Район №17 (СИ), стр. 74

Я выругался и откинулся на мягкие подушки, позволяя себе оценить достоинства бесовой кровати. Достоинства оказались неоспоримыми и весомыми. Что же, выходит, Билл сидит один в абсолютном неведении уже больше суток — тяжело раненый и не имеющий возможности банально ходить без помощи костылей. Отлично я о нем забочусь, как же. Инъекции и таблетки по расписанию, подмога тут как тут, жратвы полный холодильник, словом, шестизвёздочный отель со всеми мыслимыми благами и услужливым персоналом. Надеюсь, он там хотя бы живой — мой несчастный постоялец. Угораздило же.

— Выходит, ты мне жизнь спас, — сухо проговорил я, стараясь не смотреть на Кристиана и чувствуя, как сердце начинает биться чаще, а кровь — бежать по венам быстрее. — Вытащил из лап чудовища, отвёз на «благородном скакуне» к кудеснику-врачевателю и привёл в свой замок, прямиком в постельку с балдахином. За мной чертовский долг. Чего же хочет рыцарь? Чего тебе от меня надо в качестве расплаты, Бес?

Крис хохотнул и, криво усмехаясь, взглянул на меня своими маниакальными глазищами. Очевидно, этот урод захочет секса. Наверняка он все три года ждал того момента, когда я стану его должником, а его извращённые пидорские фантазии воплотятся в жизнь. А что, скорее всего, так все и получится. Он меня даже почти раздел и уложил в койку. Попал же ты, Олень. Ой как попал!

— Больше всего ты мне нравишься именно за своё отношение к ловецким правилам. Долг Ловца дороже карточного, да, майн герр Дольф? — оскалился он и подполз ко мне вплотную, отбрасывая свои патлы на спину и снимая с меня очки. — Поцелуй прекрасной дамы станет лучшей наградой.

Я, вытаращив глаза, смотрел на этого кретина. Цирк с конями, мать его! И это ему, называется, стукнуло тридцать? То есть, меня осчастливили вести о том, что моя задница не пострадает сегодня (ха!), но таких ребяческих забав я не ожидал от взрослого начитанного мужика, который спал и видел, как катался по кровати с парнями вроде меня.

— Обескуражен, Руди?

— Скорее удивлён, Крис. Я думал…

— Ой, кончай.

И он заткнул мои догадки собственными губами, навалившись сверху. Хотя мне хотелось разбить ему лицо прямо в этот самый момент, повышибать зубы и вырвать пару клоков волос с мясом, я попытался расслабиться под ним и не думать ни о чём. Бесовы руки, извечно холодные руки, безупречно мягкие и в то же время сильные, уже шарили по моим бокам, его язык хозяйничал у меня во рту, прощупывая остроту клыков и оценивая теплоту отдающей металлом слюны.

— Дольф… Чёрт, Дольф, давай же… Я ведь знаю… Ты точно хочешь, Дольф…

Сначала я честно притворялся шлангом, не реагируя и не отвечая. Потом же нехотя признался себе в том, что Кристиан шикарно целовался, а его пальцы, увешанные кольцами, творили чудеса, скользя по напряжённому животу. Я сдался, ответил, и он довольно простонал мне в губы, когда почувствовал мои руки на собственной пояснице. Ублюдок наверняка продал душу самому Дьяволу, раз так легко смог меня соблазнить. Крис мокро провёл языком по моим губам, потёрся собственным членом о мой — ткань по ткани, возбуждённая плоть по возбуждённой плоти. Безумно. Совершенно…

Мы целовались взасос, до боли в лёгких, до жгучих искр перед закрытыми глазами. Мы катались по кровати, словно сумасшедшие, и прощупывали сухие канаты мышц под тонкой кожей, шумно выдыхали и оскальзывались, часто сглатывали смешавшуюся слюну, пересекались взглядами. Бес откровенно насиловал мой рот, сжимал губы, кусал их до пьянящей боли и зализывал, распаляя забывшегося Руди до безобразия. Глухо, почти по-животному простонав, он спустился пальцами от живота ниже и снова скользнул языком в рот. Я явственно ощутил, как его рука сжала мой член через ткань трусов. И тут-то что-то щёлкнуло в одурманенных, хорошо встряхнутых мозгах.

— Забываешься, Бес, — ухмыльнулся я в его губы.

— Дольф…

Это «Дольф», гортанно-утробное, выдохнутое в рот, низкое, распаляющее до грани «Дольф», сводит с ума не меньше, чем он — чёрный, взбудораженный и горячий, как сам ад. Он смотрит мне в глаза, и его взгляд — последние капли шартрёза на стенках запотевшего стакана — выворачивает наизнанку. Он — на мне. Он — всё, что сейчас существует в комнате, в Семнадцатом, в мире.

