Нетореными тропами. Часть 1, стр. 127

— Больше не хочу! — зло выкрикнул на мою длинную, заученную наизусть речь Микаш. Я хотела взять его за руку и успокоить, но он отстранился.

— А чего ты хочешь? Ты свободен, ты не должен никому служить. Ты можешь делать все, что захочешь. Просто пожелай, — я попыталась улыбнуться, поддержать, но он взъярился еще больше.

— Я желаю быть властелином Мидгарда и чтобы ты была моей женой. Как думаешь, сбудется? — язвительно поинтересовался он. Я покачала головой. — Ну так не спрашивай, чего я хочу! Ну почему я не сдох в лабиринте?!

И этот туда же. Как же надоело, что все ведут себя как дети!

Микаш снова потянулся за ножом и так сильно полоснул по запястью, будто хотел отрезать ладонь.

— Перестань!

Я не выдержала и попыталась отнять нож, но Микаш вцепился в рукоять и дернул. Лезвие соскочило, разрезало мою рукавицу и задело кожу. Микаш выронил нож и испуганно отпрянул еще до того, как я успела почувствовать боль.

— Прости, я не хотел… — залепетал он, отодвигаясь как можно дальше, словно вид моей крови пугал и вызывал брезгливость.

Хотя бы нож бросил. Я спрятала его в мешок на поясе. Хорошо бы меч отобрать, а то еще, не приведи Безликий, начнет им себя кромсать. Почему мне так с мужчинами не везет?

— Как хочешь, — отмахнулась я, встала и пошла обратно в лагерь.

Надоело. Пускай сами со своими истериками разбираются. Я только хуже делаю.

Микаш пришел, когда мы уже навьючивали демонических лошадей. Проскользнул тенью к своему животному. Ехал в хвосте и ни с кем не заговаривал.

Весна наступала короткими солнечными днями, зарождалась в горных долинах, вспучивала лед на бурливых горных речках, капелью падала с обледенелых ветвей, зверьем выпрыгивала из-под копыт. С солнечным светом, с животворящим теплом возвращались и ощущения в теле, настоящие, как будто мы выходили из сумеречного мира вечных снегов, где блуждали бесплотными духами, и вновь облачались в телесную оболочку. С ней наваливались и проблемы, которые мы, казалось, оставили за пределами Утгарда.

Мы растянулись цепочкой по дну узкого ущелья. Снег на солнце уже не блестел так ярко, не выжигал глаза, тускнел, серел и сваливался в твердые комья, то размокал и хлюпал под копытами. Река пробивалась из-подо льда и журчала тоненьким ручьем совсем рядом. Туаты опасливо поглядывали на нависавшие над нашими головами ледники, боясь схода лавин.

Вейас со мной не разговаривал ни вслух, ни мысленно. Уже две недели после памятной ссоры. Я не выдержала и снова напросилась на свару. На этот раз открыто, при всех:

— Что мы будем делать, когда приедем в Упсалу?

— Чтобы меня приняли в орден, я должен привезти клыки вэса домой, в Ильзар, — безучастно отозвался брат.

— Но если мы вернемся в Ильзар, отец меня больше никуда не отпустит. И жениха мы «потеряли». Я просижу затворницей в четырех стенах всю жизнь! — попыталась разжалобить его я. Вейас неопределенно повел плечами. — Мы могли бы отправиться в Эскендерию, поступить в университет, покорить круг книжников, участвовать в диспутах. Помнишь, ты же хотел? Один умный человек сказал мне, что простые пути ведут в никуда. Если ты хочешь чего-то добиться, то к этому надо прикладывать все силы и не бояться трудностей. Путь мыслителя не менее почётный, чем путь воина. Пускай сейчас твои идеи кажутся смешными, но со временем они захватят умы и поведут людей вслед за светом потухших звёзд туда, куда даже богам трудно представить, — вдохновленно повторяла я слова Безликого. — Призвание рыцаря никогда не было твоей стезей, ты же не любишь «размахивать железякой», и эти клыки добыл не ты, а Микаш. Это не твоя судьба, все закончится плачевно, если ты будешь продолжать по ей следовать.

