Ржавчина и кровоподтеки (СИ), стр. 32

— Не трогай Соню, ублюдок! — выплюнул Ньют прямо в лицо своему врагу. — Если ты тронешь её, я… — фраза обрывается.

Соня выросла разбитой.

Соня выросла во всех смыслах.

Алби заставлял её раздвигать ноги.

Точно также, как Ньюта когда-то. Но только Ньют делал это добровольно. А Соня… была его очередной игрушкой.

Удар.

Ньют чувствует острую боль в районе живота и складывается пополам, в его глазах начинает темнеть, а предательский хрип, похожий на змеиное шипение, вырывается из горла. Моррисон ненавистно смотрит на Алби, каждой клеточкой тела желая, чтобы он сдох медленно и мучительно, потому что такие ублюдки, как он, вообще не должны ходить по земле.

— Я убью тебя, если хоть один волос упадет с головы моей сестры, понял меня? — заканчивает Моррисон.

Всё нутро дрожит под напором бешеной ярости.

Следующий удар приходится в челюсть. Ньют сплевывает кровь с разбитой губы и дергается в сторону, пытаясь ударить Хилда по роже, но его слишком крепко держали, не позволяя сдвинуться с места. Так хотелось размазать Алби по стенке, точно также, как тот размазал его самого когда-то.

Он ненавидел всех и каждого, кроме своей сестры, но никто, кроме Моррисона, не знал о её существовании. Ньют и Соня были сиротами, потому что родители погибли в страшной автокатастрофе, когда Ньюту было семь, а Сонечке пять.

Соня была младше Ньюта на два года, поэтому подыскать для неё новую семью было проще. Конечно, для Ньюта тоже нашли подходящих родителей, но мальчик был абсолютно раздавлен и опустошен тем, что их с сестрой разлучили, после чего и озлобился на весь мир.

Их разбросало по разным городам и странам. Когда Ньют стал старше, то он решил найти сестру. Она была в руках у Алби, и у Хилда появилась возможность, чтобы шантажировать Ньюта, когда тот сказал, что больше не будет его личной игрушкой и не будет доставать ему дозу. Соня была единственным близким для него человеком, поэтому расстаться с Алби по-хорошему не получилось.

Предательство Алби еще сильнее заставило его разочароваться во всех людях. Когда он любил Хилда ему казалось, что его раны постепенно затягиваются, но парень окончательно сломал Моррисона. И он жил ради того, чтобы отомстить ему за все издевательства, за сестру, которая теперь, скорее всего, презирает его, потому что он не смог сдержать то проклятое обещание.

Соня тоже выросла без любви, как и Ньют.Детская психика была сломана.

Никто не знал о прошлом Ньюта. Для всех он был просто эгоистичным ублюдком, но никто не заглядывал к нему в душу и не смотрел, что там происходит. А там творился настоящий хаос, который сжирал Моррисона изнутри, не позволяя нормально дышать. Всё было хреново. Он полюбил не того человека и попался на этом, заставляя свою родную сестру страдать всё больше.

Сейчас ему восемнадцать. Ей шестнадцать. Она слишком важна для него. Ньют любит свою сестру всем сердцем и душой, и потерять её он не может. Он готов сделать всё, чтобы его сестра была в безопасности, но пока правила диктует только Алби, заставляя Ньюта прогибаться под него. Невыносимо.

Оставалось лишь надеяться, что Соня его простит, когда Ньют сможет вытащить её из этого дерьма

— В таком случае, твою сестренку найдут по частям в мусорных баках, например, — беззаботно отозвался Хилд, — сам решай, Ньютти. Или ты со мной вместе с живой и невредимой сестрой, или ты против меня, но уже с мертвой сестрой, разложенной по пакетикам.

Сердце пронзительно воет.

Все карты сейчас были в руках этого ублюдка.

И у Ньюта не было абсолютно никакого выбора

— Сука! — орет блондин. — Я убью тебя, слышишь? Я убью тебя, сука! Запомни!

Всё было хреново.

От очередного удара у парня темнеет в глазах и он почти теряет сознание. Его, избитого и покалеченного, выбрасывают на улицу, и он пытается дышать, уткнувшись лицом в асфальт, но сейчас это слишком больно. Он перекатывается на спину и тихо матерится, когда к нему подбегает Томас. Испуганный и взволнованный. Шоколадные глаза бегают по лицу Ньюта, и брюнет тут же поднимает его, перекидывая одну его руку через плечо. Эдисон слышит тяжелое и надрывное дыхание у себя на щеке, и его сердце встревоженно вопит, натягивая нервы как струны.

