Хороший мальчик (СИ), стр. 16

Эдди ниже меня, но он не такой худой, как я. У него даже есть какое-то подобие мускулов и пресс. Я не понимаю, почему я на него так пялюсь. Во рту, кажется, совсем не остается слюны.

— Повернись, — царапаю я шершавым языком небо, и Эдди поворачивается. Его спина вся синяя. Его что, били ногами? Я поправляю очки, и вижу, что мои пальцы дрожат. Я достаю вату, смачиваю ее антисептическим раствором и начинаю прижимать к спине Эдди. У него такая ровная мягкая кожа… Черт, о чем я думаю?!

Эдвард сопит и тяжело дышит. Я понимаю, как ему, вероятно, тяжело сдерживаться и не закричать в голос от боли. Это я привык терпеть, хотя… Возможно, мы и не настолько различаемся с ним…

— Эдди, что произошло? — тихо спрашиваю я, обрабатывая ему синяк за синяком. Я осторожно подношу кусочки ваты к нежной белой коже, которую не портит даже синева. Не понимаю, что со мной…

— Упал, — отвечает Эдварда ровным голосом, — прямо как ты.

— Брось, Каспбрак. Уж мне-то ты можешь сказать, — я слегка касаюсь рукой его плеча, он вздрагивает, — мы теперь типа команда…

— Лучше тебе так не говорить, Ричи, — произносит Эдвард, и я понимаю, что он впервые называет меня по имени, а не по фамилии или каким-нибудь грубым словом, — я просто попросил тебя о помощи. Не стоит лезть не в свое дело.

— Я просто хотел помочь…

— Не надо помогать тому, кто в этом не нуждается! — моя рука замирает в воздухе, потому что Эдвард резко поворачивается на кровати и глядит на меня с бешенством, — ты меня понял?

— Да.

— Тогда продолжай молча, — Эдвард снова поворачивается ко мне спиной, заводит руку за спину, берет меня за запястье и подводит мою руку к своим ранам.

Мне кажется, что воздух между нами наэлектризован. Я слышу, что он тоже тяжело выдыхает, но списываю это на его астму и боль от обрабатывания ран.

И все же кое-какая мысль все никак не дает мне покоя. Я чувствую, что из всей этой информации я упустил нечто важное, то, чего не замечают другие, или делают вид, что не замечают…

— Осторожнее, мне больно, — шипит Эдвард через стиснутые зубы, — ладно, хватит.

Эдвард поворачивается, отводит мою руку, не глядя на меня, берет школьный свитер, но не успевает его надеть, потому что я начинаю собирать аптечку, пальцы меня не слушаются, и я роняю на ковер склянку с лекарством.

— Черт! Извини, я случайно, — я наклоняюсь, и вижу, что, к счастью, стекло не разбилось.

— Идиот криворукий, — выдыхает Эдвард, бросает свитер на кровать и тоже наклоняется за бутылкой.

Наши руки соприкасаются. В голове пульсирует кровь.

Я чувствую его пальцы на своей руке. Эдвард замечает это и поспешно отводит руку. Я беру бутылочку с лекарством и подаю ее ему.

— Эдс, послушай, — начинаю я, и вдруг слышу шаги за дверью.

— Эдвард? Ты здесь?

Я вижу, как Эдди бледнеет и с шумом сглатывает невысказанные слова.

Он смотрит на меня обезумевшими глазами.

— Эдс? — тихо спрашиваю я, потому что ручка двери начинает дергаться.

— Эдвард, открой дверь! — слышу я голос из коридора. Волосы встают у меня дыбом.

— Это отец, — произносит Эдди, почти не шевеля губами.

========== H ==========

— Быстрее, сюда!

— Что? Каспбрак, мать твою, я не полезу в шкаф! — громким шёпотом возражаю я, когда Эдди хватает меня за руку и тащит к шкафу.

— Эдвард, немедленно открой эту чертову дверь или я вышибу ее вместе с твоими мозгами! — раздается голос из-за двери.

— Ладно, полезу.

Эдвард открывает шкаф, раздвигает вешалки в стороны и подталкивает меня внутрь. Шкаф огромный, но и вещей там — завались, поэтому мне лезут в лицо всевозможные рукава рубашек, пиджаков, свитеров. Я продвигаюсь вглубь шкафа, прикрываясь одеждой. Он оставляет мне слабую щелку — специально, или случайно, но мне видно совсем немного.

— Секунду, папа.

Я вижу, как Эдвард быстро натягивает свитер и открывает дверь. В комнату влетает Каспбрак-старший.

— Какого черта?! — орет он, — почему ты заперся и не открывал дверь? Что ты тут делал?!

