Ржавчина и кровоподтеки (СИ), стр. 60

Но больно всё равно. Даже сейчас. Томас мастерски скрывает свою боль за почти настоящими улыбками, которые всегда говорят «я в порядке, спасибо», но с появлением Ньюта его тихий и спокойный мирок разрушался как песочный замок, попавший под волну. И Минхо ведь точно не обманешь, но похоже говорить о том, что о Моррисоне стоит забыть, Томасу бесполезно - он правда пытался, но всё безрезультатно. Они каждый день видятся в школе, блондин каждый день в его мыслях. И Эдисон привыкает к этому состоянию, постепенно свыкается с постоянным присутствием Ньюта в своей жизни.

Но Ньют его отталкивает.

Всегда и везде, но больно не от этого. Больно, когда тебя даже человеком не считают.

Вдох-выдох.

Но и к этому можно привыкнуть. Всё будет хорошо. Томас верит в это где-то внутри себя, и он уверен, что Моррисон вовсе не такой, каким хочет казаться всем: он далеко не эгоист на самом деле. Просто как огня боится чувств. Конечно, Томас его оправдывает, ведь любит сильнее, чем он может себе представить, только не верит. И это тоже больно, но Томас гораздо сильнее, чем Ньют. Внутренне. Он не сломается. Он не будет ненавидеть Ньюта, он не будет его презирать. Вот именно в этом их разница. Потому что внутри Томаса хоть и есть боль, но ни одного черного чувства по отношению к Моррисону. Даже после того, что он сделал, Томас видит в нем только хорошее. Он видит хорошее там, где его, казалось бы, и нет, но оно всё равно есть, просто Ньют прячет себя от всех.

— Томас, — вздохнул Минхо, — мне больно на тебя смотреть, понимаешь? Ты выглядишь так, словно тобой кто-то питается. И я знаю, кто именно. Просто скажи мне, он действительно заслуживает этого? Я же вижу, каким взглядом ты смотришь на Моррисона. Я же вижу, как тебе больно. Неужели ты действительно влюбился в него?

— Хочешь узнать, что со мной происходит? Я расскажу тебе всё, что чувствую, потому что ты мой лучший друг и ты должен знать, — просто ответил брюнет. — Я всегда старался держаться от Моррисона подальше, потому что тогда мне казалось, что хуже человека, чем он, не существует; я боялся его до звериного ужаса. Он убивал меня не только морально, но и физически. На моём теле слишком много шрамов от его рук, и они не заживают. Он никогда не осознавал, что делает, он просто делал, не заботясь о моих чувствах, но, черт возьми, они навсегда въелись мне в кожу. Кровоподтёки, которые причиняют мне невыносимую боль. Моя любовь к Моррисону похожа на кровоподтеки. Шрамам на моем теле давно потерян счёт, потому что он никогда не останавливался, Минхо. Он никогда не задумывался о моих чувствах, но я так и не научился его ненавидеть. Я не могу, понимаешь? Минхо, я не могу послать его. Мне больно. Всегда. И сейчас. И завтра. И послезавтра. Но сумасшествие лишь в том, что я оправдываю Ньюта. Постоянно.

Томас замолчал, переводя дыхание. И, скорее всего, на его ресницах уже заметны маленькие слезинки, но Минхо можно показать свою слабость, потому что он поймет, потому что он не будет осуждать, потому что он поддержит Томаса. Опуская голову, Эдисон прошептал:

— А всё потому, что я люблю его. Хоть кто-то, черт возьми, должен меня услышать, а он не верит, не слышит, не позволяет, отталкивает. Я схожу с ума, Минхо, потому что понимаю, что он для меня — всё. Я люблю его, но он не позволяет быть рядом, не подпускает, не верит. Это слишком тяжело. Слишком тяжело любить того, кто больше не верит в любовь. И если бы у меня был шанс разлюбить Моррисона, я бы им воспользовался. Мне слишком плохо. Внутри.

Это чувство похоже на утопию. Каждый день для Томаса тяжелее остальных.

Посмотрев на Минхо, Эдисон поймал его сочувствующий взгляд.

