Ржавчина и кровоподтеки (СИ), стр. 44

Бесчувственный ублюдок.

— Хватит! — требовательно говорит Томас, упираясь руками в грудь блондина. — Отпусти меня!

Едкое чувство разочарования снова заполняет Томаса до самых краёв, и он задыхается от очередной правды, которая слишком болезненна. Томас не видит в этих глазах любви. Ни капли. Яростно отталкивает, втягивая отравляющий воздух в ноздри. Больно. Снова. Невыносимо. Самое страшное то, что Ньют никогда не изменится.

Эдисон уходит, не желая больше оставаться здесь. Он бежит от Ньюта, но знает, что бежит не от него, а к нему. Себя ненавидит. Ненавидит Ньюта. Ненавидит свои чувства. Утопия и боль, разочарование и страх. Томаса снова раскромсало на мелкие кусочки.

Он вылетает из подъезда, как ошпаренный прямо под дождь, но это не имеет значения, и Томас поднимает взгляд вверх, подставляя лицо под холодные капли, возвращающие потерянный рассудок и не замечает, как его собственные слезы уже смешиваются с дождем.

Это слишком больно. Томас не справляется с этим.

Вдох-выдох.

Ещё хуже.

Мурашки бегут снаружи внутрь, и Томас не чувствует холода. Он не чувствует себя.

Утро наступает неожиданно. Томас видит, как за окном уже рассветает и утыкается лицом в подушку, сжимая её руками. Спустя десять минут всё-таки стаскивает своё тело с кровати и идет на кухню, чтобы поставить чайник. Принимает холодный душ и слегка приходит в себя. Попытка поспать ночью провалилась с треском, поэтому Томасу пришлось выпить дозу кофеина, чтобы чувствовать себя более-менее нормально.

Томас незащищенный за стенами своей квартиры, но выбора нет. Учеба всегда была важнее. Если он перестанет ходить на занятия из-за Моррисона, с которым очень большая вероятность встретиться снова, то Эдисон перестанет себя уважать, а если он покажет свои слабости, то Моррисон, скорее всего, воспользуется ими.

Томас вообще не был уверен, стоит ли ему появляться в школе после вчерашней любовной сцены, свидетелями которой была вся школа, включая учителей. Может, мысль перевестись на домашнее обучение не такая уж и плохая? Томас вздыхает. Он должен быть сильнее. Конечно, сейчас его преследует внутренняя опустошенность и абсолютное нежелание что-либо делать, но брюнет не может сдаться. Именно поэтому он снова возвращается в кишащее крокодилами логово, которое Томас мягко называет любимой и самой лучшей школой.

Учеба — это хорошая возможность для развития личности, но сейчас Томасу кажется, что личность в нем стремительно ползет вниз, утягивая Томаса за собой из-за неконтролируемых эмоциональных встрясок, порождающих выброс огромного количества злости и боли в кровь, но он всеми возможными способами пытается совладать с этим состоянием, более усердно погружаясь в изучение необходимых для поступления дисциплин.

Никакого Моррисона. Томас моментально блокирует любую мысль о нём в своей голове, пытаясь выстроить цепочку недостатков Ньюта. Ну, тут, пожалуй, хоть отбавляй. Никакого Моррисона. Вообще. Это будет сложно, при условии, что они учатся в одной школе, но для Томаса нет невыполнимых вещей в жизни.

— Минхо, привет, дружище, я тебя не разбудил? — по дороге в школу Эдисон набрал номер лучшего друга.

— Ну, знаешь, я плохо спал и уже хочу домой, поэтому нет, — фыркнул Райт. — Ты зайдешь ко мне?

— Да, но это будет вечером, потому что у меня сегодня насыщенный учебный график. После уроков я остаюсь на дополнительные занятия, так как меня пугает моя невнимательность, плюс мне еще химию нужно немного подтянуть, с химическими формулами есть проблема! — произнес Эдисон, улыбнувшись. — Но, когда освобожусь, сразу к тебе, куплю тебе сладкого и яблок, чтобы грустно не было, — рассмеялся брюнет.

По скромному мнению Томаса, из него весьма неплохой лучший друг получился. По-крайней мере, он пытается вернуть Минхо гораздо больше, чем парень ему отдаёт. Минхо действительно важный для Томаса человек, которого, если потеряешь, больше не найдешь. К счастью, Минхо не раз говорил, что они с Томасом как сиамские близнецы — везде и всегда вместе, поэтому потерять такого друга Томасу уж точно не грозит.

