Фрустрация (СИ), стр. 33
Ренджун смахивает слезы, катящиеся по щекам, а Джемин старается сдерживаться, старается подавить тот ком, что встал в горле после слов Донхёка. Оба парня понимали, что дни уже сочтены, что они в любой день могут прийти и уже не обнаружить лучшего друга в этой палате, что они могут не обнаруживать его уже нигде. И хотя каждый это осознавал, никто не мог признать, что время уже почти подошло, что уже вот-вот случится это неизбежное.
— Хэч, я… — Джемин хочет было уже сказать, что он всегда будет рядом с Ренджуном, что он всегда будет его поддерживать, как это делали Донхёк и Джено, но внезапно горячие слезы все же скатываются по лицу, — черт, — юноша тут же отворачивается, утирая их рукавом белой водолазки.
— Я прошу у вас двоих только беречь друг друга, — добавляет Донхёк, часто моргая и стараясь подавить тот поток, что растет внутри него, — помните, что этого хотели мы с Джено, мы всегда будем рядом с вами, будем оберегать вас оттуда.
Ренджун поднимается с кресла и тянется к другу, крепко сжимая его сильно исхудавшее тело в своих руках. Капли скатываются по щекам вниз, заставляя немного намокнуть белую футболку Донхёка, которую тот забрал у Марка, Ренджун так сильно не хотел терять Донхёка, так отчаянно держался за него, как за спасительный круг, который волнами от него уносило, что выпустить из объятий он его не мог, боялся. Боялся, что потеряет уже навсегда, если хотя бы на секунду отпустит. Джемин поднимается вслед за Хуаном, окольцовывает обоих парней руками, давая волю своим эмоциям и позволяя слезам, которые всегда сдерживал, вылиться в это крепкое, последнее объятье.
— Я так сильно люблю вас, — всхлипывает Донхёк, утыкаясь носом в плечи друзей, вдыхая их запах и стараясь навсегда запомнить его, пронести в себе сквозь все миры, — я невыносимо сильно вас люблю, ребята, спасибо, что вы были рядом со мной, спасибо.
— Мы всегда будем с тобой, Хэчан, всегда, — бормочет Ренджун, всхлипывая.
— Мы будем рядом до самого конца, — подтверждает Джемин, крепче сжимая хрупкое тело.
— Я люблю вас, чтобы ни случилось, чтобы в ваших жизнях ни было, я всегда буду вас любить.
День сто пятьдесят первый
Автобус Марка резко тормозит, приводя юношу в мысли, когда тот как раз падает в пучину своих дум слишком глубоко. Юноша спрыгивает со ступенек и быстрыми размашистыми шагами направляется к больнице, где Донхёк уже, наверное, его заждался. Он в считанные минуты преодолевает расстояние между остановкой и нужным зданием, стремясь поскорее добраться до пункта назначения, как внезапно его кто-то хватает за рукав весеннего пальто. Марк оборачивается немного назад, замечая уже знакомую девушку, которая, как и в прошлый раз, была заплаканная и с букетом белых чайных роз. Джи Сохён.
— Вы ведь Марк, да? — девушка отпускает рукав Марка, — это ведь Вы?
— Сохён? — с неким сомнением в голосе спрашивает юноша, а та, услышав свое имя, облегченно выдыхает, что не ошиблась.
— Я…Простите, но Вы ведь знаете Донхёка, да? Я слышала от Джиён, что он дружит с неким Марком…
Марк, все еще непонимающий, неуверенно кивает. Его сейчас очень интересует, откуда эта девушка знает его Донхёка, почему она спрашивает о нем и почему она снова с букетом этих цветов. Но внезапное воспоминание с их первой встречи окатывает парня
с головой, от чего картинка начинает складываться. В тот вечер, когда они с Донхёком столкнулись около лифта, младший не случайно к нему подошел, не случайно спросил о цветах и не случайно проявил к нему такой интерес. Донхёк подошел к Марку именно из-за того букета, который подарила ему Сохён. Донхёк подошел к Марку, потому что узнал эти цветы.
— Вы знаете его?
— Я люблю его, — тихо выдыхает девушка, — и я знаю, что Вы тоже, вижу по Вашим глазам.
