Заместитель (ЛП), стр. 174

— С Красной шапочкой посложнее. В какой бы век ее пристроить?..

— «Триумф смерти».* Как насчет Брейгеля? — предложил Остерманн.

— Это детская книга! Я не буду рисовать разбросанные по лесу трупы! — запротестовал я.

— Ладно, мы подумаем об этом позже. Ты можешь начать с первых трех сказок. Завтра пришлю тебе тексты. Гунтрам, я хочу получить первые эскизы к началу июля.

2 июня

На прошлой неделе я получил небольшую передышку. Линторфф уехал по делам, и я воевал только с детьми, не желающими идти спать, и с Фридрихом, который выражал недовольство по поводу того, что я отказался встретиться с портным (мне ничего не нужно), не ел с Армином в столовой зале и узурпировал обязанности лакея — отнес грязную детскую одежду в прачечную замка. Всю неделю мы с Петером готовились к тестам и делали домашнее задание. Армин, как водится, списывал у нас. Ему, бедняге, и так приходится много чего делать, чтобы удовлетворить капризы Михаэля.

…Шёл десятый час вечера, детей уже уложили спать. Я сидел у себя, читал книгу о дворе Людовика XIV, взятую в университетской библиотеке. Для «Золушки», помните? Делал заметки, размышлял, начал рисовать лица персонажей и копировать женскую одежду. Три слоя юбок плюс корсет! Невероятно.

Разъяренный Линторфф ворвался в комнату, даже не потрудившись снять дорожную одежду. Я поднялся из-за стола.

— Как ты посмел?! Я оставил тебя без присмотра меньше чем на месяц, и ты уже ведешь себя, как бессовестный щенок! — заорал он.

— Не повышайте голос, сэр. Дети спят. Если у вас есть ко мне претензии, мы можем обсудить их внизу, — огрызнулся я. Он развернулся и, как смерч, вынесся из комнаты. Я закрыл глаза: его выдержки хватило лишь на месяц. Собравшись с духом, я пошел за Линторффом по направлению к его студии и тогда вспомнил, что отныне не должен входить в его личные комнаты. Придется Фридриху улаживать этот вопрос, потому что вместо студии я отправился в библиотеку. Там тоже удобно орать.

Линторфф явился туда через полчаса, еще злее, чем до этого. Конечно, он же терпеть не может ждать. Он прошел прямо к своему месту, огромному стулу за гигантским письменным столом и сел. Похоже, мне предстоит официальный разбор полетов.

— Моника сообщила мне, что ты попросил у нее свои документы по социальному страхованию, чтобы отдать их в «Ван Бреда Паблишинг Ко.» Я же ясно сказал, что тебе не нужно искать другую работу, а тем более, клянчить подачки!

— Я всего лишь договорился иллюстрировать несколько детских сказок для книги, которую Коко ван Бреда хочет выпустить к Рождеству. Мне нужно как-то зарабатывать себе на жизнь, и рисовать я буду в свое свободное время, когда дети спят, — спокойно ответил я, даже не взглянув на него.

— Ты ежемесячно получаешь фиксированную сумму! Тебе не нужны деньги посторонних людей! Это оскорбление для меня — что ты, как нищий, выпрашиваешь деньги у самых незначительных членов нашего круга!

— Я не нищий! Я работаю и продаю свои картины. Не вы ли сами, Ваша Светлость, несколько раз говорили мне, что я должен рисовать профессионально? Я получу процент от прибыли, если она вообще будет. Мастер Остерманн также думает о том, чтобы потом продать эскизы, если книга будет иметь успех. Еще я собираюсь найти покупателей нескольких своих картин, что висят в студии. Нет смысла держать их там.

— Я запрещаю тебе работать вне дома, — сквозь стиснутые зубы проговорил он.

— Я буду рисовать внутри дома, если таково ваше желание, сир, — ответил я, начиная заводиться. — Я не возьму ни цента ваших денег. Это оскорбление для меня, что вы считаете, будто за деньги можно купить мою привязанность к вашим детям.

— Ты не будешь снова питаться на семь франков в день! Фридрих уже сказал мне, что ты отказался от портного.

— Мне ничего не нужно, и вы меня не заставите. Я буду продавать свои работы, если люди захотят их покупать.

— Ты под моей опекой и защитой. Ты должен принимать мою щедрость и прекратить жаловаться.

