Ржавчина и кровоподтеки (СИ), стр. 33

— Больно? — взволнованно спрашивает Эдисон. — Прости, пожалуйста.

Снова «пожалуйста». Томас, кажется, уже полюбил это слово. Странно. Неконтролируемо. Желанно

Томас хочет помочь, и он помогает.

Всё хорошо.

Томас верил в это.

Томас нуждался в этой вере.

— Сиди тут, я сейчас вернусь, — скомандовал Томас, — никуда не уходи.

Макушка Эдисона исчезает за дверью, и блондин фыркает. Беззлобно. Этот парень всегда вел себя слишком по-детски, но в таком поведении всё-таки была какая-то манящая особенность. Может быть Томас и не замечал, но Ньют всегда наблюдал за его поведением, хотя их отношения и не складывались, но в Эдисоне было нечто такое, что притягивало блондина, хотя Ньют понимал, что у них абсолютно нет будущего вместе, но так или иначе, именно Эдисон сейчас принялся зализывать ему раны, даже не спрашивая больше, что случилось; да и Моррисон не был готов отвечать. Томас помогал ему абсолютно бескорыстно, от чистого сердца. Именно поэтому, наверное, Моррисон никуда не ушел и терпеливо дождался Эдисона, который вернулся через десять минут с пакетом лекарств в руках.

— Ну что же, будем лечить тебя, — серьёзно произнес брюнет, вываливая на свою кровать всё содержимое маленького пакетика: разные баночки с мазями против царапин и ушибов, синяков и гематом, пластырь и прочие лекарства, в названия которых Эдисон особо не вчитывался. Главное, что это должно было помочь. — Рядом с отелем есть аптека, — пояснил брюнет, наткнувшись на слегка удивленный взгляд Моррисона. — Я надеюсь, ты не сожрешь меня, пока я буду обрабатывать твои раны? — шутливо спросил Эдисон.

Ньют промолчал, сосредоточенно наблюдая за действиями Эдисона, который определенно знал, что нужно делать. Он внимательно посмотрел на Моррисона, когда собирался обработать его разбитую губу перекисью, чтобы не попала инфекция, спрашивая разрешения взглядом на каждое последующее своё действие.

Это было важно, потому что Томас не хотел принуждать Ньюта. Он хотел, чтобы парень позволил ему это сделать. И Моррисон действительно позволил, лишь слегка качнув головой, чувствуя. как осторожно и даже с некой опаской, но бережно, Томас прикоснулся ватой к его губе, вызывав неприятную боль и заставляя поморщиться.

— Прости, — снова вырвалось из самого горла. Томас закусил нижнюю губу, выдавая этим своё внутреннее напряжение. Он не хотел, чтобы Ньюту было больно, поэтому всё делал медленно и аккуратно, чувствуя на своём лице пронзительный взгляд ореховых глаз. Это заставляло руки слегка дрожать, но Томас был слишком сосредоточен на своём занятии, чтобы обращать на это внимания. Он же будущий врач, а эта профессия обязывает быть более сдержанным и серьёзным.

Но когда Ньют в очередной раз дернулся и предупредительно зашипел, терпение Томаса лопнуло. Он возмущенно посмотрел на Ньюта.

— Терпи, — непреклонно говорит Эдисон, — я еще не закончил.

Ньют снова начинает морщиться и возмущаться, пытаясь отпихнуть от себя Томаса.

— Если ты не будешь сидеть смирно, то я тебя свяжу, — ляпнул Томас первое, что пришло в голову. И Ньют тут же поменялся в лице. Холодные иголки взгляда проткнули Томаса насквозь, и он испуганно посмотрел на Моррисона, тут же отдернув руку, словно его ударило током. Моррисон оттолкнул от себя Томаса, и тот даже пискнуть или осознать, что происходит, не успел.

Снова этот взгляд. Холодный. Душераздирающий. Эдисон непонимающе смотрит на Ньюта, но тот испепеляет его на мелкие кусочки, и Томас сглатывает слюну, пытаясь успокоиться.

— Мы закончили, — грубо бросает Моррисон и уходит, хлопая дверью так сильно, что у Томаса звенит в ушах и он зажмуривается.

Кажется, всё было плохо.

***

Задорный голос Минхо раздался в трубке, и Томас улыбнулся. Этот парень никогда не бывает грустным, а вот настроение Томаса стремительно приближалось к нулю. И всё из-за чертового Моррисона. Каждый раз, когда он пытается ему помочь, всё заканчивается ужасно. Томас был вымотан. Томасу обидно. Томасу больно, потому что его искренность не ценит никто, кроме Минхо.

