная Снежная Королева, блин! — Все хорошо у вашего брата, Артем. Операция прошла успешно. Длилась восемь часов.

— Восемь… это… нормально?

— Это замечательно! Как по учебнику.