Они даже собирались поступать в один колледж, но на разные факультеты, в будущем Минхо юрист, а Томас, если ему конечно повезет, станет детским психологом. Пробивать себе дорогу в будущее он намерен сам, без помощи родителей, поэтому сейчас важнее всего учеба, а всё остальное потом. Томасу нужно только дожить до конца учебного года, а потом уже будет легче. Новые знакомства и абсолютно никакого Ньюта Моррисона. Томас живет ради этого дня.

— У вундеркинда есть слабости? — рассмеялся Минхо. — Я уверен, что их нет. Ты с книжками времени проводишь больше, чем со мной, — фыркнул азиат.

Томас понимающе усмехнулся.

— Если я хорошо сдам выпускные экзамены, я разрешаю тебе напоить меня, — фыркнул Эдисон.

— Я запомню! — усмехнулся Минхо. — Хотя, тут без вариантов, потому что с твоими знаниями ты можешь даже древнекитайский язык выучить, а экзамены для тебя семечки, правда же? — хихикнул парень.

— Пожалуй, в изучении древнекитайского языка нет необходимости, дружище, но большое спасибо за оказанную поддержку, я успокоился, — ответил Эдисон. — Я уже подхожу к звериному логову, так что созвонимся позже, хорошо? Пора грызть гранит науки… Я приду к тебе сразу, как смогу, чувак, поэтому не грусти и кушай кашку, — рассмеялся Томас.

— Удачи, — фыркнул Райт. — Когда будешь идти ко мне, про сладости не забудь! Больничная еда просто отстой!

— Окей, — сказал Эдисон. — До встречи, дружище.

Томас отключился и посмотрел на толпу учеников, которые прямо сейчас смотрели на него, натянуто улыбнулся и прошмыгнул внутрь здания, пропихиваясь вперед, потому что дорогу ему явно никто уступать не собирался. Он ненавидел такое отношение, но терпел. Всегда терпел.

Оставив свою куртку в гардеробной, Томас заметил, что у информационного стенда слишком много народу и решил посмотреть, что же там может быть такого интересного, но очень зря. Потому что то, что он там увидел повергло его в шок. Стенд снизу доверху был заклеен фотографиями обнаженного Томаса, который ублажал Ньюта с разными противными надписями которые гласили только одно: «Ньют трахнул нашу серую мышку»

«Томас стал личной шлюхой Ньюта» «Томас — парень легкого поведения, который трахается со всеми подряд» «Томас — недорогая шлюха, звоните по указанному номеру»

Он снова унизил его. Томас сорвал одну из фотографий и сжал её в кулаке, начиная тяжело дышать, прекрасно слыша перешёптывания за спиной. В глазах предательски защипало. Сколько это еще будет продолжаться? Сколько еще Ньют будет издеваться над ним? Никто, кроме него бы не решился на такое. Решил отомстить за вчерашнее? Хорошо. Хорошо. Хорошо. Нихрена не хорошо.

— Сколько берешь за ночь, Эдисон? — ударило в самую спину. Брюнет резко развернулся.

— Это не правда! — закричал он.

— Ну, конечно, кто ж признается, что трахается за деньги, — фыркнул кто-то из толпы.

Боль.

Эдисон развернулся и начал яростно сдергивать эти фотографии, чувствуя, как эмоции подкатывают к горлу, рискуя выплеснуться наружу. Томас, дыши, ну же, давай же! Не выходит. Не получается. Парень распихивает всех и бежит прочь, пытаясь скрыться от колющего спину смеха.

Это неправда.

Томас забегает в мужской туалет и падает на раковину, вцепляясь ладонями в неё. Будь он сейчас каким-нибудь супергероем, он бы сломал её к чертям, он бы сломал тут всё, потому что ярость вперемешку с истерикой — это страшная сила, не знающая границ. Томас тщетно пытается успокоиться, но выходит очень плохо. Хочется просто кричать. Кричать так громко, чтобы услышали все, а главное - он, чтобы поняли, что Томас — живой, что Томасу больно.

Вдох-выдох.

Еще больнее. Невыносимое жжение в глазах. Желание кричать, к глотке подступает ком, Томас сжимает челюсти так сильно, что начинает сводить скулы. Кажется, что это уже финиш. Кажется, что это последняя капля. Томаса выворачивает наизнанку от обиды и боли, в которой он уже утоплен. Эдисону казалось, что он может вытерпеть всё, что угодно, но только не это.