Район №17 (СИ), стр. 2

— Нормально, — кивнул я, натягивая приличия ради футболку с котом, блюющим кислотными бабочками. — Ты ведь не просто так на связь вышел?

На той стороне Отец закашлялся и указательным пальцем поправил съезжающие с заостренного носа очки. Точно так же, как это делал я. Судя по тому, как он привычно немногословен, задание, определенно, будет. Он и не стал тянуть с этим. Да, Отец грузил меня работой больше и чаще, нежели остальных ребят, ведь помимо ловецких обязанностей мне приходилось писать кучу отчетов и ухитряться не марать их разливающимся кофе и сигаретным пеплом.

— Ты давно ничего не снимал. Мне нужна пятичасовая запись поведения особей вида F-01-DS.

Подчас его формулировки меня страшно бесили, потому что Отец прекрасно знал, что особи F-01-DS носят говорящее название Калеки. Обычно они шарились в западной части Семнадцатого Района обособленными группами. Этакое инвалидное гетто. Произвольная резервация. Я скривил губы, потому что возиться с Калеками ненавидел сильнее, чем с крайне опасными Буйными или занудными Тихонями. Он это заметил, но на гримасы не сказал ни слова.

— А чем займутся ребята? — спросил я, надеясь, что не полезу к «эфкам-ноль-один» без компаньона или компаньонши.

— Пока ничем, — лаконично ответит Отец. — Береги себя, Олень. Конец связи.

И он, не дав мне возможности порасспрашивать про последние результаты его исследований, отключился, оставив меня пялиться в пустой экран со скучным темным фоном. Как всегда. Ребята продавливают диваны и наслаждаются отдыхом, а я вынужден тащиться в очередную вылазку. Так или иначе, пятичасовую запись с игрищами Калек мне необходимо переслать Отцу не позднее, чем сутки спустя, а времени у меня в запасе — целый вагон.

Не долго думая, решаю вздремнуть часа полтора и сразу же выехать, чтобы побыстрее отделаться от задания и продолжить бесцельно прожигать дни. Мне думалось, что за полтора часа дождь наверняка перестанет поливать заросший район.

И я охуительно ошибался.

Удача от меня снова отвернулась, и ничего не оставалось, кроме как влезть в разношенные шмотки, кое-как завязать красные кеды и прихватить в рюкзак помимо видеокамеры термос с горячим кофе и пачку сигарет. От шпарящего по крышам и разбитым дорогам ливня капюшон не спасал, и я уже сейчас понимал только одно: за пять часов под открытым разнывшимся небом я промокну не то что до трусов, но и, пожалуй, до костей. Забавно будет увидеть опухшую от непрекращающихся пьянок морду дока Богомола, когда я приползу к нему, захлебываясь собственными соплями и моля дать что-нибудь от добивающего жара. Впрочем, меня никто не вынуждал ехать в таком виде. Мог бы и дождевик себе заказать, между прочим. Он хоть и делает людей похожими на куски мяса в полиэтилене, но от вездесущей мокроты честно спасает.

Об этом всем я и думал, пока гнал на запад Семнадцатого Района в своем внедорожнике — настоящем монстре, по специальному личному заказу выкрашенном в вырвиглазно-желтый цвет. Шуршанию колес и рыку мотора подвывал из динамиков эпатажный Оззи, дорога на удивление оказалась совершенно пуста. Обычно по пути мне попадалась пара-тройка мерзотных ходунцов, но на этот раз бог миловал и припас толпу тупоголовых уродцев на десерт. Вода потоками ползла по лобовому стеклу, скрипящие дворники спасали с большой натяжкой. Салон давно уже пропах душком сигарет, откуда-то сзади брякали безупречно красные банки из-под колы, а на переднем пассажирском вместе с рюкзачком дремала многозарядная оптика. На всякий случай я не расставался ни с ней, ни с парой пистолетов, один из которых в разобранном состоянии валялся сейчас на загаженном столе.

Пейзаж, пролетающий мимо смазанными картинками, походил на творческие порывы художника-наркомана, страдающего глубочайшей депрессией. С серых многоэтажек лохмотьями слезали абстрактные граффити, из сухих зарослей травы, бывших когда-то радующим глаз газоном, торчали уродливые головы мусорных баков и хребты ободранных скамеек. Деревья не стригли уже уйму лет, они давно почуяли вседозволенность и порвали кривыми ветками-пальцами черные нитки проводов. Все это, и без того черно-белое и удручающее, обильно поливалось дождем. Ну прямо-таки сказка. Хотя, говорят, одичавший европейский городок все же тешит взор больше, нежели почерневшая Красная Площадь, где в асфальтных завалах, в буреломе разросшихся елей, все еще спал сном младенца картавый лысый революционер. А снились ему броневики и НЭП.

