"Фантастика 2024-180". Компиляция. Книги 1-29 (СИ), стр. 1599

— Не знаю, может быть вы путаете с моим братом-близнецом Минием Евграфовичем Третьяковским? — произносит он вслух. — Он писатель, а я лишь скромный публицист.

— Нет, Граф, он имеет в виду тебя, автора «Процесса», — безжалостно развеивает его сомнения Тельма.

— Да, вы знаете, поразительная доктрина! — подхватывает ее бывший муж. — Разминка для ума. Я ее рекомендую всем своим сотрудникам, чтобы учились нестандартно мыслить. И знаете ли — помогает!

— Надеюсь, вы не собираетесь знакомить меня со своими сотрудниками? — говорит Философ.

— Нет-нет, что вы! Пощажу вашу скромность!

— Густав, мы пришли сюда не ради комплиментов, — говорит Тельма. — Граф хочет узнать, что твоей лаборатории удалось выяснить насчет игрушек Мастера?

— Ах вот вы для чего здесь… — бормочет ученый. — Ну-у результаты наших исследований довольно скромны. Даже на статью в реферативном журнале данных не наберешь.

— Говори как есть.

— Все материалы, из которых они изготовлены, совершенно обыкновенные. Это древесина, различные металлы и полимерные смеси, но степень их обработки поражает воображение, разнородные материалы соединены друг с другом в буквальном смысле — на молекулярном уровне. Представьте пластмассу сросшуюся с металлом или деревом! Однако это еще не все. Некоторые так называемые игрушки работают как электронные приборы, с использованием эффекта сверхпроводимости, который проявляется без применения жидких газов. Как это все работает, сказать не могу. Современная наука не располагает такими возможностями. Хорошо было бы поговорить с Мастером, но, увы, это невозможно.

— А что вы думаете о самом Мастере? Кто он? Откуда?

— Откровенно говоря, я думал о том, чтобы положить его в нашу университетскую клинику для обследования, а потом оставить при университете, дать комнату в общежитии для аспирантов, ну и официально трудоустроить в наши мастерские.

— И что же вам помешало осуществить это намерение?

— Мы с Тельмой поехали на заброшенную электростанцию, чтобы попытаться уговорить Мастера поехать с нами, но его на месте не оказалось.

— И где же он был?

— Неизвестно. Скорее всего — спрятался, чтобы избежать нежелательного для него контакта.

— Так и прежде случалось! — подхватывает девушка. — Мастер заранее узнает о том, что к нему едет кто-то, с кем ему не хочется встречаться, и исчезает в неизвестном направлении.

— Выходит мне сегодня повезло?

— А вы были сегодня у Мастера⁈ — удивляется завлаб.

— Да. И он мне вручил вот это.

Философ вынимает из кармана светомузыкальный шар. Густав берет его в руки, рассматривает на просвет, прислушивается к музыке.

— Вот совершенно непостижимая вещь, — со вздохом произносит он. — Можно предположить, что внутри размещены призмы, которые разлагают белый свет на чистые спектральные цвета, а также резонаторы, которые вибрируют под давлением световых лучей, порождая эти странные звуки, но во-первых, не понятно, как все это размещено внутри цельного полого металлического шара, а во-вторых, сила светового давления настолько мала, что резонаторы эти должны быть невероятно тонки и чувствительны. Ручаюсь, что никакие современные технологии не способны на такое. А ведь это все сделано на примитивном токарном станке, а по большой части вручную.

— Так может этот Мастер какой-нибудь инопланетянин?

— Теоретически наука допускает существование внеземных цивилизаций, но вы же видели Мастера? Какой же он инопланетянин? Скорее всего — гениальный кустарь-одиночка. Такие во все времена встречаются.

— Понятно. Ну больше не смею беспокоить, — говорит Философ.

— Ну мы же с вами еще увидимся в дискуссионном клубе? — спрашивает завлаб.

— Да-да, конечно, — отнимая у него шар, бормочет Философ и вытаскивает из кабинета Тельму, а когда они оказываются за пределами лаборатории, говорит: — Скучный тип. Что мне его высокоученые рассуждения? Я хочу понять, что здесь у вас творится. Тем более, что это напрямую касается моей дочери.