— Я буду строить свою карьеру художника так, как считаю нужным, сир. Если вас это не устраивает, то я готов написать заявление об увольнении. Я больше не ребенок, которому нужны указания, что ему делать; наши отношения закончились. И я не сделал ничего постыдного.

— Ты сказал Элизабетте, чтобы она запретила мне торговаться на аукционе! Как ты посмел! Ты тоже не имеешь права указывать мне, что делать! — в бешенстве завопил он.

— Торгуйтесь, если хотите нелепо выглядеть. Наверняка ваша мать уже довела до сведения всей европейской аристократии и буржуазии историю о нашем разрыве. Вы будете выглядеть жалким, — я сделал ударение на последнем слове, которому меня научила его мамочка, — когда станете, как отвергнутый влюбленный мальчишка, торговаться за рисунки своей шлюхи. Я просто пытаюсь спасти вас от насмешек общества, герцог.

— Уходи, — буркнул он.

— А что насчет предложения Коко ван Бреда? У меня есть ваше благословение, сир? — саркастически спросил я.

— Я разрешаю тебе продавать картины, но Остерманн должен предварительно консультироваться со мной по поводу покупателей. Свободен.

Последнее слово больно задело. Наверное, потому, что я не привык к тому, что он разговаривает со мной, как со слугой. Надо привыкать, потому что я буду слышать это еще очень долго.

Примечания переводчика

«Триумф смерти» — картина Питера Брейгеля (Старшего).

========== "2" ==========

20 июня

Сегодня я ходил в университет, чтобы забрать свои результаты. Оказалось, всё не так плохо, как я предполагал: средний балл 5,5 из 6 возможных. Разбитое сердце благоприятно действует на учебу — весь последний месяц я только и делал, что занимался. Мои картины были проданы на аукционе, одну из них купил Репин за 43 000. Я рад, что она досталась ему, поскольку на сегодняшний день это лучшая моя работа — юная пара, сидящая в открытом кафе. Линторфф нашел предлог не ходить на это мероприятие, и меня там тоже не было, поскольку пришлось готовиться к тестам в университете. О том, как все прошло, мне рассказал Остерманн; старик никак не может успокоиться, потому что Репин «имел наглость» назвать его торгашом за то, что тот якобы не дает мне развиваться. «Можно подумать, эти дикари что-то понимают в искусстве»! Еще Остерманн сообщил мне, что у Д'Аннунцио есть друг, недавно назначенный кардиналом, и ему нужен портрет для галереи кардиналов в Ватикане. Он из Италии, и ему очень понравился мой стиль — он видел Мадонну и портрет отца Патрисио с детьми из трущоб. Мне стоило бы съездить в Рим на выходные, познакомиться с ним и сделать первые эскизы.

Придется просить разрешения у ублюдка. Что ж, поговорю с Фридрихом, который постоянно сердится на мое «невозможное ребяческое поведение» и выгоняет с кухни каждый раз, когда застает меня там. Предвидя большой скандал, я всячески оттягиваю момент, когда объявлю, что хочу исчезнуть на все выходные, бросив детей.

Сегодня мы с Армином утром на одной машине ездили в университет — он, до сих пор расстроенный тем, что, похоже, сделал несколько ошибок в тесте по статистике, и я, абсолютно спокойный. Мы забрали свои оценки, и он решил сходить в кафе с ребятами с финансового факультета, которые стали увиваться за ним, узнав, кто его дядя. Нет, кто он на самом деле, они не знают, но владение банком само по себе уже прекрасная визитная карточка. Я извинился и отправился в библиотеку убить время до обеда, когда нам обоим придется ехать в банк.

В зале было пусто, так как большинство студентов ушло на каникулы. Я сел на одну из банкеток у большого окна в поисках хорошего освещения, достал свой блокнот для эскизов и принялся графитинтом набрасывать композицию иллюстрации к «Спящей красавице». Думаю, библиотекарь убил бы меня, если б я выложил на стол акварель. Всё-таки, карандаши — это не так вызывающе.

— Не похоже на твой обычный стиль. Творческий кризис? — проворчал знакомый голос.

— Здравствуй, Константин. Не похоже на твое обычное окружение, — ответил я, заметив, что Обломов устраивается напротив меня. Его босс сел рядом со мной, блокируя выход. Некоторые привычки никогда не умирают.