Бумеранг для Снежной Королевы (СИ), стр. 2

Помните, раньше, в эпоху дефицитов, на предприятиях давали продуктовые наборы — дефицитный растворимый кофе, а к нему в нагрузку какую-нибудь упаковку кальмаров, которые никто по доброй воле не покупал. Зря, кстати, не покупал. Кальмары — это вещь, доложу я вам!

Вот и у меня, как с тем набором вышло, когда нагрузка нужнее и важнее дефицита оказалась…

Где-то с конца ноября я стала замечать, что Денис ведет себя как-то неправильно. Не по-товарищески себя ведет. То какого-нибудь медвежонка плюшевого подсунет, то яблоко и печенюшку, а то и вовсе провожать отправится, да еще и сумку мою с учебниками тащит. И это все вроде как и товарищ мог бы делать, но как в эту схему вписать открыточки с любовными стихами или цветочки? Никак не вписать — это даже мне, такой далекой от всякого романтизма, понятно стало.

А к середине декабря уже только ленивый не потешался над Денисом, нашел, мол, себе ручного крокодильчика. Я особенно смущалась, когда у него при мне спрашивали:

— Денька! Тебе крокодильи зубки не мешают? Язык не застревает в брекетах?

Плакать всегда хотелось после таких подколок. Плакать… и извиниться. И перед Денисом, и перед теми, кто подкалывал. И вот однажды, когда Дениса в очередной раз подняли на смех, он повернулся ко мне, взял за руку и сказал:

— Екатерина, — он всегда называл меня только так, говорил, что это имя цариц, — нам все уже Бог знает что приписывают, а мы и не целовались-то ни разу.

И тут же, не отходя от кассы меня поцеловал. Прямо в губы!

— Нет, ребятки, язык не застревает, — крикнул он зрителям, — наоборот, очень приятно и пахнет мятой!

Потом потянул меня за руку и увел от посторонних глаз. И в пустой аудитории поцеловал еще раз.

— Почему так приятно мятой пахнет?

— Я мятную карамельку ела, — ответила я и заплакала.

С этого дня наши отношения изменились. Нет, внешне все было вроде бы как прежде. Мы так же занимались в библиотеке и у него в общежитии, он все так же провожал меня домой, все так же носил мою сумку. Только держались мы с ним уже за руки, как держатся и другие парочки. И в подъезде он меня обязательно целовал.

Я даже с родителями его познакомила. Маме он понравился, как понравился бы любой, обративший на меня внимание парень. Ей ведь уже и не снилось, что на ее дочь хоть кто-то позарится. А папа устроил Денису настоящий допрос. Ну, как же! Кто-то посмел позариться на его раскрасавицу дочь! Денька, прямо как настоящий партизан, допрос выдержал с честью. Однако после его ухода папа скрутил пальцы фигою.

— Вот ему, а не квартира в Москве. Я таких жуков за версту чую.

А мама меня успокоила, сказала, что никуда папа не денется, если мы с Денисом поженимся, то папе ничего не останется, как прописать моего мужа к нам. Я еще посмеялась над папой! Как он не видит, какой Денис хороший, какой бескорыстный, как любит меня.

Да, да! Я поверила в чудо! Я поверила, что меня можно любить. Ведь он, мой любимый, перед всеми сказал, что ему приятно меня целовать. А я… я совсем потеряла голову. Я таскала ему мамины пирожки, делала за него курсовые, готовила его к экзаменам, и влюблялась все больше и больше!

Двадцать первого декабря Денис пришел к нам домой и попросил у папы моей руки. Мама сразу стала собирать на стол, потом присела на табуретку и заплакала.

— Ну, вот, доченька, ты и выросла. Как же мы без тебя? — и я заплакала вслед за ней, потому что была очень счастлива и не верилось в свое счастье, и страшно мне было очень.

— Ну, хорошо, хотите жениться, так женитесь! — сказал папа. — Только ты, Денис, должен знать, сразу после вашей свадьбы мы Катюху выпишем, продадим квартиру и уедем жить в Клин, у меня там родня. Там и дом купим. Насчет общежития я договорюсь, есть какие-никакие связи, дадут вам комнатку. А потом ты уж должен будешь заботиться о своей семье.

— Валерий Сергеевич, — это уж Денис папе ответил, — меня все устраивает. Мне Катя не для московской жилплощади нужна, просто я люблю вашу дочь.

В ту ночь я не спала. Не могла уснуть, эмоции перехлестывали через край. Сразу после ухода жениха, впервые в жизни поругалась с папой. Это сейчас я понимаю, какой он золотой, папа мой, а тогда он стал для меня врагом номер один. И не потому, что грозился меня выписать, нет! В это-то я как раз не верила ни на секунду. А потому, что усомнился в Денисе, в его любви ко мне!

Через неделю, в день моего совершеннолетия, мы с Денисом подали заявление в ЗАГС. Я подумала, что может быть теперь папа-то поймет, как он ошибался и какой замечательный у меня жених. Но папа не понял и со своей позиции не сдвинулся ни на шаг. «Ну, и ладно, — решила я, — могу жить и в общежитии. Главное, чтобы рядом с Денисом быть!»

Теперь Денису мало было объятий и поцелуев, он хотел секса!

— Ведь мы же уже жених и невеста. Регистрация через три месяца. Так зачем же нам ждать какой-то бумажки? Это все такие условности. Екатерина, родная моя, я так тебя люблю, я так хочу тебя. Я же все-таки мужчина, мне же не восемнадцать лет, как тебе.

Я тоже любила, я тоже хотела… И я уступила, ведь это был мой жених!

Мы решили, что это произойдет в последний день старого года и века. Денис красиво убрал свою комнату, поставил на столе цветы. Все было так романтично, так прекрасно… до поры до времени… Он ведь знал, что у меня никого до него не было, знал! Он был опытнее и старше, у него уже были женщины.

Боже мой, как же стыдно писать про то, что было дальше, но я все равно напишу, потому что прежней Кати больше нет и все, что я пишу — это не обо мне, это о дурочке Екатерине Пушкаревой.

Денис начал меня раздевать, мне стало очень стыдно, я пыталась прикрыть руками вначале грудь, а потом и остальное. Вначале его вроде бы даже трогала моя стыдливость, потом начала забавлять, но тогда я еще ничего не понимала. Я думала, что так и должно быть, что все мужчины смеются над застенчивостью своих неопытных невест. И только когда его начало раздражать мое поведение и он прикрикнул на меня, я испугалась. Опустила руки по швам, закрыла глаза и дальше только выполняла то, что он мне говорил отнюдь не ласковым и нежным тоном.

Я уже не понимала, что происходит, слезы катились из глаз градом, но он попросил меня прекратить, и я сосредоточилась на том, чтобы успокоиться. Он провел рукой по… нет, не могу я писать об этом подробно. Противно и мерзко. Короче, ему надоело возиться с девственницей и он прекратил церемониться, просто рывком вошел в меня и я завыла от боли. Дениса это не смутило, он продолжал удовлетворяться, спасибо, что хоть презерватив натянул.

А потом я плакала и извинялась, за то, что я по его выражению бревно бревном и за то, что он со мной ничего не почувствовал. И он простил меня, и снова стал нежным и ласковым. И я так была ему благодарна за то, что он такой великодушный!

— Катенька, я буду ждать тебя вечером. Ты же помнишь, что сегодня Новогодний бал. И мы расскажем всем о том, что подали заявление. Я жду тебя, любимая, — говорил Денис, выпроваживая меня из общежития.