Ржавчина и кровоподтеки (СИ), стр. 25

— Что случилось, Моррисон? — требовательно спросил Томас. — Ты подрался?

— Отвали, хорошо? — прошипел Ньют. — Скажи спасибо, что я не решил избить тебя, чтобы выпустить пар, но, между прочим, это может произойти, если ты не свалишь из моего пространства нахуй, понял меня или нет?

Томас скрестил руки на груди и остался стоять на месте с вызовом смотря на блондина. Он почему-то был уверен, что сейчас Ньют не тронет его, но как же он всё-таки ошибался, потому что когда Ньют в бешенстве, он себя не контролирует, а Эдисон всегда бесил его. До мурашек. До искорок в глазах. Его хотелось разорвать и закопать. Такие приступы агрессии случались в основном, когда Томас был ближе, чем на метр, а сейчас он чертовски близко.

И зачем только он вообще родился?

Дыши, Томас.

Он тебе ничего не сделает, потому что…

Потому что почему?

Ньюта никогда ничего не останавливало, и внутренний голос говорил, что лучше уйти, пока Томас не набрался очередных проблем, но так или иначе, его всегда тянуло к Ньюту как магнитом. Ну конечно, Томас притягивает проблемы, а главная проблема — это Ньют, но сейчас слушать свой разум и уходить он не собирался.

Ньюту не нужны были причины, чтобы ненавидеть Томаса.

Он просто ненавидел. Всей душой. Всем своим ледяным сердцем. Его. Томаса. Ненавидел слишком сильно, так, что чуть не убил. Если бы его вчера не оттащили от Эдисона, то он вряд ли сейчас стоял бы тут. Неужели, его жизнь ничему не учит? Ньют — плохой. Ему не нужен никто. Он заботится только о себе, он эгоист, и Томасу нужно бежать от него, но что делает Томас? Конечно, пытается помочь, но тому плевать на его помощь. В глазах — ореховых и чертовски красивых — снова холод, который пробирает Томаса до самых костей, задевает за живое, но он слишком сильный, чтобы показывать это. Второй раз он не потеряет контроль на глазах у Ньюта. Никогда. Ни за что. Хватило того, что он увидел, что всегда сдержанный Эдисон может реветь как девчонка. Томас хочет забыть об этом, как можно скорее, потому что истерика никогда не помогает, и от неё может стать лишь хуже. Он всегда был умнее. Гораздо умнее, чем Ньют. Два айсберга, которые разнесут друг друга, если дать им столкнуться. Томас, пожалуй, и ранимая личность, которая может взорваться, но он тут же извлекает необходимые уроки из состояний, когда всё плохо.

— Сколько же в тебе яда? — спросил Эдисон, — Захлебнешься скоро.

Ньют подошел к Томасу и посмотрел прямо в глаза, но тот не отвел взгляд, как это было обычно. Томас смотрел уверенно, без страха, без паники. Это был абсолютно спокойный взгляд. Он даже не сделал шаг в сторону, чтобы сохранить безопасное для жизни расстояние. Он был уверен, что Ньют не прикоснется к нему прямо сейчас. Не тот взгляд. Не бешеный. Пустой. Холодный. Пустой. И мертвый. Кажется, что мертвый.

— С тебя точно хватит, Эдисон, — прошипел Ньют. — Свали в туман.

— А если я не хочу? — прошептал Томас. — Что ты мне сделаешь? Ты со мной даже поговорить нормально не смог, ушел. Ты думаешь, я не помню? Ты же не такой, каким хочешь казаться. Я это вижу, Ньют. Ты можешь обмануть, кого угодно, но не меня. Ты думаешь, что я не чувствую, что тебе больно? Я открою тебе секрет, но я чувствую чужую боль гораздо лучше, чем свою собственную. За каждой жестокостью скрывается боль, которую ты пытаешься замаскировать яростью и ненавистью, верно? Я хочу знать, почему ты меня ненавидишь, Ньют. Я имею право это знать.

Ньют — как оголенный провод, а Томас все время касается его и пропускает через своё тело двести двадцать вольт. Ему было жаль блондина. Именно поэтому он пытался ему помочь. Он поймал его мурашки в ту ночь. В ту ночь, когда Ньют спас его от своих дружков, а потом случилось то, о чем Эдисон не смог вспомнить сразу, потому что это казалось абсолютно невозможным, но сейчас он помнит. Всё в деталях. Всё в мельчайших подробностях. И он помнит, как Ньют исступленно целовал его плечи, пытаясь оставить на них, как можно больше отпечатков. Пожалуй, к синякам на теле Томаса прибавились еще и засосы, оставленные этими губами. Вполне осознанно. И, возможно, даже желанно. Томас помнит, потому что такое не забывается.

