Нетореными тропами. Часть 1, стр. 138

Я спокойно перешла на ту сторону и дождалась, пока переберется Микаш. Ступив на землю, он одарил меня мрачным взглядом. Я снова хохотнула, и он безнадежно махнул на меня рукой. Рядом нашлась закрытая со всех сторон соснами поляна. Я насобирала хвороста, а Микаш наколол дрова припасенным в спрятанной в кустах седельной сумке топором. Вскоре к нам пришли лошади: Кассочка и коренастый мерин Микаша. Надо же, не бросили. Паслись теперь на пожухлой траве неподалеку. Мы развели костер и немного перекусили.

— Ненавижу горы. Ненавижу север, холод и полугодовую ночь. Надеюсь, это в последний раз и больше никогда мерзнуть не придется, — забормотал Микаш, обсасывая кусок жесткого вяленого мяса.

— Это хорошо. Значит, со мной ты все-таки не пойдешь, — усмехнулась я.

Микаш поперхнулся и испуганно вытаращился:

— Ты что назад собралась? Гробницу своего Безликого в Хельхейме искать? Это глупо.

— В Хельхейме — да, но теперь я точно знаю, что гробница Безликого не в Хельхейме, а в Нифельхейме, на дальнем юге за мертвым континентом. Ведь Нифельхейм — это зеркальное отражение Хельхейма. Все как в старой норикийской легенде.

— Ты серьезно? — его лицо вытянулось и закаменело.

— Вполне. Я люблю путешествовать, если ты не заметил. И люблю горы и холод. А назад мне дороги уже нет, так что буду идти, пока Матушка-вьюга не возьмет меня, — я заложила руки за голову и улеглась на землю, вглядываясь в клубившуюся наверху дымку.

Микаш угрюмо выдохнул и надолго замолчал. Когда доел, лег рядом и протяжно смотрел на меня:

— Расскажи. Норикийскую легенду или про Матушку-вьюгу. Что хочешь.

— Только если ты обещаешь поспать.

— Не могу. Я должен следить за костром и за твоей безопасностью. У туатов отосплюсь.

Я надула губы в притворной обиде.

— Тогда бы я спела тебе колыбельную вдобавок. Подарка, конечно, я не достану — куклы из веток делать я не мастерица, уж прости.

— Мне не пять лет, а девятнадцать, — упрямо передразнил меня он.

— Какой большой мальчик! — присвистнула я и пощупала его плечо. Тугие жгуты мышц ощущались даже через одежду.

— Ладно, но только пару часов до рассвета, — сдался, наконец, Микаш, я придвинулась к нему поближе и повернулась лицом.

— Это случилось давно. Норикийское королевство только-только образовалось. Плодородна была его земля, а погода благоволила, золото и серебро текли норикийскому королю Гарденису прямо в руки. И была у него дочь, прекраснейшая из людских женщин. Но позавидовали ему черной завистью демоны, которых Стражи согнали с тех земель в пещеры. Решили они отомстить людям. Самый злой и коварный из них, король цвергов Брокк похитил принцессу и спрятал в своей пещере.

— Как тебя Ходок что ли? — перебил Микаш. Я заскрипела зубами.

— Во-первых, я не принцесса, а дочь лорда, во-вторых, никто меня не похищал — я сама ушла.

— Потому что дура.

— Ой-ой-ой, на себя бы посмотрел. Какого демона за дурой прешься в ледяную преисподнюю и шею все время подставляешь?

— Забудь. Рассказывай дальше, я не буду больше перебивать, — отмахнулся он.

— Так вот, остался король Гарденис безутешным без дочери. Молил он Стражей вернуть принцессу, обещая богатую награду и ее руку в придачу. Сильнейшие из Стражей пытались выбить цвергов из пещер и освободить принцессу, но ничего не выходило. Цверги уходили все глубже под землю и закрывались своими чарами. Тогда Стражи решили договориться. И возвестил цверг Брокк свою волю. Отдаст он принцессу, если ему принесут золотой перстень со дна озера Фол, самого глубокого и холодного в Норикии, золотой перстень, потерянный в незапамятные времена самой матушкой Калтащ. Воды озера Фол были настолько прозрачные, что перстень было видно с берега, но донырнуть до него никто не мог. Многие Стражи и обычные люди утонули, пытаясь достать перстень, но ни у кого не вышло. Жил тогда при дворе юный королевский иллюзионист. Не был он родовит и богат, а дара его хватало лишь на то, чтобы развлекать гостей во время пиров, — Микаш вдруг зашевелился, прислушиваясь внимательней. Я знала, что ему понравится. — Жил он в маленькой каморке вместе со старым и немощным дедом. Все смеялись над ним и советовали избавиться от обузы, но он не соглашался. А еще он любил принцессу больше других и переживал, что цверги уморят ее в мрачном и сыром подземелье. От отчаянья решил он сам нырнуть в озеро Фол и попытать счастье с перстнем.

«Вот если бы я был телекинетиком, то обернул бы собственную голову воздушным пузырем, прыгнул в озеро так, что только волны пошли. Дался бы мне в руки чудо перстень, и принцесса вернулась домой живая», — сокрушался он перед дедом, который сидел с ним рядом на берегу озера и смотрел на видневшийся в прозрачной воде перстень.

«А может, тут и не нужно телекинетиком быть вовсе, стариковской мудрости хватит, — усмехнулся дед его печали. — Забирайся на верхнюю ветку и посмотри, нет ли там чего, на самом крае».

Не решился иллюзионист деду перечить, называя его старым сумасшедшим, как делали другие. Забрался на старый вековечный дуб, что рос на берегу и своими ветвями почти касался воды. Едва не упав, добрался он до края и среди листвы увидел надетый на кончик ветки перстень. Он отражался в прозрачной воде, и от этого казалось, что он лежит на дне озера. Отнес парень перстень цвергам, и тем пришлось отпустить принцессу.

— И что король разрешил ему жениться на своей дочери?

— Нет, но они сбежали вместе, вернулись к цвергам, которые полюбили принцессу за доброту, а иллюзиониста за смелость и смекалку. И жили долго и счастливо.

— Правда что ли? — удивленно вытаращился Микаш.

— Нет, конечно, это я только что выдумала, чтобы тебя не расстраивать. Иллюзионист сам отказался от руки принцессы, потому что дед ему подсказал, что негоже простому иллюзионисту на дочке короля жениться. Они не были бы счастливы.

— Мораль — сколько ты не пыжься, если рождением не вышел, ничего не получится. Дурацкая сказка.

— Нет, почему? Иллюзионист получит почет и славу, его имя и подвиг сохранились в веках. И мораль тут другая — слушать старших, потому что они мудрее и больше знают. А еще не всегда стоит верить своим глазам. То, что блестит на дне, может оказаться лишь отражением на воде.

— Спорно. Многие когда стареют, просто становятся дряхлыми и брюзгливыми, а ума не прибавляется ни на каплю.

— Конечно, если не извлекать выводов из своих ошибок, то и не прибавится. Но я не поэтому историю рассказала. Я про отражение. Гробница Безликого не здесь, а на дальнем юге, я уверена. Там он возродится.

— А так ли надо, чтобы он возрождался?

— Естественно, надо. Мир приближается к своему концу, и Безликий должен его спасти.