Ржавчина и кровоподтеки (СИ), стр. 15

Послышалось недовольное ворчание прямо в трубку, Эдисон усмехнулся, переводя взгляд на часы. Семь часов утра. Кажется, Минхо всё-таки ещё спал и сейчас обзывает Томаса последними словами за прерванный сон.

— А ты еще спрашиваешь?! — буркнул Райт. — Все нормальные люди спят еще, и я тоже, между прочим.

— Я тоже нормальный, и я не сплю, — сказал Томас.

Он понимал, что говорить Минхо о том, что произошло категорически нельзя, да он и сам не хотел, чтобы кто-то знал об этом. Ничего уже не исправишь. Томас был сильнее своего внутреннего состояния, поэтому не позволял себе даже самой маленькой истерики, потому что они ничего не изменят. Он мог лишь думать о том, что Моррисон, возможно, успокоился, ведь добился своего. Хотя тут, скорее всего, не он унизил Томаса, а самого себя унизил в глазах брюнета. Эдисон, возможно, единственный, кто осознал, что блондин несчастливый. Совершенно.

— А что с голосом? — подозрительно спросил Минхо. — У тебя всё хорошо?

Томас уверен, что сейчас всё гораздо хуже, чем когда-либо. Он сжимает в руках подушку, подавляя желание тяжело вздохнуть. Он же сильный. Он справится. Только как теперь встречаться с Моррисоном? Он не понимает, не хочет его видеть прямо сейчас. Сейчас это слишком невыносимо. Эдисон сможет пережить это. Всё хорошо, когда всё плохо.

Вдох-выдох.

Синяков и шрамов прибавилось.

Свитер натянут до самой шеи.

Каждый её участок растерзан чужими зубами.

Не думай об этом.

Минхо слышит тяжелое дыхание. Оно надрывается с каждым новым вздохом. Кажется, Томас не справляется. От осознания того, что его тело больше не принадлежит ему.

Спасти Ньюта — это плохая идея, но Эдисон хочет этого. Правда. Он хочет понять этого человека. Потому что за каждой жестокостью скрывается боль.

— Томас, ты в порядке? — встревоженный голос. Эдисон улыбается.

— Я справлюсь, Минхо, обещаю, — улыбается. — Я должен.

А в голове мысли разъедает четыре буквы имени.

Ньют.

***

Дыхание сбивается. Злость перекрывает всё остальное. Ньют врывается в свой номер и дышит, дышит, дышит, но это не помогает. Не помогает избавиться от мысли, что это произошло, что он это сделал, что он сделал это с ним. Он бросил его. Он ненавидит его так сильно, что хочется вернуться и сломать ему шею, чтобы его просто не существовало на этой планете.

Блять.

Сука, зачем?

Полегчало? Нихуя.

Всё стало лишь хуже.

Испуганные глаза Эдисона преследовали его, его жалобный скулеж до сих пор звенел в ушах. Он унизил его, но только легче от этого не стало. Он думал, что если он сделает это — то его отпустит, но, блять, нихуя. Томас не отпускал его. Томас казалось въелся ему под кожу и не хотел отпускать. Слишком много мыслей. Слишком много Эдисона. Ему нужен алкоголь. Срочно. Ему нужно забыть всё, что произошло. Ему нужно вычеркнуть эту ночь из памяти. Он не хочет помнить это. Не хочет помнить, как Эдисон выгибался в его руках, как в нём было хорошо. Так хорошо, что у Ньюта сорвало крышу.

Нельзя. Сука, уйди из моей головы!

Нельзя. Пошел вон. Я ненавижу тебя.

Взгляд. Испуганный, Карие глаза — горячий шоколад. Моррисон никогда не нуждался в любви. Он презирал её. Пожалуй даже слишком, чтобы это было адекватно. Неадекватный псих. Забыть. Забыть. Забыть.

Сколько у него было недоотношений? Сколько галочек? Поставить галочку рядом с его именем? Блять, для чего? Эдисон — хороший. Эдисон — добрый. Эдисон — доверчивый. Глазки — бусинки, мягкая шея, изящные руки. Блять, сошедший с небес, но теперь уже испорченный ангел. Он пахнет клубникой и шоколадом. Ньют ненавидит шоколад. Ньют ненавидит клубнику. Ньют ненавидит Томаса. Ему должно было стать легче. Он был уверен в этом.

Маленькая сука.

Девственник, который подарил ему себя. Блять, он ведь был не против. А вот Моррисон возненавидел его еще больше за это. Такой тугой, так умеет стонать и он, блять, чувствовал, как Эдисон прижимался к нему, как перебирал пряди волос на его затылке. Блять, Ньют до сих пор чувствует эти осторожные прикосновения длинных пальцев к своей макушке.