— Ты когда возвращаешься? — Райт снова хрустел яблоком. — Я тут, между прочим, помираю со скуки. Быть в одиночестве не круто.

Томас грустно усмехнулся. Одиночество — вот, в чем он сейчас по-настоящему нуждается. Ему нужно было проанализировать ситуацию, понять себя, понять свои чувства. Внутри Эдисона творился какой-то хаос. Ньют постоянно лез к нему в голову. И это уже было вовсе ненормально, но прекратить думать о Моррисоне он не мог. Просто не получалось. Этот парень притягивал. Клятва никогда не связываться с блондином была нарушена, их контакт стал очень тесным и постоянным. И Томас боялся именно того, что происходило с ним, когда Ньют был рядом. Каждый его взгляд, каждое слово, каждое прикосновение Томас впитывал в себя, и Моррисон уже, казалось бы, жил внутри него. Томас знал, что катится в бездну, но остановить себя не получалось.

— Завтра, — ответил Эдисон, — я возвращаюсь завтра.

— Наконец-то! — обрадовался Минхо. — Эта неделя была самой худшей в моей жизни, потому что я не привык быть один слишком долго. Ты единственный, кто разбавляет мою холостяцкую жизнь весельем.

Томас понимающе хмыкнул. Да, эта неделя была самой ужасной в его жизни. Даже ужаснее, чем неделя Минхо. Эдисон не знал, стоит ли говорить лучшему другу о том, что происходит между ним и Ньютом. Томас был не уверен, что Райт его поймет, потому что это было похоже на самоубийство — сближаться с тем, кто ненавидит и презирает тебя. Брюнет прекрасно осознавал это.

Вдох-выдох.

Странные чувства, которых Томас чертовски боится из-за отсутствия над ними своего контроля.

— Минхо, я, кажется, влюбился, — обреченным голосом произнес Эдисон, услышав, как его лучший друг свалился с кровати, на которой сидел, а потом послышался истерический радостный вопль прямо в трубку, от которого Томас чуть не оглох.

Визг продолжался минуты три.

— Боже мой! Томас! Это случилось! Наконец-то! — честно говоря, Эдисон совершенно не разделял этой радости.

Потому что он любил Ньюта…

Человека, которого он должен был ненавидеть…

Правда утопия?

Об этом даже думать было страшно, не то что чувствовать, но брюнет действительно вляпался по полной программе. Это даже отрицать уже бессмысленно. И как сказать об этом лучшему другу? Только псих способен влюбиться в того, кто постоянно издевался над ним, да и Ньюту на него было абсолютно плевать. Из него ненависть и злость сочится водопадом и захлестывает Томаса с ног до головы, но всегда выныривает и плывет дальше, несмотря на то, что его всячески пытаются утопить. Это словно Стокгольмский синдром.

Непотопляемый псих.

Эдисон усмехнулся своим мыслям.

Слишком печально.

Потому что невзаимная любовь — это хуже всего.

Но от этого нельзя сбежать, потому что Моррисон уже прочно обосновался в его сердце и уходить, похоже, не собирается, а вот Эдисону хочется на стенку лезть от собственной беспомощности, потому что всё, что он чувствует от Моррисона по отношению к себе - лишь негативные чувства и эмоции. Никаких намеков на любовь. Томас боится, потому что с каждым днем, кажется, его чувства становятся сильнее. Он постоянно видит Ньюта. И сердце замирает от каждого его взгляда в свою сторону.

Это заставляет Эдисона нервничать.

Вдох-выдох.

Это было очень глупо. Томас уверен, что из этого не выйдет ничего хорошего.

— Это безответная любовь, дружище! — поникшим голосом произнес брюнет.

— Кто она? — серьёзно спросил Минхо.

Томас закусил губу, не решаясь сказать правду. Но терять ему больше нечего. Здравый смысл уже давно потерян.

— Это Моррисон, — выдохнул брюнет.

— Ньют? — шокировано произнес Минхо. — Ты серьёзно?

— Более чем! — ответил Эдисон.

Томас ожидал, что сейчас Минхо начнет говорить, что он совсем чокнулся, но Райт ничего не сказал, он даже не грозился убить Моррисона при любой удобной возможности, что заставило брюнета слегка удивиться, ведь его лучший друг никогда не питал симпатии к Моррисону. Это было весьма оправданно.