Марк буквально несколько мгновений обдумывает услышанное, а после внезапно понимает, о чем говорит эта девушка. Он тоже видит в ее глазах ту плещущуюся боль, которая присуща только тем, кто Донхёка действительно любит. Он тоже чувствует ее ломку, тоже слышит немой крик, потому что все это так же находит отголосок в нем самом. Юноша мягко притягивает девушку к себе, позволяя, как и в первый раз, опереться на свое плечо и заплакать. Но в первый раз это было простое желание помочь, а в этот осознание всей ее боли, ведь он как никто другой эту боль понимает. Только Марк был способен понять Сохён и только Марк был способен ее поддержать, ведь только он так же, как и она, знал, что такое любить Ли Донхёка.
День сто пятьдесят пятый
Минхён пришел к Донхёку в тот момент, когда стрелки часов только-только перескочили отметку два. Он старался заходить тихо и бесшумно на тот случай, если Хёк спал или у него снова сильно болела голова. Позади Марка по кафельному полу катился детский поезд на дальнем управлении и сейчас этот поезд был как никогда кстати, ведь почему-то глядя на него, юноша верил в лучшее. Этот поезд был символом веры, такой непоколебимой и сильной, какая только может быть, ведь она, как и этот поезд, ни за что не сошла бы с рельс.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Марк, замечая сидящего в постели с телефоном Донхёка.
— Немного лучше, голова сегодня не так сильно болит, — отвечает парень, отвлекаясь от экрана на Марка.
Марк снимает пальто и кладет на свое кресло, после чего вновь возвращает свой взгляд к Хёку, что слишком уж внимательно наблюдал за его действиями.
— Что не так, Донхёк? — младший выглядит слишком задумчивым, не таким как обычно, что Марка почему-то настораживает.
— Ты выглядишь очень знакомым, да и ведешь себя так, словно мы очень близки, — у Марка внутри все разбивается на мелкие частички, — но почему же я тебя не помню?
Марк правда хотел выдавить из себя улыбку, сказать, что все нормально, но слова не проходят, застревают где-то в горле, опускаясь вниз тяжелым комом. Нельзя сказать, что юноша не знал, что такое произойдет, скорее, наоборот, он даже готовился к этому. Он старался принять такой расклад, чтобы не напугать парня, старался сделать все возможное, чтобы Донхёк не чувствовал себя виноватым. Сейчас даже хотелось парню соврать, сказать, что он просто ошибся палатой, чтобы Хёк не чувствовал то, что его настигнет, когда он вспомнит, но это означает отказаться от него. Марк не мог. Не мог отказаться от Донхёка даже тогда, когда тот его не узнает, не мог бросить его одного. Пускай младший видит в нем чужого, видит незнакомца и не знает, как много их связывает, главное, что знает Марк. Он все еще может хранить их чувства за них двоих, он все еще может с этим справиться.
— Я…- парень пытается выдавить из себя хоть что-то, ведь Донхёк так и не сводит с него взгляда своих карих глаз, — У тебя есть кое-что обо мне, — Хёк непонимающе выгибает бровь, а Марк внезапно для себя радуется, что однажды увидел эту священную коробочку в тумбочке, когда искал для Донхёка орео.
Минхён под пристальным взором подходит к прикроватной тумбе, жестом спрашивает разрешения ее открыть и, получив его, вынимает уже знакомый увесистый предмет. Донхёк немного двигается на кровати, позволяя старшему присесть на ее край, а потом заглядывает внутрь, ведь Марк уже аккуратно снял крышку.
— Мы познакомились с тобой первого ноября, — выдыхает парень, вынимая на свет маленькую фотографию того мальчика, что врезался в него, — этот мальчик разлил на мои белые брюки грязную воду и я его отчитывал, а ты вмешался в это, — Донхёк внимательно слушает, понимая, что Марк не читает то, что приклеено на стикере к фотографии, он рассказывает то, что помнит сам.
— Вторая наша встреча случилась в коридоре этого отделения, я ждал своего пациента, когда нашел твою книгу, — старший достает нужное произведение и дает в руки Хёку, который мягко, даже слишком, проходится пальцами по названию, — тогда ты сказал, что я из той серии людей, что не разделяют орео на две половинки, кстати, так и есть, — парень протягивает маленькую синюю пачку, когда младший откладывает книгу в сторону.
— Этот цветок называется чайная роза, — выдыхает Марк, разглядывая бутон, — в третий раз мы столкнулись у лифта, когда я держал в руках эти цветы, ты тогда хотел сбежать из больницы, но у тебя не получилось, — юноша невольно улыбается, вспоминая те далекие дни.