Не придумал, стр. 13

— Пацаны, вписок нет, уходите! — вяло отказал троице герой.

— Дойч, ты заебал! Ненадолго пусти, мы уйдём через полчаса, — настаивал молодой человек.

— Говорю же, нет, — отрезал Дойчлянд.

— У нас спиды есть, — достал козырь из рукава проситель убежища.

— Входите, — сразу же согласился герой, у которого спидов не было.

— Вот это разговор, — обрадовался переговорщик.

Нового парня звали Илья, и когда амфетамин пошёл в ход, о госте стало кое-что известно. Он оказался издающимся поэтом и музыкантом из Иркутска. Болезненная худоба и обветшалые вещи выдавали в нём бродягу, коим он и являлся.

Последние три месяца Илья прожил в православном монастыре и по приезде в Петербург, напившись, потерял все свои документы. Оставшиеся деньги он сразу же пустил в дело и купил себе гитару в комиссионном магазине. Илья действительно хорошо играл и завораживающе пел, в основном песни Высоцкого и Розенбаума. За Высоцкого на улице давали не меньше полтинника, поэтому деньги в его карманах стали появляться сразу же. Так он и жил какое-то время, пока не познакомился с наркоманами, которые привели его к Дойчлянду.

Илья оказался в доме к месту. Он был открытый и добродушный человек. Православными воззрениями Илья сразу же подкупил Капитолину, а десятилетним опытом инъекционной наркомании – всех остальных жителей притона.

Спустя пять часов, а не оговоренные тридцать минут, пришедшие погреться визитёры стали откланиваться. Илье же Дойч предложил остаться.

Так в притоне появился ещё один постоянный арендатор комнаты матери Дойчлянда.

Начало июля

Ветер дул, и своим порывом он заставлял тщедушные тела купчинских наркоманов активнее работать ногами. Ускорившись где-то на улице Ярослава Гашека, трое парней, презрев опасности ночи, покатились на своих лонгбордах в сторону «Елизаровской». Местом притяжения был притон Дойчлянда.

Дом напротив бывшего завода тоже не думал засыпать. Спасённые от тюрем цен ликёры из ближайшего супермаркета помогли растолкать муз, которые, казалось, не выходили из летаргического сна до сего момента, и обитатели подполья принялись выдумывать логотип для своего движения.

А тем временем в мире, недоступном трезвому глазу, дельфинообразное существо с лапами крокодила по очереди обвивало собравшихся в притоне. Стоило кому-нибудь сделать глоток, как чудище стремительно прыгало на хмелеющего и втягивало своим дыхалом переработанные человеческой энергетикой пары́ алкоголя.

— Эх, сейчас бы выебать дельфина… мдемс… — мечтательно протянул Ефрейтор.

— Почему дельфина? — еле ворочая языком, спросил Могила.

— Они умные, как Генон, — встрял Философ, и все собравшиеся загоготали.

Немного позже на деревянной разделочной доске, принесённой из кухни, появилось приглашение посетить Внутреннюю Россию в компании эзотерического клуба «Дельфин». Говорят, и по сей день, проходя по улицам близ «Елизаровской», можно увидеть эту табличку под окном одного из домов.

Вторая неделя июля

Ветер стих. Ранее прибывшие купчинцы, под завязку набитые самоварным амфетамином, предусмотрительно не спешили уезжать, поэтому коллективное желание познать невыносимую лёгкость бытия только возрастало. Чтобы её ощутить, нужно было нюхать, колоть и есть… Хотя нет. Тогда уже не ели.

Дойчлянда это расстраивало. Он просыпался, а все уже нюхают и пьют, он возвращался с работы, а они колются и подливают в бокалы. И ведь нельзя сказать, что Праздник проходил мимо него. Вовсе нет! Просто веселье касалось его мимоходом, умеренно. Зная, что оно может быть безмерным, герой не находил себе места. Впрочем, решение зрело давно, поэтому в один из июльских дней он перестал слушать будильник, который настойчиво репродуцировал сэмплы из «Зелёного слоника» с призывами «на работу!», и продолжил спать, возвращая долги организму после амфетаминовых забегов.

