Хороший мальчик (СИ), стр. 37
— Потому что никто из этой школы не уезжает живым, — произносит Эдди, булькая кровью из разбитого носа.
— С меня хватит. Играйте в ваши игры сами! — я отталкиваю Билла и выбегаю из комнаты.
Мое сердце сейчас меня убьет. Оно бьется так сильно, отдаваясь болью в живот, скручивая органы в тугой комок, что я почти пополам складываюсь. Я вбегаю в туалет и нависаю над раковиной. Я лью холодную воду себе на руки, начинаю плескать в лицо, на волосы, за воротник свитера, чтобы остыть.
Как он может?! Как он может так себя вести?! Зачем он… Почему я…
Я даже не могу плакать. Мне кажется, я выплакал все еще в тот момент, когда несколько месяцев трупом валялся на кровати, балансируя на грани жизни и смерти, пока он… Он… Развлекался с другими, и зачем-то снова решил заманить меня сюда…
— Ричи.
Я слышу его голос у себя за спиной и так резко поворачиваюсь, что стены чуть не плывут у меня перед глазами.
— Только попробуй открыть свой рот еще раз, и я разобью твою голову, Каспбрак, я не шучу, — говорю я, и мой голос звучит как сталь, — хватит с меня. Сколько можно причинять мне боль?! Что я тебе сделал?! Я приехал сюда из-за тебя, потому что подумал, что ты умер… А ты…
— Ричи, я…
— Закрой свой рот! Немедленно закрой свой паршивый рот, иначе я ударю тебя еще раз! — я кричу так, что Эдди нервно хлопает глазами, — Каспбрак, мать твою, что произошло?! Что я тебе сделал?!
— Дай мне все объяснить. Я не мог… При Билле…
— Меня тошнит от тебя, понимаешь? Я видеть тебя не могу!
— Ричи, пожалуйста, — Эдди делает робкий шаг ко мне, я вижу, что кровь у него возле носа запеклась корками, а на губах так и остались кровавые подтеки, — я… Прости меня. Я сделал все, чтобы ты уехал отсюда. Я… Обвинил тебя, чтобы тебя отчислили, и ты уехал… Прости меня, прошу тебя, прости…
Я смотрю на него и не верю своим глазам. Только что он снова поливал меня грязью, а сейчас просит простить его со слезами на глазах. Он что, издевается?! Когда закончится этот цирк?!
Я отбрасываю от себя его руку. Меня трясет.
— Не прикасайся ко мне, — шиплю я, — не смей даже…
— Ричи, это правда. Я не знал, что еще делать, как оградить тебя от этого кошмара, как… Уберечь тебя, — он снова пытается взять меня за руку, заглядывая мне в лицо. Я за эти месяцы вырос еще на несколько сантиметров, поэтому Эдди приходится задирать голову, чтобы посмотреть мне в глаза. Меня трясет от его прикосновений, от его присутствия… Все месяцы, что я пытался выжечь из себя чувства к нему своей ненавистью, полетели прахом…
— Прости меня, прости… — Эдди начинает плакать, и мое сердце горит в огне, — я не знал, что еще сделать… Мне пришлось… Я за это сполна поплатился, клянусь тебе, я не хотел…
— Из-за тебя умерла Вероника, — говорю я, и эти слова, которые я не произносил ни разу с того рокового дня, как узнал об этом, жгут мне рот.
— Что?.. Я…
— Ты удалил ее письма, где она просила каждый день меня приехать и спасти ее от сумасшедшего парня, который в итоге ее зарезал! Она умерла из-за тебя!
Слезы уже льются по моему лицу, я не пытаюсь даже сдержать их.
— Ричи… Господи… Ричи… Я не знал… Клянусь тебе, я не знал! Я не читал ее письма, только первые строчки, где она писала… Что любит тебя… Я решил, что… И ты ее любишь… Прости, прости…
— Я любил только тебя, Каспбрак, — шепчу я, — не трогай меня, прошу, убирайся. Разберись со своими дружками, которые считают очень смешным позвонить мне и сказать, что ты чуть ли не умер, только чтобы я приехал сюда…
— Это правда, — шепчет Эдди, и я не могу уже смотреть на него. Мне противно, тошно и больно, — Стен не соврал. Никто не знал, где я. Отец держал меня где-то в школе и я… Я был… Под…
— Наркотиками, — выдыхаю я.
— Да.
Я молчу. Рот пересох, от обилия чувств, захлестнувших меня, я не могу устоять на ногах и медленно опускаюсь на пол под раковиной. Я оттягиваю воротник свитера, чтобы горло перестало сжимать, но свитер тут ни при чем.