— Что случилось? Ньют? Ты как? — Томас лихорадочно соображает, что делать, пока Ньют у него на плечах тихо шипит от боли. Кажется, теперь очередь Томаса помогать Моррисону.

Вдох-выдох.

Томас не смог поступить иначе. Только не он. Он никогда никого не бросает. Возможно, что в определенных ситуациях это плохая черта характера, но сейчас он был чертовски рад, что не послушался Моррисона. Последнему сейчас явно нужна была помощь.

— Какого черта, Эдисон? — тихо рычит блондин, но Томас не обращает на это никакого внимания, осторожно поддерживая Ньюта за талию.

Томас не смог уйти без Ньюта и кажется не зря, потому что Моррисону изрядно досталось и сам он отсюда вряд ли бы выбрался. Брюнет бережно сомкнул пальцы на тоненькой талии блондина, не позволяя ему упасть, пропуская мимо ушей все его колкие слова, потому что сейчас они были не важны, Абсолютно. Для Томаса сейчас был важен только Ньют. И никто больше.

— Скажи спасибо, — тихо прошептал Эдисон, — и объясни мне, что случилось.

— Спасибо, — фыркнул Моррисон, — и то, что случилось, не твоего ума дело.

Томас снисходительно поджал губы, зная, что Ньют никогда не скажет ему правду, потому что он никому не доверяет, но попробовать стоило. Усадив Моррисона на ближайшую лавочку, Томас пошарил по карманам в поисках телефона, чтобы вызвать такси, потому что тащить Ньюта до отеля на собственных двоих было плохим вариантом. Эдисон помогал Ньюту просто так и не ждал от него никакой благодарности; он помогал, потому что хотел, потому что так было действительно нужно и правильно, несмотря на то, что Моррисон был самым последним козлом на этой планете.

Добравшись до отеля, Томас открыл дверь своего номера, и они оказались внутри. Посадив Моррисона на свою кровать, чтобы осмотреть масштаб нанесенного ущерба, Томас принялся стягивать с блондина футболку, которая была запачкана в крови, но блондин тут же схватил Эдисона за запястья, не позволяя ему никакие действия.

— Не смей, — тихо прорычал Ньют.

Томас непонимающе уставился на блондина.

— Нам нужно обработать твои раны, — совершенно серьёзно произнес Эдисон, — просто дай мне помочь.

Но Ньют не собирался позволять Томасу ничего из того, что он хотел сделать. Тупое благородство Эдисона раздражало всё больше и больше, Моррисон нихрена не понимал, что именно заставляет Томаса быть рядом с ним сейчас. Где презрение и ненависть во взгляде? Где то, что заслуживал Ньют? Никаких негативных эмоций не было, Томас просто смотрел на Ньюта спокойным взглядом, пытаясь внушить блондину, что ничего плохого больше не произойдет, потому что Эдисон не позволит.

Да, ему было чертовски сложно с Ньютом, но он старался понять его, принять его именно таким, какой он есть. Раньше он думал, что Моррисон — это самое страшное наказание для него, но сейчас всё было иначе: брюнет добровольно оставался рядом с ним, потому что хотел этого и в глубине души Эдисон знал, что Ньют не причинит ему вреда. Да, он угрожал. Да, он бил его. Да, он изнасиловал его, но именно сейчас Эдисон простил ему всё это, постарался забыть каждое гадкое слово, сказанное в свою сторону, потому что сейчас он чувствовал, что Ньют нуждается в поддержке, и Томас просто давал её ему. Осознано, не прося ничего взамен. Он просто был лучше во всех смыслах.

— Почему? — спрашивает Моррисон. Одним взглядом можно сказать многое. И Томас читает по взгляду всё, что испытывает Ньют. Томас улыбается уголками губ, даря ему эту маленькую улыбку.

Ангел внутри него не может по-другому.

— Доверься мне, — просит Томас, — пожалуйста, — еще тише добавляет Эдисон.

От его «пожалуйста» внутри Ньюта что-то с громким треском рвется и дышать становится трудно. Томас осторожно протягивает руку к лицу Моррисона и стирает с губы засохшую кровь. Шоколадные глаза смотрят на блондина с такой теплотой и пониманием, что внутренности Моррисона сжимаются. Он позволяет Эдисону стянуть с себя футболку и видит, как его зрачки испуганно расширяются от увиденного. Да, его поколотили хорошенько. Эдисон осторожно прикасается пальцами к ранам и слышит тихое шипение, тут же взглянув на слегка зажмурившегося Моррисона.