— Дольф, дай мне шанс…

— Не неси хуйню, — огрызаюсь, хотя чувствую, что готов дать ему всё, что тот вздумает пожелать.

— Сам хуйню не неси, — стонет он и ведёт языком по шее, щекоча кожу рассыпающимися чёрными локонами. — Чем я хуже остальных, Альтман? Чем я уступаю всем, кто делил с тобой постель, чёртов ты Фриц?

— Я…

На мгновение Бес отрывается от шеи, вновь находит мой взгляд, замирает, словно античная статуя — высеченный рукой мастера мраморный шедевр, захватывающий дух одним своим видом.

— Хоть одна блядь любила тебя так, как люблю я, Дольф?

— Бес, послушай…

— Хоть один готов был отдать за тебя собственную жизнь, не думая ни секунды?

И меня будто током шарахает. Вот так внезапно, сильно и больно. Осознание? Без понятия. Но убедиться можно. Я, перехватив его напряжённые руки, приближаюсь к мертвенно-бледному лицу и касаюсь губ — сначала мягко, пробуя точно в первый раз, легко, невинно, а потом сжимая и прикусывая. Почти до крови. До боли и мракоты перед глазами. В мозгах вечная мерзлота…

— Больше ничего не говори, Крис, — я явственно осознаю, что выстанываю эти чёртовы слова в его губы. — Пожалуйста, просто не говори, слышишь меня? Ну? Блять, Эберт, что ты делаешь… Блять… сожми крепче… Вот так…

А потом начинается сущее безумие.

В порно-фильмах актёры раздеваются медленно и вальяжно, с жеманным шиком и томными взглядами, наигранными фразочками и интригующими вздохами. Я же потрошил его из одежды, как поехавший герой сплаттерпанка*, срывая одежду и бросая её туда, куда позволит бог. Его свитер, слетев куда-то на полку и оставшись на ней чудом гравитации, превратил бурю чёрных волос в столь же чёрное безумие. Мои трусы повисли на кресле и, проиграв бой физике, всё-таки свалились. Ремень Беса металлически щёлкнул, замок ширинки разошёлся, член, ровный и красивый, мраморно-розовый, твёрдый и влажный, послушно лёг в руку. А у меня рвало крышу.

Я, вдруг забыв о всех принципах и «пунктиках» касательно Беса, завалил Чёрного Бога на кровать и прошёлся языком от основания члена к липкой головке, вбирая в рот возбуждённую плоть покруче заправской шлюхи с полным комплектом венеричек. Крис рвано ахнул, расставил ноги в спущенных брюках так широко, насколько это вообще возможно, пустил пальцы в волосы, прохрипел:

— Мать твою, Альтман…

А меня не оттащили бы и семеро. Мы собачились с ним бессчётное количество раз, обоюдно, искренне, взаимно били морды, угрожали смертью и, кажется, безумно хотели друг друга всё это время — все сучьи годы, что топтали Семнадцатый вместе. Стоило всего-то чуть-чуть не сдохнуть… Стоило всего-то оказаться его должником…

— Я… сейчас…

Он не пытается меня отстранить — Бес лишь крепче сжимает волосы, заставляет взять глубже и, глухо вскрикивая, изливается в рот солоноватой вязкостью, пропахшей ИМ. На вкус Кристиан как чёртов рай — тот самый облачный рай, оккупированный ангельскими дивизиями, словно блокадный Ленинград в далёкие сороковые.

Он не даёт отдышаться. Он впивается в губы с таким отчаянием, с таким безумием, что из-под ног выбило бы землю, он мешает языком вкус слюны и спермы, наваливается сверху снова, смотрит ошалело, страшно, нереально. Спускается к груди и прикусывает сосок — остро, как ложка васаби во рту. Замявшись лишь на мгновение, Бес уже щедро льёт холодный лубрикант и вводит пальцы внутрь — eins, zwei, drei*.

— Давай уже, — хриплю и не узнаю собственный голос, совершенно сумасшедше рассматривая египетский крест анкх*, болтающийся на его шее серебряной загогулиной. — Крис, ну…

А до него — как отсюда до Бранденбургских ворот*. Не докричишься. Бес вылизывает внутреннюю сторону бёдер, надрачивает член, оставляет засосы, укусы, растягивает меня пальцами, заставляя забывать собственное имя. От ощущений, захлестнувших тяжёлой волной, невозможно сбежать, и два чувства — стремление слезть с его пальцев и насадиться глубже, накрывают одновременно. Я выбираю второе. Подаюсь навстречу. Прошу перестать страдать хуйнёй. И он, ОН, соглашается, закидывая мои ноги на свои плечи и пристраиваясь между ними.