— Ричи… Ричи… Прошу тебя… Поверь мне… Прости. Прости, за то, что я сделал с тобой… С Вероникой… Я не знал, клянусь тебя… Ричи… — он берет меня за руку, смотрит на разбитые костяшки, подносит мою руку к своим губам, целует их, и я умираю, умираю, медленно падаю в пропасть…
Я закрываю глаза и прислоняюсь головой к раковине. Эдди опускается на коленки подле меня.
— Ричи, прости…
Из меня вырывается какой-то хриплый кашель, а не слова. Я пытаюсь вырвать свою руку из его, но он качает головой.
— Я не встану, пока ты не простишь меня. Ричи, прошу тебя… Мой отец и мать Стена… Ты им нужен. Я пытался их остановить, но ты видишь, к чему это привело, — Эдди делает неопределенный жест рукой, показывая на меня и на свое разбитое лицо, — а потом… Они просто заперли меня. И Стен позвонил, потому что…
— Потому что я бы все равно приехал за тобой.
— Ричи, мне так жаль… Прости, прости, прости, — он снова целует мою разбитую руку, и его губы горячим потоком попадают мне под кожу и заставляют дышать, — я сделал это только чтобы спасти тебя… Прости, прости… За нее…
— И что мне теперь делать? — спрашиваю я, слегка пожимая его пальцы. Даже если бы я хотел, я бы не смог его ненавидеть. Никогда… Никогда…
— Теперь мы знаем, что они делают, — говорит Эдди, — но мой отец не остановится, пока ты…
— Пока я не пройду тестирование?
— Да. Он уверен, что ты сможешь выжить, только ты.
— Русская рулетка? — спрашиваю я, и чувствую, как во мне зарождается ненависть наперевес с решительностью, — я готов сыграть по их правилам. Но у меня будут свои.
— Ты со мной? — Эдди смотрит мне в глаза, — никому нельзя говорить, что ты знаешь. Пусть Билл думает, что я сейчас снова издеваюсь над тобой. Он увидел, как ты ударил меня, а значит, расскажет это своему отцу…
— Что ты предлагаешь? — спрашиваю я, уже зная, что готов пойти за ним и сделать все, что он скажет.
— У меня есть план. Мы оба рискнем, но если получится… — тут Эдди хватается за шею, но мою руку не выпускает. Он достает ингалятор.
— Не если, Эдди, а когда получится…
— Это все закончится. Обещаю тебе, Ричи. В этот раз я тебя не подведу.
Мы молчим. Я смотрю на него и слегка касаюсь его разбитого носа. Эдди шмыгает носом, и у него снова идет кровь красными пузырями. Я поднимаюсь с пола, встаю на коленки перед ним, как и он передо мной, и свитером вытираю ему нос.
— Интересно, что сейчас думает Билл? — спрашиваю я, осторожно касаясь лица Эдди.
— Наверное, думает, что ты меня уже убил, — он немного гнусавит, и я улыбаюсь, — ты простил меня?..
— Когда ты стоишь так на коленях, я не могу на тебя злиться, — говорю я, и он смущенно краснеет, — об этом мы еще поговорим позже.
— У нас есть дела поважнее, — говорит Эдди, перехватывая в воздухе мою руку с окровавленным рукавом.
— Остаться в живых? — спрашиваю я, ловя улыбку Эдди.
— Да. И кое-что еще.
И тут Эдди делает то, о чем я мечтал столько месяцев, лежа в ночи, в слезах, весь морально униженный и уничтоженный.
Он целует меня, мешая свою кровь с моими слезами.
И это, как ничто другое, дает мне силы выстоять.
***
— Пап? — я вхожу в кабинет отца, где он даже не поднимает голову от бумаг на меня, — пап, мне надо поговорить с тобой.
— Чего тебе? Господи, Эдвард, что с твоим лицом?
— Ты был прав. Знаешь, когда сидишь под замком и принимаешь наркотики, все кажется таким… Романтичным. Искаженным. Я думал, что умру за Тозиера, но… Сейчас я видел его. Он не простил меня. Он… Ударил меня. Билл это видел, можешь спросить у него. И теперь я хочу, чтобы он умер. Как Майк Хенлон и все остальные.
========== K ==========
— Итак, давай повторим, что мы имеем: твой отец, мать Стена и, возможно, отец Билла тестируют наркотики на детях? Но как это возможно?
— Видишь ли, когда у тебя есть такие деньги, как у моего отца, для тебя уже ничего невозможного, — сказал Эдди. Мы находились в его комнате, тихо-тихо, словно сыщики, пробрались туда незамеченными, — я так понимаю, кто-то поставляет им новые сорта наркотиков, чтобы их можно было опробовать на молодом организме. Выживет или…