Так Дойчлянд уволился.

Новая жизнь – новые возможности. После пробуждения Дойч не стал долго думать и сомневаться, набрал несколько телефонных номеров, и спустя пару часов его квартира пополнилась жильцами.

Старые наркоманы, программисты и алкоголики стали бесконтрольно прибывать и убывать. Они вносили в дом подношения, а уносили непременно часть радости и благодати. Там, где пьют много и жадно, хорошие эмоции всегда в избытке. Поэтому чаша постоянно полнилась, даже когда гости уходили, испив из неё.

Разобрать, кто кем являлся, было попросту невозможно. Алкоголь уравнял всех: традиционалистов, мусульман, анархистов и фашистов. Жаркие споры, сулившие драку, с повышением градуса перерастали в рождение новых концепций. Политические и религиозные векторы сходились в одном – этиловом спирте, а уж он-то умел навести порядок!

Третья неделя июля

Дойчлянд навёрстывал. Недопитое и недоколотое за месяцы дезинсекции вскоре стало пережранным и переупоротым. Шутка ли, ему даже наскучил секс с женщинами!

Среднеиюльским вечером Дойч предложил Алисе групповушку с юношей, который несколькими месяцами ранее разрушил его гетеросексуальность. Подруга согласилась.

Часовое ожидание в «Скайпе», пятиминутные переговоры, и молодой человек уже вызывал такси. Дармовой мефедрон ещё никого не оставлял равнодушным. Или оставлял?..

Парень приехал с любовницей. К негодованию Алисы, Дойчлянд открыто пускал по новой девочке слюни.

Познакомившись, ребята не медлили. Пара глотков креплёного и невыносимое ожидание заставили хозяина квартиры поторопиться с поиском инсулинок. Мальчик попросил заварить ему 200, хотя даже Дойч не отваживался больше, чем на 150 миллиграммов за присест.

Как правило, мефедрон имеет воздушно-мучную консистенцию, из-за которой стандартные для новичка 100 миллиграммов похожи на две с хуем сотки спидов. С каждым разом, пытаясь добиться пиздатого прихода, и без того внушительная горка в ложке становится ещё больше. Отчаянные мефовые торчки за неимением весов отмеряют дозировку на глаз, до того момента, пока внутренний технолог не поставит галочку напротив пункта «дохуя». Если вышеупомянутые 200 мг амфетамина выглядят и прут примерно одинаково, то классическая инъекционная доза мефа – это солидная куча, которая своим размером уже должна обещать, что будет охуенно.

Нередко можно было встретить «элитный» кристаллический мефедрон, дозировки которого казались адекватными на вид, он позиционировался как более чистый и стоил, понятное дело, дороже.

Дойчлянд предпочитал привычную грязную «муку́». Её запах, пропитывавший пот и одежду, ни с чем не спутаешь, если знал его раньше. Вкус характерно отпечатывался в горле после выхлопа – сильного и сладковато-химического.

Временами в притоне на «Елизаровской» химозный аромат мефовой муки был везде: от домашних тапочек до пыльного чайного сервиза, в котором скрытные гости хранили свои запасы.

Как и в случае с амфетамином, выхлоп во время инъекции говорит о том, что сейчас точно будет заебись. И он не лжёт! Спустя секунду начинает размазывать, хочется лечь. После большой дозировки приятно и мягко закладывает уши, будто ты с головой окунулся в ванну, наполненную тёплой водой. Любые тактильные ощущения, звуки, – всё охуенно, и многие любят просто надеть наушники и слушать музыку с закрытыми глазами или залипать в бессмысленные игры на телефоне, но только не наш герой.

Мефедрон для Дойчлянда являлся ключом к клетке, в которой заперта его социальная сторона. Дойча нестерпимо тянуло к любым актам коммуникации, в том