Пошел к черту.

Мысль, которая взрывает сознание слишком быстро — он единственный, кому Эдисон позволил прикоснуться к нему. Лучше бы не позволял. Где облегчение? Где, блять, оно, сука? Такой маленький, испуганный, невинный сучонок. Моррисон всегда презирал таких. Беззащитный. Потерянный. Обречённый. Ньют ненавидит Томаса. Хочется проломить ему голову и насладиться кровавым зрелищем. Блять.

Душ не смог вернуть Ньюту здравый смысл. Он яростно пытался стереть со своего тела ощущение рук Томаса, которые обвивают его шею, перебирают пряди на затылке, рвано выдыхая в губы. Блядские губы. Неумелые. Мягкие. Сладкие. Открытые для него. Искусанные его зубами в кровь. Скулеж на ухо «больно».

Пошел нахуй, Эдисон.

Пошел нахуй из моей головы.

А на плече чужой след. Чужой след зубов и губ. Здравствуйте, тут был Томас Эдисон. Проклятье. Ньюта никогда не восхищал секс с девственниками и девственницами, потому что он не получал от этого никакого кайфа, который бы срывал крышу и хотелось еще. С ним перетрахалась уже добрая половина школы, и всем он говорил идти куда подальше, потому огонь внутри никто не смог потушить.

Где облегчение?

Где чувство победы?

Ничего нет. Внутри него пусто, а мысли не фокусируются. Вообще.

Ньют хочет забыть это, но не получается.

Он слышит, как захлопывается дверь его номера, потому что они поселись рядом, а дальше тишина. Он не спал. Кажется, что это ненормально. Ненормальный псих. Всё нормально. Просто стало вдруг темно, а глаза шоколадные теперь преследовать будут.

Он заслужил. Его ведь предупреждали, а он не послушался — непослушных мальчиков наказывают. Ньют, несомненно первый, кого Томас подпустил так близко к себе. Он в принципе не доверял никому, потому что ждал удара в спину, и он его получил. Ньют сокрушил его. Но Моррисон знает, что Томас плакать не будет. Может, будет избегать еще больше, но плакать не будет. Крепкий орешек, который даже самому Моррисону не по зубам.

Блять, почему он думает о нем?

Зачем?

Гори в аду, Томас Эдисон.

Закон подлости работает, и они сталкиваются в коридорах. Свитер натянут почти до ушей. Пытается скрыть? Неудивительно. Мальчика испортили. В руках кружка крепкого кофе. Томас проходит мимо, будто нарочно задевая его плечом, отпихивая в сторону. Злится? Возможно. Но как жаль, что ему плевать, что чувствует этот мальчишка. Моррисон спокойно идет на улицу, чтобы покурить.

Запах кофе будоражит сознание, заставляя проснуться. Эдисон вздыхает, покрепче вцепляясь тонкими пальцами в кружку. Он абсолютно не знал, что делать дальше. Его сердце сделало тройной кульбит, когда он увидел Ньюта, выходящего из своего номера: кожаная куртка, белая футболка, руки в карманах. Как-то отталкивает всё-таки. Не вызывает никакого доверия, но он умнее, сильнее. Он не должен показывать Моррисону, что внутри него всё-таки рухнуло полмира.

И он всё-таки чувствовал, что после этой ночи всё изменится.

И он уже боялся этого. Сильно.

Запах ментола и корицы навязчиво лезет в нос. Кажется, что Томас пропах Ньютом насквозь.

***

После окончания всех учебных мероприятий, Эдисон решил, что ему нужно прогуляться по городу, подышать свежим воздухом, проветрить мозги, потому что сидеть в номере было бессмысленно Он даже не глянул на часы, когда вышел из отеля. Минхо бы тут понравилось. Боже, прямо сейчас Томасу так сильно не хватало его лучшего друга, он всегда подбадривал Эдисона, когда тому было паршиво, но сейчас его подбадривать абсолютно некому.

А звонить ему сейчас уже наглость. Вероятнее всего, он спит.

— Эдисон, подожди! — кто-то крикнул ему в спину. Томас резко обернулся и застыл в оцепенении. Щеночки из компании Моррисона. Пьяные в стельку. Что они тут делают? Они следили за ним? Но вот такая встреча не предвещала ничего хорошего, потому что блондина видно не было, а они не упустят шанс отыграться на Томасе за хозяина. Эдисон попятился назад, разворачиваясь резко, потому что надо было бежать. Вот только куда бежать? Незнакомый город, незнакомые улицы. Обратно в отель? Так они догонят. Паника.