— Да, я люблю Ньюта больше жизни, Минхо. Я знаю, что я псих, но он мне нужен, потому что без него я засохну быстрее, чем если я буду завален учебниками. Ты сам говорил мне, что настоящие чувства не проходят сразу, что их нелегко заглушить. Я, кажется, понял, что ты имел в виду, потому что это сидит внутри меня, Минхо. Ньют сидит внутри меня и питается мной, а мне плевать. Пусть делает больно, пусть издевается, пусть ненавидит, но я не смогу, потому что я нуждаюсь в нём, как проклятый. Я не могу его оттолкнуть, любовь сильнее меня. И если она настоящая, а она настоящая, то я буду любить Ньюта даже если он предаст меня, даже если он совершит что-то ужасное, даже если он снова разобьёт мне сердце, я всё равно буду любить его, Минхо. И именно это, ЭТО убивает меня. ИМЕННО ЭТО. Именно это осознание того, что моя любовь похожа на сумасшествие, меня убивает. Я не знал, что умею так любить, правда. Минхо, он мне нужен, черт возьми. Так сильно. И мне так больно от того, что я не могу быть рядом с ним.

Это, наверное, было окончательное признание в том, что Моррисон стал самым важным человеком в его жизни. И Томас принял это, больше не скрывая ни от кого своих чувств. Пожалуй, он не рассчитывал на поддержку друга, но сейчас азиат выглядел очень взволнованным, понимая, что Томасу очень тяжело в данный момент. Всё-таки, у такой любви нет полноценной надежды на счастливый финал, потому что это не диснеевская сказка, а суровая реальность, в которой слишком много неправильного и несчастливого. И Томас с Ньютом — подтверждение этому. Минхо искренне удивлялся выдержке Томаса, потому что он никогда не видел лучшего друга злым по-настоящему. Он всегда всех прощал. Это было невероятно. Таким людям, как Томас, слишком легко разбить сердце. И такая любовь, казалось бы, обречена на провал.

— Прости, — выдыхает брюнет. — Прости за это, дружище.

У Томаса не хватало сил, чтобы сказать что-то еще. Всё, что накопилось внутри, снова вырвалось наружу. Эдисон ненавидел свою чрезмерную эмоциональность, но если его прорывало, то он говорит всё, что думает и чувствует. Повезло, что всё это услышал Минхо, а не Ньют, потому что тот все равно не понял бы его, и от этого было бы еще больнее.

— Ты боишься туда идти, потому что он снова будет там, да? — спросил азиат.

— Я боюсь не этого, а своих чувств к нему, потому что когда он рядом, я не могу держать ситуацию под контролем, — правдиво ответил Томас. — Я не могу меняться, как хамелеон, подстраиваясь под окружающую обстановку, — фыркнул Эдисон. — Я думаю, что мне лучше остаться дома, Минхо.

Райт вздохнул, присаживаясь рядом с другом на диван, и понимающе похлопал того по плечу.

— Я могу остаться с тобой, — кивнул Минхо.

— Это лишнее, Минхо. Не хватало еще того, чтобы ты из-за моей вселенской грусти лишался всех радостей жизни, — неодобрительно покачал головой кареглазый, — я этого не хочу, и ты можешь быть уверен, что я буду в порядке, честно. За меня не волнуйся. Ты должен пойти и повеселиться за нас обоих, понял меня? — улыбнулся Томас.

— Ты точно будешь в порядке? — недоверчиво переспросил азиат. — Я правда не хочу оставлять тебя одного.

— Со мной всё нормально, — кивнул Эдисон, — тем более, что я не один, со мной книжки всякие важные, и я хотел подготовиться к контрольной по английскому, поэтому скучать мне точно не придется. Я в порядке. Всё хорошо.

Томас отчаянно хочет верить в свои же слова, но не верит.

Кажется, что Моррисон больше никогда не позволит Томасу быть рядом.

— Может, всё-таки пойдешь со мной? Хотя бы просто погуляем?

— Не хочу, Минхо, прости, — тихо говорит брюнет, — но всё хорошо.

Всё хорошо.

Нет, Томас. Ты врешь. Тебе больно.

Больно.

Одиночество ведь лучше, чем люди пустые? Возможно, но Ньют не пустой. Он просто запутался. Ожидания на самом деле не оправданы, а Ньют будет постоянно его отталкивать. И этому есть причина. Томас отчетливо увидел в этих глазах обреченность и страх. И он собирается узнать, в чём дело.

— Ладно, — сдался Минхо, — но может я, всё-таки, останусь?

— Нет, — качает головой Томас, — нет, правда, иди и повеселись, а я хочу побыть один.

— Хорошо, дружище, ладно, — вздыхает Райт.

Минхо обнимает Томаса и они стоят так минуты две, а Эдисон обещает, что всё будет в порядке. И почти верит своим словам. Но внутри всё снова разъедает та самая ржавчина.