Не придумал, стр. 28

случилось… — всплеснул руками Илья, — нихуя!

— В смысле? — удивился Дойч.

— Они говорят, что жить буду и всё у меня заебись, — слегка улыбнулся Илья, но вышло у него совсем невесело.

— Бля, как это не говорят? Они руки твои видели? — Дойч потрогал друга за почерневшие конечности. — Это некроз, не?

— Дружище, я не ебу, — устало выдохнул Илья. — Говорят, полежать у них ещё надо, может, потом что-то скажут.

— Это какое-то ебланство, — продекламировал недалёкую от истины сентенцию Дойчлянд.

Около часа герой пытался приободрить друга, после чего двинулся по страшным, кишащим тараканами и безумцами (в халатах и без) коридорам в поисках лечащего врача Ильи.

Пожилой седовласый мужчина, выполнявший роль эскулапа, только развёл руками, ничего большего, чем то, что уже знал о своём состоянии Илья, Дойчлянду не сказав. Так уж заведено, что в курс дела вводят только родственников. Но даже сам больной, видимо, в эту категорию не попадает.

Не узнав ничего продуктивного, Дойч сгонял в магазин, накупил на все свои триста рублей разной вкусной ерунды, отнёс подгон Илье и поехал домой.

А дома набирал обороты локомотив Праздника, конечной остановкой которого был день рождения Ефрейтора. В притон стекались все сливки подпольного общества: традиционалисты, купчинские гепатитные наркоманы, тусовщики и прочие друзья злачной вписки.

Дойчлянда встретили сливовым вином и даже кое-какой жрачкой, сварганенной на скорую руку. После трапезы у героя не осталось никаких моральных сил, и он заперся в своей комнате.

Отдохнуть у него не получилось, поскольку через полчаса в дверь стал ломиться слегка пьяненький Миро. Герой испытывал эмоциональную зависимость от цыгана. Даже в минуты внутреннего опустошения или частых приступов отчуждённости и отчаяния, Дойчлянд принимал Миро. В этот раз случилось то же самое.

Пока комната матери Дойчлянда взрывалась звуками музыки, пьяным гоготом, топтанием и хлопаньем, келья героя наполнялась водочным умиротворением. Миро редко приходил с пустыми руками.

Вдруг на телефон цыгана пришло сообщение от его молодого любовника: «Я на Московской, вызови такси, плиз». Дойчлянд был не против – когда количество человек в квартире зашкаливает за все мыслимые пределы, наличие лишних юнитов ничего не меняет.

Мальчуган приехал не один. Когда ему открыли дверь, в квартиру также зашёл сорокалетний мужчина, с лицом героя игры «Месть боксёра». Дядька почувствовал себя сразу как дома, пошёл на кухню и налил себе водки.

Дойчлянд галантно вышел из комнаты, чтобы Миро и мальчик могли уединиться на время, и попытался забыться в кутеже празднования.

Владимиру, краснолицему мужику, который пришёл с пацанёнком, Дойчлянд не удивился: ну пригласили и пригласили. Тем более он нравился традиционалистам, они тёрли с ним за жизнь и шутили. Наркоманам же Владимир дал денег на ширку. Дядька казался в доску своим.

16 сентября

К ночи незваный гость стал вести себя хуже. Он смертельно напился и порывался дать всем пизды. Традиционалисты по очереди выводили его на улицу покурить, в надежде, что Владимир куда-нибудь уйдёт, но мужик каждый раз возвращался и продолжал буянить по-новому. За всю ночь он так никого и не отпиздил, а утром незаметно для всех пропал.

Спустя несколько часов после исчезновения мужчины с лицом побитого боксёра, гостивший в притоне Философ метнулся в аптеку и накупил на взятые ранее у Владимира деньги «Циклоптика» – аптечного холинолитика, похожего на «Тропикамид». Циклоп тоже был в формате глазных капель и превосходно скользил по венам. Двигаться холинолитиками Дойчлянд зарёкся, а вот купчинцы охотно вписались – поголовно с гепатитами, они уже были готовы на что угодно ради удовольствия… но удовольствия ли?

Заварившись, ребята достаточно быстро стали себя комично вести. Особенно отличался один из купчинцев: каждый раз, упоровшись, он лез в свой рюкзак, доставал женскую одежду, переодевался в неё и начинал дрочить. Его сознание работало немного странно: он это делал вне зависимости от того, что принял накануне. Лёгкая эйфория или галлюцинаторное безумие – для этого парня не было никакой разницы, так он, видимо, был устроен. Публикой девиантное поведение только поощрялось. Всем было интересно фотографироваться на фоне обкáпанных мудаков.

Традиционный в таких случаях трезвон дверного звонка поначалу мало кого удивил. Впускать пришедшего не торопились.

— Дойч, — обратился к хозяину флэта малознакомый подросток, — тут опять этот хрен явился, разберись?

— Ёбаный в рот, как вы заебали меня уже, — выругался Дойчлянд, оторванный от чаепития.

По пути к двери Дойч размышлял о том, как лучше поступить. Владимира он впускать не хотел, но и решать с этим странным мужчиной что-то было необходимо.

Сначала Дойч попытался наладить общение через закрытую дверь.

— Кто? — зная ответ заранее, спросил Дойчлянд.

— Мне нужен Философ, открой, — потребовал Владимир.

— Зачем тебе нужен Философ? — Дойчлянд не торопился впускать буяна.

— Он должен мне денег, пусть выйдет, — объяснил мужик.

— Если он выйдет, ты его будешь бить? — уточнил Дойч.

— Нет, если он отдаст мне деньги, — отчеканил Владимир.

— Я не думаю, что у него сейчас есть деньги, — замялся Дойчлянд, — он сейчас немного не в себе.

— Всё равно пусть выйдет! — продолжил наседать Владимир.

— Ты можешь мне пообещать, что если он выйдет, вы просто мирно поговорите? — Дойчлянд пытался вырулить из эксцесса без агрессии.

— Хорошо, — как-то неуверенно ответил краснолицый мужчина.

— Ты даёшь мне своё мужское слово, да? — Дойчлянд вынуждал Владимира согласиться.

— Да, даю. Просто поговорим.

— Тогда я открываю дверь, мы пожмём друг другу руки, да? — перенимал инициативу хозяин квартиры. — Обещаешь?

— Да, обещаю, — ответил на рукопожатие Владимир и остался ждать в подъезде.

— Сейчас позову, — Дойчлянд отправился выполнять свою часть сделки.

Философ в это время исполнял ритуальный танец, смысл которого был вряд ли ведом даже ему самому, однако зрелище всех радовало: парень тоже нарядился в девчачье, но не своё, а взятое в шкафу матери Дойчлянда. Ефрейтор делал видеозаписи, кто-то хлопал в такт гудению, издававшемуся из глотки Философа.

— Философ, на выход! У тебя проблемы, — Дойч взял приятеля под руку и стал выводить из комнаты.

— Погоди-погоди, — попытался остановить Дойчлянда Ефрейтор, — куда ты его?

— Пришёл Владимир, говорит, что Философ у него деньги брал, я разбираться с этим не хочу, — и Дойч повёл радостного Философа к выходу.

Философ вышел в подъезд в одних носках и сарафане дойляндовской матушки, который был ему совсем не по размеру. Дойчлянд заметил, что друг вышел без обуви, но сначала не хотел вмешиваться, решив, что это ненадолго. Потом он взглянул в окно на этот угрюмый белый свет и сострадание его всё же разобрало. Дойч поспешил вынести Философу хотя бы домашние тапочки.

К несчастливой случайности, в это же