Мастер путей. Трилогия (СИ), стр. 156

Когда на поле боя появились первые самолёты, это полностью перевернуло мир и понимание о войнах.

Когда поле брани в один миг стали ломать об колено появляющиеся из ниоткуда и буквально сыплющиеся с неба десантники, стало понятно, что линейная цепь траншей, окопов и укреплений на деле не такое уж и непроходимое препятствие, и любую цитадель можно взять с воздуха.

Когда в небе появились тысячи жужжащих мух и жучков, несущих на своих пилонах видеокамеры, тепловизоры, боеприпасы, боевые отравляющие вещества и минно-взрывные устройства, фронты стали замирать от оцепенения. Пришлось на ходу перестраивать всё, к чему привыкли военные всех стран, родов и званий.

А тут… новое, неизвестное, абсолютно доселе никому недоступное, средство, способное не просто обрушить фронт, но и полностью стерилизовать командную верхушку практически любого супостата.

Ударная мощь? Непревзойдённая защита? Мгновенное перемещение на огромные расстояния с грузом?

Всё же, по ходу, продешевил я с двадцатью тысячами рублей в месяц… Если освою эту вашу «Твердыню» в её максимале и сумею отводить удары, хоть немного сопоставимые по мощи с тем, которым накрыли в тот раз Морозову с девчонками…

Да это же грёбаная имба!

— Теория без практики мертва, — подала голос Настя. — Нам пришлось очень много тренироваться, чтобы научиться срабатывать быстро и единовременно. К сожалению, объём накопителей от этого вырос несильно, и наши щиты слабее, чем у госпожи.

— Мало знать, как возводить «Твердыню», — пояснила Катя. — Если не будешь регулярно применять знание на деле и не расти над собой, с этого не будет толку.

Ужо что-что, а, чую, практики в боях мне хватит с преизбытком.

— Надо будет нам совместную тренировку организовать, — подумал вслух я. — Допустим, вы меня обстреляете чем-нибудь крупнокалиберным, а я попытаюсь это самое «что-нибудь» отбить.

По лукавым искоркам в глазах всей троицы стало понятно, что у великих гениев мысли сходятся. Конгениальная идея посетила не только лишь меня.

Морозова облизнулась.

— Думаю, первую сшибку можем провести уже скоро. На днях мои родители созывают на приём, где тебя будут представлять как друга семьи. Я… подкину идею отцу. Уверена, демонстрация твоих сил перед гостями… подыграет нам всем.

* * *

Что ж.

Как говорится, «спасибо этому дому, мы теперь пойдём к другому».

Информацию надо получать дозированно. Иначе она не сможет структурированно усваиваться и на выходе получится винегрет.

Разобравшись с Морозовой и её лекцией по возведению защитных конструкций, чтоб не отходить дважды от кассы, решил закрыть ещё один гештальт. В медсанчасти оболенской учебки меня ждал другой персонаж, чьи нити влияния на будущее ощущались в настоящем, протягиваясь из прошлого.

Вчера я оставил в лазарете Лану, которую попросил изготовить по памяти несколько рисунков, позволяющих идентифицировать местность из её воспоминаний. Маловероятно, что за минувший день она успела много набросать. Но, быть может, хотя бы два-три рисунка сумела наваять?

Охрану с лазарета никто не снимал. Вислоухую сторожили ничуть не хуже, чем самое драгоценное сокровище. Благо, что на месте оказался тот же самый старший, которому давал указание о нашем допуске руководитель Тайной Канцелярии. Это существенно упростило дело и позволило избежать тёрок с бойцами.

С одной стороны, я мог бы и не утруждать себя пешим путешествием и прохождением охранения. В лазарете уже был? Пути пробрасывать умею? Мог бы тупо материализоваться прямо возле койки Ланы.

С другой стороны, пока что беспалевно могу перемещаться только между Тайной Канцелярией, обителью Бериславских, их имением и своим расположением в учебке. Всё прочее пока что недоступно из-за завесы тайны, которую с факта применения магии Путей пока что местные не снимали.

Я, конечно, ожидал увидеть Лану за работой. Пусть уже вечер, и девушка условно бездельничает, коротая время за выжиданием заживления ран. Потому небезосновательно рассчитывал узреть, как из-под карандаша хвостатой вышло хотя бы несколько кадров.