— Почему ты ненавидишь меня, Ньют? — спросил Томас. — Я хочу знать, чем заслуживаю такого отношения к себе?

— Потому что ты существуешь! — прошипел Ньют. — Потому что дышишь, потому что ты улыбаешься, потому что ты живешь.

— А ты так не можешь, верно? — спросил Эдисон. — Потому что сам не хочешь быть нормальным.

— Я тебе врежу сейчас, Эдисон! — прорычал Ньют. — Не зли меня!

— Правда глаза колит? — серьёзно спросил Эдисон. — Черт возьми, Моррисон, я тебя не понимаю. Ты можешь быть адекватным или нет?

Томас и правда не понимал, что происходит с этим парнем. У каждого героя жизни есть свои слабости, но какая слабость у Ньюта? Томас же чувствует, что ему плохо, и именно поэтому он пытается выстроить стену вокруг себя, чтобы никто к нему не пробился, но Эдисон всё равно идет напролом, желая узнать, чего же боится Ньют на самом деле. Если честно, то Эдисон и сам не понимал, почему его так сильно тянет к этому парню. Где бы он ни находился, Ньют всегда был поблизости, он казалось бы, преследует его и избавиться от него было практически невозможно.

Молчи, сука.

Просто замолчи, сука.

Иначе я тебе язык вырву.

Что ты знаешь о моей жизни? Ничего.

Просто оставь меня в покое.

Потому что я тебя ненавижу, слышишь?

Правда, ненавижу.

Просто пошел вон.

Есть ощущение, что Ньют никогда не изменится. Сердце вырвано с корнем и растоптано, и чувствовать нечем, поэтому он бесчувственный. Ненавидеть легче, чем любить, да и кому нужна любовь? Любят только слабые, а Ньют сильный, он никогда больше не будет любить. Он никогда не будет любить. Никогда. Одного раза хватило, чтобы понять, что любовь та еще сука, которая не жалеет ничего и никого. И Ньюта тоже не пожалела.

Ньют помнит абсолютно всё: как Алби распускал руки, как бил его до смерти, как он несколько раз резал вены, но продолжал любить. Несмотря ни на что. Несмотря на то, что Хилд этого не заслуживал. Светлая душа превратилась в совершенно черную. Ньют научился ненавидеть. И ненависть вернула ему покой, а потом Томас вырос, и Ньют нашел себе жертву для того, чтобы выпускать свою злость на этот мир.

Ньют никогда не был желанным ребенком.

Ньют никогда не был любимым ребенком.

Ньют никогда не чувствовал себя нужным ребенком.

Поэтому слишком рано стал взрослым, надеялся найти поддержку в социуме, и в его жизни появился Алби с сестрой. И сначала всё было хорошо. Алби был хорошим, а когда Ньют понял, что любит его, он не получил взаимности, но продолжал любить, надеясь, что когда-нибудь он тоже заслужит любви.

Но этого не произошло.

Ньют был лишним. Всегда. Во всём.

Он прекрасно помнит, потому что такое не забывается. Притон. Наркотики. Избиения. Изнасилование. Его глаза — пустые и холодные. Ньют лишь тогда понял, что любить — это не просто больно, это слишком невыносимо. Ненависть ко всему окружающему зародилась так быстро, так стремительно, что Моррисон уже не смог противостоять своим негативным эмоциям. Ненависть — это способ защититься от всего, что происходит. И блондину нравится так жить, потому что нет ничего. Внутри пусто. Нечего ломать. Всё сломано уже давно.

Всё было плохо.

И Ньют сделал свой выбор. Неправильный.

А теперь посмотри на Томаса. Маленький ангел, способный чувствовать и любить — его так хочется сделать таким же сломленным, но не выходит. Томас бежит от Моррисона в его же сторону, и кажется, что теперь не жалеет.

— Ты можешь быть лучше, Ньют, — прошептал Томас, — просто поверь мне.

Но Ньют не хочет быть лучше.

— Уйди! — прошипел блондин.

— Ты не слышишь меня, да? — спросил Эдисон.

Не слышит, не понимает, не признаёт. По-прежнему ненавидит. Это видно по глазам. Ненависть так сильно сочилась из блондина, что Томасу казалось, что они просто захлебнуться в ней вместе, потому что Эдисон потащит Ньюта за собой.