Нетореными тропами. Часть 1, стр. 129

— Всегда вместе, одной жизнью, как муж и жена, — зашептал он. Я отстранилась и вгляделась в его глаза. Не думала, что голубой цвет может стать таким непроницаемым и густым в сумеречной дымке. — Помнишь легенду о солнце и луне?

Я удивленно моргнула. С чего это он заговорил о легендах, он ведь в них не верит и терпеть не может? Тонкие длинные пальцы прикоснулись к моей щеке вслед за губами, очертили контур рта.

— Они были братом и сестрой, близнецами, рожденными одновременно из одной утробы. Мужем и женой к тому же, прародителями звезд и огня. Почему они могли то, что запрещено всем остальным?

— Кто мы такие, чтобы судить богов?

Я решительно убрала его руку. Играет? Насмехается? Пускай.

— Жалкие грязные людишки, — ответил он без тени улыбки.

— Я-то уже чистая, — обратила все в шутку сама и швырнула ему рогожку. — Мойся. Встретимся в гостевом зале.

Я ушла вслед за туатой, не оборачиваясь. Не хотелось продолжать этот странный разговор. Вей охолонет один и больше о нем не вспомнит. Все будет хорошо.

Вернувшись в зал, я перекусила остатками еды и принялась расчесывать еще влажные волосы. Хорошо хоть короткие, с ними не столько проблем. Микаш забился в угол, укрывшись шкурами и явно пытался стать незаметным, что было затруднительно при его-то размерах. Когда голова высохла, я улеглась на каменную лавку, поворочалась, пытаясь принять удобную позу на оленьих шкурах. Сдалась и уставилась в покрытый паутинкой трещинок потолок. В углу раздалось шевеление, шаги.

— Ты ведь сдержишь слово? — опасливо спросила я, не желая опускать на него взгляд.

— Как ты скажешь, — смиренно ответил Микаш, замерев рядом с моей лавкой. — Я хотел попросить кое-что напоследок.

— Поцеловать тебя?

— Нет, поцелуев с меня точно хватит, — он грустно вздохнул. — Расскажи, что произошло в лабиринте. Я ничего не помню.

Я все же посмотрела на него. Долго. Глава в глаза. Изучая каждую черточку осунувшегося, выдубленного на ветру лица. Высокий лоб, грубые, будто топором рубленные скулы, глубоко посаженные глаза, резко очерченные растрескавшиеся губы, хищный горбатый нос, жесткая щетина на впалых щеках. Ему бы провести здесь неделю, а не день. Хоть немного передохнуть после четырехмесячной гонки.

— Мы охотились на вэса. Он напал на меня, ты бросился спасать… — нехотя начала я, но Микаш остановил, вскинув руку.

— Он меня укусил, а потом был обвал. Это я помню. Что было дальше?

— Я тебя поцеловала… — я отвернулась и принялась нервно перебирать собственные пальцы. Слова застревали в горле, не хотели выходить наружу, хотя я чувствовала, что обязана сказать правду, объяснить.

— Да, потом я попросил тебя заколоть меня, но ты сбежала. А дальше? — Микаш навис надо мной нетерпеливой тенью.

— Там был… — ну почему так трудно? Ведь Вей мне уже все высказал. Микаш не сможет задеть сильнее. Мне его жалко, да, но по сути его мнение мне безразлично. Да, обидится, обзовет потаскухой или чем похуже, а может, ударит… Интересно, если получу по голове вот этой здоровенной ручищей, умру сразу или помучаюсь?

— Да? — он настолько приблизил свое лицо, что я даже не смогла отвести взгляд.

— Был еще один обвал. Я потеряла сознание, а когда очнулась, ты излечился. И от радости я тебя поцеловала… — и все-таки не смогла. Теперь мне придется всю жизнь носить в себе эту тайну. Неприятно. Лгать. — Так все и было, да.

— Спасибо.

Я подвинулась, и он сел рядом.

— Тебе спасибо за то, что столько раз спасал, — я облегченно отвернулась и снова принялась перебирать пальцы. Совесть бешенным псом вгрызалась в горло. — Не думай только, что я неблагодарная, просто тебе на самом деле будет лучше одному. Не понадобиться больше так рисковать, чтобы спасать сумасбродных «принцессок». Ты даже сможешь стать великим героем, защитником слабых. А вовсе не злодеем — вельва ошиблась. Если ты очень захочешь, если очень постараешься, если всегда будешь принимать верные решения, поступать по совести, то преодолеешь свою судьбу, совершишь больше подвигов, чем даже Безликий, выиграешь тысячу битв. И даже если где-то повернешь не туда и заплутаешь, то все равно сможешь вернуться к свету, если искренне раскаешься. А я в старости буду гордиться знакомством с величайшим героем, Микашем Могучим, и рассказывать о нем легенды внукам Вейаса.

— У тебя будут свои внуки, — ответил он так, что мне сделалось стыдно за свой наивный детский лепет.

— Но ты ведь этого хочешь? Хочешь стать героем, а не злодеем? — я внимательно на него посмотрела.

— Если этого хочешь ты, — он вернул мне такой же пристальный взгляд.

— Хочу! — я улыбнулась ему, пожалуй, впервые. Искренне.

Он коротко кивнул и вернулся в свой угол.

***

Вейас наблюдал, как они разговаривают через приотворенную дверь. Микаш сидел рядом с ней на лавке, она что-то ему самозабвенно рассказывала. Странно. Других мужчин она побаивалась, робела, а тут разговаривала открыто, не таясь. Возражала, дерзила, ругалась… Демоны, Вейас сам его побаивался, огромного, медведеподобного. Танцует перед ними на задних лапах, как ручной ярморочный звереныш, защищает, но ведь может, всегда может накинуться, сжать мускулистыми ручищами и раздавить, оторвать голову. Чувствуется это в нем — сила, затаенная ярость. Они играют у него в когтях, кусают за бока, как мелкие шавки, а он терпит. Но сколько это еще продлится, прежде чем он всех их передушит и пойдет дальше? Лайсве будто не понимает, а может, понимает, но ей все равно. Она ведь и раньше презирала опасности. Она похожа на хрупкий горный цветок, беспечно распустившийся посреди снежной бури. Он завораживает бредущих посреди ненастья хищников, сводит их с ума, не позволяя отвести взгляда, заставляет ходить кругами, даже когда разумом они понимают, что касаться его нельзя. Прикосновение погубит. И все же медведю позволено больше, чем кровному брату…

— Никак не можешь ее отпустить? — шепнул на ухо звонкий голос Эйтайни.

Вейас плотно затворил дверь, чтобы их не подслушали.

— Когда ты говорила, что спасти мою сестру от Ходока сможет только ее суженый, который потом станет великим властителем, ты ведь имела в виду не Йордена?

Ворожея туатов внимательно глянула за закрытую дверь и печально улыбнулась:

— Должно быть, если слишком долго выполнять чужие обязанности, чужая судьба станет твоей.

— Но он ведь никто, безродный простолюдин без гроша за душой. Как он сможет стать властителем? Отец никогда не даст согласие…

— Я не знаю, я просто вижу. Но мой совет тебе остается тем же: отпусти ее, позволь жить своей жизнью, радуйся ее счастью. Если ты действительно ее любишь, то сделаешь именно это.

Вейас опустил взгляд. Он знал, всегда знал, что так и будет. Все исполнялось как в видении в пещере Истины. Оставалось только отдать простолюдину свои регалии и броситься на меч. Зашуршала ткань платья Эйтайни. Она уходила. Вейас метнулся за ней быстрой тенью и прижал к стене. Пальцы вцепились в ее тонкую тщедушную шею.