Близился вечер. Взбираясь на крышу высотки и устанавливая под проливным дождем камеру, я понимал, что при свете дня успею отснять от силы часа три. Остальную пару придется наматывать на камеру ночного видения, а уезжать отсюда, рискуя башкой, надлежит уже ночью. Наверное, стоило бы отоспаться дома, выбраться в путь около пяти утра и спокойно отснять материал. Но на такие операции мой мозг рассчитан не был, и я, улегшись животом на старую мокрую куртку, поправив козырек кепки, принялся настраивать камеру, высматривая в нее же признаки жизни.

В этот самый момент мне одного лишь хотелось: кричать громко, много и матом. А все потому, что ни через сорок минут, ни через полтора часа я не поймал в объектив ничего более впечатляющего, нежели одного Калеку. Коренастый мужичок с оторванными по самые плечи руками стоял под проливным дождем, пускал клейкие слюни и как заколдованный смотрел через объектив на меня, почти не мигая пленками век. От этого «дружелюбного» взгляда налитых кровью глаз волосы на голове и вообще всем теле непроизвольно шевелились, хотя, казалось бы, я наблюдал подобное уже три года, и безрукий Калека — зрелище даже очень милое, если подумать.

На нем висели старые, изорванные в клочья шмотки, а черепушку накрывала роскошная ковбойская шляпа. Ему бы еще дохлого коня и звезду шерифа — вот тебе и зомби-вестерн с полупрогнившим Калекой в главной роли. На самом деле это провал. Скоро станет совсем темно, и мне остается только собрать свои пожитки, упаковать их в рюкзак и рвануть домой, оставив на водительском сиденье пятно от мокрой задницы. Потом совесть не позволит мне просто так транжирить папины денежки и я, преданный делу, отправлюсь снимать калечь ранним утром, только проеду немного дальше и рискну, забравшись в более опасное местечко.

Именно по такому сценарию пошла бы моя жизненная история, если бы не то, что произошло буквально через мгновение после того, как я решительно собрался отключить видеокамеру. Напоследок заглянув в нее, чтобы мысленно попрощаться с непризнанной звездой вестерна, я увидел, как со стороны жмущихся друг к другу высоток кто-то несется.

— Ну все, — довольно ухмыльнулся я, — это уже не вестерн, это полноценный боевик! «Буйный vs Калека: возмездие»!

Однако после быстрой настройки резкости до меня вдруг дошло, что с ружьем наперевес отнюдь не Буйный летит, шлепая по лужам. На грязном лице бегуна не наблюдалось следов разложения, а до жути перепуганные глаза не напоминали две кровавых вишни на сгнившем торте физиономии. Буйным оказался невесть откуда появившийся мальчишка. Мальчишка, на которого разом бросилось полдюжины голодных и злющих Калек, спавших до этой минуты в грудах медленно истлевающего мусора.

========== Глава 2 ==========

Правило №64: Если тебе вдруг «посчастливилось» быть покусанным, смело доставай шприц и пори билет в жизнь в шею.

Правило №131: Не знаешь, чем заняться — ложись спать.

Надо сказать, что Калеки не особо блистали умом и в способностях шевелить извилинами заметно уступали не то что Говорунам, но и, пожалуй, Ползунам. Калеки потому так назывались, что хвастали недостающими частями тела: руками и ногами. У некоторых из них был перебит позвоночник, оторвана челюсть или пробит череп — в общем, всякого я насмотрелся, хотя настоящим калечным экспертом числился у нас Бес, занимающийся в основном этими инвалидами, а по совместительству Тихонями и Ползунами, но уже с меньшим энтузиазмом.

Так вот об уме. Псевдо-колясочникам надо отдать должное хотя бы по части засад и стадного инстинкта. Они слыли слабаками местного Зомбилэнда, и потому единственное, что спасало их от голода — каннибализм и коллективные охоты. Вот и сейчас эта паралимпийская сборная в составе шести легкоатлетов, мельтеша культями и азартно подвывая, бросилась на ополоумевшего мальчишку. Тот попытался проскочить сквозь толпу, разогнавшись, однако ручища уродца, скачущего на обрубках ног, схватила его за голень и повалила. В разнывшееся небо штопором ввинтился крик. Раздался жуткий выстрел двустволки.