Но всё моё естество преисполнилось неподдельным чувством самого искреннего уважения к прокажённой, когда увидел, войдя в её палату, как на тумбе рядом с койкой покоится целая пачка исчерченных листов.

Лана, пододвинув один из стульев к тумбе, сидела к ней полубоком и наскоро выводила линии очертаний, нанося на бумагу изображения.

Завидев моё появление, вислоухая искренне улыбнулась.

— Рада видеть тебя, «Мастер», — мимика девушки едва неразличима под плотным покровом шерсти на лице, но широкую улыбку не скрыть даже ею. — Посетил за своим заказом? Прошу простить и не гневаться. Я… не успела изобразить всё.

Рядом с локтем хвостатой лежала увесистая стопка рисунков. Бумага, на которой они были исполнены, толще и плотнее той, что я привык называть «альбомной». Да и размер ни разу не А4, побольше будет. Оттого и выглядит массивно. Но, даже, если сделать на это скидку и оценить одно только количество изображений…

Однозначно, она не сидела сутки без дела.

— Здравствуй, Лана, — улыбнулся я, глядя, как в мохнатых пальцах раненой ретиво пляшет карандаш. — Смотрю, вся в работе… Как раны? Не беспокоят?

Новоявленная художница отложила принадлежности, стараясь не менять положения спины и осанки встала, и попыталась склониться в поясном поклоне. Ожидаемо, не вышло: улыбку тут же перекосило в оскал от боли.

А говоришь, прокажённые её почти не чувствуют…

— Не перенапрягайся, — попросил я. — Сейчас раны откроются и начнут кровоточить. Давай без всего вот этого вот.

— Хорошо, «Мастер»…

Если вчера из всей одежды на девушке были лишь туры бинтов, то сегодня к ним добавилась тёмная форменная юбка.

На торс, ожидаемо, не надето ничего. Во-первых, его буквально от подмышек до живота перетягивает перевязка. Во-вторых, надевать вообще хоть что бы то ни было, когда спина изрезана до костей — ну… сугубо на любителя, вообще-то.

Лана повернулась к тумбе, подняла стопку рисунков и подала их мне.

От моего взора не укрылось, как пытается двигаться девушка: всем корпусом, стараясь вообще никак не наклоняться и не поворачиваться. Если наклон — то только в поясе, позвоночник прямой, как лом. Если доворот — то всем телом, а не скручивая торс.

— Я успела совсем немного изобразить…

В голосе вислоухой слышалось искреннее сожаление.

— Работы предстоит ещё много. Видений меня посещало изрядно. Это… всё, что я сумела за день…

Да тут, блин, не только день. Судя по всему, хвостатая ещё и ночью почти не спала.

Беглый обзор стопки показал, что тут больше двух десятков набросков. Девушка откровенно забила болт на детализацию, и правильно сделала. Она не картины в Третьяковскую галерею ваяла, а снимки из памяти. Мне необходимо видеть ориентиры для опознавания местности, а не созерцать пейзажи с холодным ванильным кофе на подоконнике.

Вот, к примеру, изображён горный кряж. У горы двойная вершина, оба пика почти одинаковой высоты. Это — ориентир. А вот «сопли» ледников, свисающие с них — уже факультатив. Эта деталь абсолютно случайна, и сегодня она такова, а завтра иная. Ледник на пиках есть? Пики изображены? Значит, сможем попробовать опознать гору на местности.

Или, к примеру, тут: однозначно, возведённые человеком очень, ОЧЕНЬ древние здания из замешанных в растворах камней. Рука Ланы передала структуру стен: не блоки, а цельная заливка чего-то похожего на бетон, из которой проглядывают куски крупных каменистых образований. Сделано, вероятно, для экономии строительного материала и повышения прочности сооружения. Полезная деталь? Однозначно. А вот упущенные трещины на бетоне, которые просто обязаны быть за столько лет (здание на картинке выглядит брошенным десятки и сотни лет назад: на крыше вымахал натуральный лес из крупных стволов) — художественные мелочи.

Рисунки девушки отражали самые разные аспекты.