Бумеранг для Снежной Королевы (СИ), стр. 56

— Катя, — вдруг рявкнул Андрей, — давай рассказывай, я уже с ума схожу.

— Не кричи на меня, — я надулась.

— Я не кричу, я нервничаю. Рассказывай, пожалуйста.

— Хорошо. Ты помнишь девяносто восьмой год?

— Конечно. И? Ну, Кать, не дави по капле.

И я рассказала Андрюше все, что знала сама. И о том, почему их не подпускают к управлению компанией, и о Крысе в «Зималетто», и о кандидате в какие-то депутаты, который в девяносто восьмом слил информацию о дефолте, и о том, что теперь и дяде Юре, в первую очередь дяде Юре, и отцу Андрея грозит реальная опасность. А еще о том, что дядюшка просил меня держать все в тайне и даже вида не подавать, что мне хоть что-то известно.

Сказать, что Андрей был ошарашен — это ничего не сказать. У него даже выражение лица сделалось такое растерянное, что почти глупое, и он долго-долго молчал, видно пытался переварить услышанное.

— Катя, мы должны посвятить во все это Сашку и Ромку.

— Насчет Сашки я согласна. А вот Ромка…

— А что, Ромка? — сразу полез в бутылку Андрей.

— Ты уверен, что Крыса и Ромка — это не один и тот же человек? Вдруг Ромка и есть Крыса?

— Даже думать такого не смей! Роман — мой друг! Знаешь в каких мы переделках с ним побывали? Он никогда меня не предаст. Ни-ко-гда!

— Андрей, вы с ним пьете вместе и по моделькам бегаете, а это еще не есть дружба.

— Послушай, Катенька, — голос его стал сладким, как патока, а тон ядовитым, как яд змеи тайпан, — если ты чего-то не знаешь, то это вовсе не значит, что этого не существует. Понятно? Да будет тебе известно, что если бы не Ромка, и у меня, и у Сашки была бы судимость. И это очень сильно подмочило бы наши репутации. А Ромка нас отмазал. Он нам с Сашкой тогда так помог, что предки ему даже процент акций подарили.

— А сам он при этом рисковал чем-нибудь?

— Нет, но…

— Значит, нет? Зато как отлично все повернулось в его пользу. И вы с Сашкой за него теперь горой, и акционером стал. Андрей, послушай меня, пожалуй…

— И слушать не буду, Ромка Крысой быть не может, и точка.

— Ну, и глупо.

— Теперь я еще и глупый? Ясно.

— Не передергивай! Я не сказала, что ты глупый, я сказала, что глупо не слушать аргументацию. Я что, утверждала, что Роман — это Крыса? Нет! Я даже не говорила, что подозреваю его, потому что я его не подозреваю.

— Тогда в чем дело? Я не понимаю.

— Вот именно, не понимаешь.

— Катя! Мы сейчас поссоримся, если ты не сменишь тон.

Вот тут я растерялась, я не понимала, какой у меня такой тон, что мы можем поссориться. Я не понимала, как Андрей не может понять прописных истин, я вообще, кажется, запуталась.

— Андрюша, давай успокоимся. Только объясни мне насчет тона, я не поняла.

— Ты разговаривала со мной, как начальник с подчиненным, или… как строгая воспитательница с провинившимся ребенком. Мне это не нравится и я такого отношения к себе терпеть не буду, даже если ты трижды гений.

Я уже открыла рот, чтобы разразиться гневной тирадой, но поймала его взгляд, и поняла, что совершенно не хочу доказывать свою правоту ценой потери теплоты и доверия между нами. Я поняла, что ему было ужасно трудно сдержаться и объяснить, что ему мешает, а не послать меня подальше. Тем более, что я знала за собой этот грех Снежной Королевы, появившийся у меня совсем недавно — гордыню. Всё принимаешь.

С тем, кого хочешь любить,

Плохо не будет!— Прости, Андрюша, я не нарочно. Давай успокоимся и я попытаюсь спокойно объяснить свою точку зрения. Ладно?

— Ладно, — буркнул он.

— А пока мы успокаиваемся, ты не мог бы…

— Что?

— Перестать ходить взад вперед, и сесть рядом со мной.

— Не мог бы.

— Почему?

