Не придумал, стр. 29
— Дорогая Елена, давайте сделаем вид, что вы этого не видели? — предложил женщине Дойчлянд, надевая тапочки на своего неодупля́ющего друга.
— … — Елена в недоумении лишь быстро моргала.
— День рождения у него сегодня, — соврал Дойчлянд, похлопывая Философа по плечу, — перепил, вся хуйня.
Соседка сделала вид, что согласилась, Дойч вернулся домой, а Владимир и Философ пошли своей дорогой. Точнее, своей дорогой шёл кредитор, должнику же пришлось соглашаться с выбором более сильного самца.
Дойчлянд проспал часов шесть. Встать пришлось потому, что кто-то тарабанил в дверь, а никто из гуляющей в соседней комнате братии не спешил подорваться, чтобы устранить источник звука. Гостем оказался Философ. Он был изрядно потрёпан. Вернее сказать, хорошенько отпизжен. Ворот сарафана на фасаде сменил свой васильковый цвет на красно-коричневые оттенки. Нос с запёкшейся кровью и разбитая губа красоты Философу тоже не прибавляли.
— Напиздел Владимир, — засвидетельствовал Дойч, оглядев Философа.
— Отпиздил! — будто бы поправил Дойчлянда Философ и направился в ванную комнату.
— Что стряслось-то в итоге? — уточнил герой.
— О-о-о, должничок! Что это с тобой? — весело пророкотал пьяный Ефрейтор, проходивший мимо ванной по коридору.
— Ну, короче… — умываясь, приступил к рассказу Философ, — начнём с того, бля, что я мало что помню…
— Ха-ха-ха, — излишне громко, как он это всегда и делал, захохотал Ефрейтор. — Охуительные у вас тут истории. Потом послушаю.
— Короче, вышли мы с ним, и пошли в сторону метро, похоже. Бля-а-а, — во время своей речи, Философ потрогал разбитую губу, — И тут он достаёт палку откуда-то и начинает меня пиздить. А я ж под циклопом, я вообще, бля, нихуя не понимал, что происходит, но на каком-то ударе, бля, меня осенило вдруг! Ебануться! Будда ж, бля, тоже бил своих учеников, и Иисус же там тоже кого-то хуячил. Ну, я этого еблана и принял за мессию. Упал перед ним на колени и завопил: «О, учитель, спасибо за урок, я всё понял! Это большой урок для меня» или что-то такое. Ну, бля, этот хмырь охуел и куда-то съебал. Только по итогу у меня телефон после его урока пропал, блядь.
— Ты его где угодно проебать мог, — резонно заметил Дойчлянд.
— Да что я, первый день в говно? — взъелся Философ. — Никогда не терял, бля, а тут на тебе! Нет, он спиздил. Надо заяву писать.
— Нахуя? Думаешь, кто-то почешется? — не спешил вставать на сторону друга Дойчлянд.
— Да мне до пизды, телефон застрахован. Надо пруфануть этим долбоёбам, что у меня его украли, для этого заява нужна. Ну, и побои там, я не знаю… — объяснил Философ, направляясь на кухню.
— В смысле застрахован? — не понял Дойчлянд.
— Что непонятного-то, ёпт? Телефон дорогой был, больше пятидесяти штук, хули, я и застраховал, — Философ налил себе полный стакан воды из-под крана, хотя на столе был выбор из дешёвых вин.
— Дожили, блядь, — картинно развёл руками Дойчлянд, — телефоны уже страхуют. Пятьдесят штук? Ты ебанулся? Зачем?
— Ой, отъебись! Захотелось, — не стал ничего объяснять Философ. — Пойдёшь со мной свидетелем?
— Бля, — засомневался Дойчлянд, но спустя пару секунд решился. — Пойду, хуле. Хату, главное, не засветить как-то…
Хату засветить всё же пришлось. Перед аудиенцией у милиционеров, Дойчлянд и Философ, конечно же, подготовились. И не только хлопнули по рюмашке, но и сговорились о том, какую версию событий будут рассказывать. Дойчлянд категорически отказался выдумывать что-то большее, чем то, что видел лично. Впрочем, оно не особо расходилось с тем, что собирался (и этот оборот, несущий на себе бремя сомнения, тут ключевой) рассказать акабам Философ.
Поскольку Дойчлянд пришёл в ментовку пьяным, то и играть из себя святошу смысла не было. Избегая сухих бюрократических формулировок, приведу примерные показания героя: «Я проснулся вечером пьяный. Выпил водки. Ко мне пришёл Е. (молодой любовник Миро, - примечание автора) с неким сорокалетним мужчиной Владимиром. Я открыл им дверь, выпил ещё водки и заснул. Ночью меня разбудил стук в дверь, я выпил водки и открыл дверь Философу. Я опять выпил водки и уснул. Утром Философ и Владимир пошли в метро, я закрыл за ними дверь, выпил ещё водки и продолжил спать. Вечером Философ пришёл с разбитым лицом и без телефона. Мы выпили водки, и я заснул».
Дойчлянд умышленно давал расплывчатые показания. Пьяный был всё это время, – какой с него спрос? Придраться к формулировкам вроде «ночью», «утром» и «вечером» достаточно сложно.
А вот показания Философа даже с примерными выкладками Дойчлянда не сходились. Он слишком преуменьшал время и писал много несуразностей. Милиционерам это не нравилось, и они объявили Философу, что если он сейчас продолжит лепить весь этот вздор, то уедет по 307, за дачу ложных показаний. Философ этого, конечно, не хотел, поэтому сразу же пошёл по пути четырёхзвёздочного коньяка за помощь в составлении показаний. Милиционеры охотно согласились, а Философу пришлось вызванивать Миро, чтобы тот одолжил ему денег.
17 сентября
Владимира нашли быстро – уже к прохладному вечеру четверга он был задержан после буйств в кафе около Ломоносовской. Натура, видно, у разбойника такая – ни дня без шалостей.
Философ и Дойчлянд выехали по звонку из отдела, в который подавали заявление, и там Владимира срисовали, подтвердив, что это он и был тем самым подонком, укравшим мобильник. Версия негодяя несколько отличалась от предложенной нашими героями. Он утверждал, что Философ попросил у него ночью денег на наркотики, а наутро их не отдал. Владимир вежливо попросил обратно долг, но вредный Философ в уплате отказал, однако проводил до метро. Там они и распрощались, а телефона никакого в глаза Владимир не видел.
Милиционеры не поленились пробить Владимира по базам, и выяснили, что не только Философ имеет на него зуб. Мужик уже отсидел восемь сроков, и на тот момент на него было заведено аж пять дел, одно из которых – за педофилию! После таких откровений, выданных компьютером, заявление о пропаже телефона оказалось невинной каплей в море порока данного персонажа.
Получил ли Философ свою многострадальную компенсацию мне не ведомо.
18 сентября
На притоне было традиционное пятничное всера́лово. Погодка выдалась приятная: поутих ветер, тучи куда-то заныкались, и на сером, словно жизнь офисного работника, небе обосновалось Солнце.
Не удивительно, что при таких вводных Илье захотелось свалить из больницы. Он позвонил Дойчлянду и сообщил, что