— Это Микаш тебе сказал? Разве ты не понимаешь? Это его я видел в своем видении в пещере Истины. Это он забрал мои регалии и тебя в придачу. Почему ты его не прогнала?! — последнюю фразу брат выкрикнул так, что она эхом разнеслась по скалам, грозя опрокинуть на нас снежные глыбы.

Я обернулась. Туаты смотрели на нас во все глаза, только Микаша я не видела. Он плелся в хвосте. Слышал ли?

— Я не могу ему приказывать. Он свободный человек, — угрюмо ответила я, коря себя за то, что все-таки начала этот разговор.

— Разве ты не понимаешь? Он пляшет под твою дудку. Мы все только это и делаем! — Вейас вдавил пятки в конские бога и помчался догонять ушедшего далеко вперед Асгрима.

— Эй, стой! — прикрикнул на него предводитель отряда. — Скользота — упадешь, шею свернешь, животное покалечишь, а нам потом разгребай?

Вей послушно натянул поводья, но на меня больше не оборачивался. Я ссутулила плечи и пропустила между нами несколько всадников.

Он неправ. Если бы все плясали под мою дудку, отец бы не согласился выдать меня замуж за подонка Йордена, Петрас не попытался бы воспользоваться моей слабостью, Микаш не резал бы себе руки, Вейас не смотрел бы на меня волком, как будто я его предала, Безликий бы не ушел. Безликий! Он начал забываться, как сон. Его тихий, с легкой хрипотцой голос, грустные синие глаза, ласковые прикосновения, мудрые слова. Я постоянно повторяла их про себя и чувствовала, как они тлеют и рассыпаются прахом. Я вызывала в памяти картинки, но они тускнели, чем дальше мы отходим от Хельхейма. Словно это действительно был лихорадочный сон. Я больше никогда его не увижу. И тогда не видела на самом деле.

Дорога все длилась, тянулась вперед нескончаемой лентой по долинам меж гор, то вверх на обдуваемое ветрами плато, где еще властвовала зима, то опять вниз по колкому насту, к серым лоскутам проталин с гнилой прошлогодней травой. Даже воздух изменился, стал слаще и гуще, словно готовился принимать в себя сказочные ароматы цветущих растений. Небо раскинулось широким, пронзительно синим простором, цвета глаз Безликого. Высокое — не дотянуться, свободное — даже гордому орлу лететь-не перелететь.

Припасы давно закончились. Туаты много охотились на еще вялое со сна зверье, чтобы хоть что-то привезти домой. Было немного совестно, что мы отвлекли их от необходимого для выживания племени промысла.

Ближе к Упсале снега становилось все меньше. Посреди островков оголившейся земли проклевывались белые подснежники, голубоватые пролески, желтые первоцветы. Набухали почки, сок бродил и стучал в стволах деревьев, пели птицы, зверье копошилось в норах, жизнь закипала вовсю.

Мы спешились возле приметного моста с каменной аркой. За ночь наморозило наледь, лошади могли поскользнуться. За спиной осталось вздымающееся черепашьим панцирем нагорье. Сумеречный мир. Мир демонов. Мир почившего бога и сумасшедшего шамана-оленевода. А дальше светлый, обыденный дневной мир людей. Даже грустно, что путешествие заканчивается. Больше не будет зловещих тайн и волшебства. Все вернется в проторенную колею. Папа и Вей будут ездить в походы в дальние земли, а я ждать их долгими вечерами у окна с вышивкой. А потом Вей женится и приведет в дом жену, которая невзлюбит его сестру-старую деву и будет гнобить, пока не сведет в могилу. Светлое будущее для меня.