— Я был не одет, папа, — спокойно отвечает Эдвард, а я беру за рукав какой-то свитер и протираю им лицо. Тут безумно душно и все его вещи пропитались его духами. Запах начинает щекотать нос. Нет-нет, только не это…

— Послушай меня, Эдвард. Что я тебе говорил по поводу этого учебного года? Как ты должен был себя вести?

— Тихо, — отвечает Эдвард. Я вижу, что он стоит перед отцом, вытянув руки по швам и смотрит себе под ноги. Отец нависает над ним, машет руками и брызгает слюной. Своеобразная семейка.

— Что я тебе сказал по поводу новенького? Не трогай его пока что, мать твою, Эдди, это что, так сложно запомнить? Ты делаешь свою работу, я — свою, и все. История с Майком Хенлоном тебя ничему не научила? Я больше не буду прикрывать твою задницу, Эдди, я просто вышвырну тебя из школы и из дома, и ты станешь таким же, как те, кого ты так презираешь — бедным.

— Пап, я… Я же… Я не….

— Я знаю, что ты столкнул его с лестницы, и заметь, он никому и слова об этом не сказал. Этот новенький — то, что нам нужно, в этот раз мы избежим многих проблем…

— Пап, — Эдвард прерывает его, и я внутренне дрожу: о чем они, блин? Что значит — я тот, кто им нужен? Что происходит?

Чихнуть хочется еще больше. Я чувствую, как грудь распирает от подступающего чиха, и зажимаю себе рот и нос двумя руками.

— Пап, я все сделаю, честно. Обещаю.

— Где твои дружки? Где этот чертов Стен? Ты знаешь?

— Нет, я не знаю, пап, — я слышу, как голос Эдварда дрожит.

— Зато я знаю! Он вместе с Биллом шпионит по всей школе за его отцом! Сколько раз я тебе говорил, что если они еще хоть раз…

— Пап, не надо.

— Лучше следи за своими друзьями, Эдди. Иначе вот это, — я вижу, как мистер Каспбрак вскидывает руку и пальцем показывает на лицо сына, — повторится еще раз. Сколько еще можно тебя воспитывать? То, что ты сделал, — он выставляет ему палец в грудь, — омерзительно. И я давно мог бы отправить тебя в тюрьму, Эдди, даже несмотря на то, что ты мой сын. Но твою мать это убьет, поэтому я молчу. Поэтому сиди молча и лучше слушайся моих инструкций. Где новенький?

— Я… Не знаю. Кажется, в библиотеке с Коркораном, — отвечает Эдди, судорожно вздыхая.

— Коркоран, — произносит на выдохе мистер Каспбрак, — еще один. Я, кажется, тебя просил проследить, чтобы новенький ни с кем не общался? Уж это-то ты можешь сделать или нет?!

— Пап, я пытался, честно… Но он… Он всем нравится, и…

— Прибил бы тебя тут на месте, — мистер Каспбрак заводит руку, но останавливает ее в паре сантиметров от лица Эдди. Нос у меня уже разрывает, я зарываюсь лицом в какой-то свитер Эдди, пытаясь не умереть, — как только увидишь двух своих дружков, немедленно отправь их ко мне. Мне надо срочно с ними переговорить. От вас троих — одни неприятности.

— Да, папа. Хорошо, папа.

— Я попрошу миссис Голайтли прислать тебе что-нибудь для твоего лица. И запомни, Эдди, — мистер Каспбрак уже отходит к двери, и я его не вижу, — все, что я делаю — я делаю ради тебя.

— Да, папа.

Как только дверь за мистером Каспбраком закрывается, я начинаю чихать. Я кое-как вылезаю из шкафа и вижу, что Эдвард просто опускается на пол на подогнувшихся ногах и начинает плакать. Господи, опять…

— Эдс, тише, тише, — я подхожу к нему, сажусь на пол, — что произошло?

— Никогда… Не… Зови… Меня… Эдс, — говорит Эдди, прерывая слова слезами и рыданиями. Из его груди доносятся хрипы, он ищет ингалятор, — тебе лучше уйти, Ричи…

— Это отец? Отец тебя бьет? За что? — я кладу руку Эдварду на плечо, слегка сжимая. Он такой маленький, такой беззащитный! Вся моя злость или ненависть к нему испаряются без следа. Он не виноват, что он так себя ведет, если он не видел другого отношения к людям. Эдвард давится слезами.

— Каспбрак, расскажи мне все.

— Ты уже все знаешь, — безучастно говорит он, но в этот же миг кладет свою руку на мою и слегка пожимает, — все эти слухи…