— Потому что, когда я рядом с тобой, я плохо соображаю, и вообще, рядом с тобой, я могу думать только об одном.

— О чем?

— А ты не понимаешь?

— Не понимаю, — ответила я на голубом глазу, хотя прекрасно поняла, что он имеет ввиду.

— Когда ты рядом, мне хочется одного, — голос его потеплел и глаза стали масляными, — доказать тебе, что ты не фригидна.

Я покраснела, как вареный рак, но все же сумела сказать: — Так докажи.

— Нет, моя милая. Пока нет. Катюша, я не хочу, чтобы у тебя появился повод опять себя пожирать, раскаиваться, ненавидеть себя, считать, что ты грязная. Я обязательно тебе докажу, что ты страстная и горячая женщина, но только тогда, когда тебе самой этого захочется, когда ты будешь готова к этому шагу.

— Но поцеловать-то ты меня можешь? Правда? Мы уже вон сколько времени с тобой разговариваем, а ты меня еще ни разу не поцеловал.

— Как это? Я же целовал тебя, когда успокаивал.

— Это не считается, я хочу по настоящему, как тогда, когда ты был моим женихом.

— Ты правда этого хочешь?

— Очень, — я прислушалась к себе и поняла, что не соврала, мне, правда, очень хотелось, чтобы Андрей меня поцеловал. И я повторила: — Очень!

Он подошел, одним махом поднял меня с ковра и усадил на свои колени на диване. Долго смотре мне в глаза, так долго, что мне показалось, что он хочет заглянуть в мою душу.

— Катька, — выдохнул он, — Катька, родная.

И все. Больше я ничего не помню, только карусель в голове, да бешено бьющееся сердце, да ощущение полного счастья. И еще что-то новое, чего никогда не было прежде, когда мы целовались — горячую пульсирующую, очень приятную волну в самом низу живота.

Кончилось все так же внезапно, как началось. Андрей задрожал и резко отстранился.

— Все, моя маленькая, все. Я не железный. — Жизнь удивляет:

Горе стучалось вчера.

Счастье — сегодня!— Что ты сказала? Это опять хокку?

— Да. Спасибо, Андрюша. Я уже и не думала, что счастье возможно.

— Это тебе спасибо, что поверила.

— А ты меня еще будешь потом целовать?

— Обязательно. Только договорим и снова будем целоваться.

— А ты успокоился?

— Я? С тобой на руках? Успокоился? Это невозможно.

Я неохотно покинула его колени, снова села на ковер.

— А теперь?

— Теперь успокоился.

— Андрюша, я хочу, чтобы ты понял, что я не против Ромки. Мне он даже нравится.

— В каком смысле нравится?

— А ты что, ревнивый?

— Очень.

— Ага… Я тоже. Так вот, дело слишком серьезно, жизни дяди Юры и твоего папы под угрозой, и ошибиться нам нельзя. Ты простишь себя, если из-за нашей ошибки с ними что-то случится? Я — нет! Все, чего я хочу, иметь доказательства, что Ромка не Крыса.

— Ромка не Крыса, я это знаю.

— Ты знаешь? Откуда?

— Потому, что это мой друг.

— То есть ты в это веришь, правильно?

— Ну, да.

— А я хочу не верить, мы не можем просто верить. Я хочу доказательств.

— Каких? — Андрей снова начал заводиться. Но теперь я уже была опытнее и знала, как погасить его раздражение, поэтому я быстренько вскочила, прыгнула к нему на колени и сама впилась в его губы. — Ну, ты и хитрюга, — промурлыкал Андрюша, когда ему снова пришлось меня отстранить.

— Хитрюга, это правда, — согласилась я. — Я предлагаю не раздражаться перед сном. Давай позвоним Сашке, встретимся завтра втроем и все обсудим. Мы же тут ночевать будем?

— Да, — прохрипел он. — У тебя тут есть своя спальня.

— А если я боюсь одна?

— Ну, хитрюга! Ну, хитрюга! Ладно, будем спать в гостевой. Там кровать огромная, можем ни разу и не встретиться за ночь.

Но мы встретились. Буквально сразу встретились. Правда, ничего не было, мы целовались, пока Андрюша был способен себя контролировать, а потом он отвернулся и уснул. А может, и не уснул, не знаю! Потому что уснула сама. Счастливая… впервые в жизни…