— Ты же сам хотел узнать мнение науки, вот и узнал.

— Я не отрицаю, но теперь я хочу узнать правду, какая бы они ни была.

— Тогда дождись вечера.

— С тобой я с удовольствием дождусь хоть вечера, хоть ночи.

— О ночи разговор особый!

Граф прервал рассказ и вылил в свой бокал остаток вина. Я понял, что воспоминание о Тельме Ильвес связано для него с глубокими переживаниями. Может быть поэтому он ничего не рассказывал мне о ней и событиях без малого двадцатилетней давности? И по той же причине не хочет рассказывать от первого лица. Скрипнула дверь и в номер снова вошла Стеша. Вряд ли она караулила под дверью. Скорее всего чувствовала, когда можно войти, а когда — нет. Тем более, что в руках у нее была еще бутылка вина и кофейник со свежесваренным горячим кофе.

— Спасибо, милая! — поблагодарил ее Третьяковский, а когда девушка вышла, налил себе и мне вина, после чего начал рассказывать дальше: — Покинув университет, они отправляются в гостиницу, чтобы там пообедать. Сидят в ресторане до вечера. Потом снова садятся в «Победу». Философ не спрашивает, куда они едут. Он верит, что с такой девушкой не пропадет, хотя и может влипнуть в историю. Он думает, что Тельма опять повезет его за город, но, попетляв по улице, она подъезжает к старинному зданию. Философ вспоминает, что еще до 1940 года здесь была мужская гимназия, в которой ему приходилось бывать, теперь же обычная общеобразовательная школа.

— У нас что — встреча с учащимися? — спрашивает он.

— Конечно, — откликается девушка. — Ты же дал Соммеру согласие выступить перед ребятами и он всех оповестил, еще до того, как явился в гостиницу. Нельзя обманывать молодое поколение.

— Думаю, молодое поколение с удовольствием бы обманулось в этом случае. Охота им торчать вечером в школе, выслушивая какого-то старого болтуна.

— Они пришли слушать не старого болтуна, а Евграфа Третьяковского, автора «Процесса». И хотят задать тебе вопросы, которые их живо интересуют.

— В таком случае, педагоги постараются пресечь такие вопросы.

— Им не удастся это сделать, — уверенно произносит Тельма. — Выходи из машины и поднимайся в вестибюль. Там тебя встретят, а я подойду чуть позже.

Философ выходит на тротуар. «Победа» отъезжает. Несколько минут Философ стоит у здания гимназии — псевдоантичный портик, беленые колоны, высокие окна по фасаду. Возле входа никого. Пожав плечами, он подходит к двери, дергает за ручку. Дверь поддается — Философ робко заглядывает вовнутрь. Навстречу ему из-за гардеробной стойки, встает Игорь Болотников — мальчик-молния.

— Привет! Куда же ты тогда пропал? — спрашивает его Философ.

— Добрый вечер, товарищ Третьяковский, — откликается пацан. — Простите, я торопился. Мне нужно было домой.

— Понятно… Ты один? Остальным, значит, расхотелось… — осведомляется Философ с надеждой.

— Да нет, что вы! — отмахивается мальчик-молния. — Все давно собрались. Они в актовом зале. Просто мы подумали, что вам захочется побыть одному, собраться с мыслями.

— Вы? — удивляется Философ. — Ну ладно, я тогда поброжу здесь, подумаю… Скажи остальным пусть еще подождут немного.

— Хорошо, — кивает Игорь. — Вы только не заглядывайте в кабинет физики. Мы не смогли найти ключ и запереть дверь.

— Да я, в общем, и не собирался. Хотя в прошлом сам преподавал физику и историю…

Пацан кивает и убегает, а Философ начинает медленно обходить бывшую гимназию, из любопытства все-таки заглядывая в пустые классы. В один из них он входит, и остается на некоторое время. Обходя класс, обнаруживает на подоконнике глубоко врезанную в доску эмблему: треугольный щиток с перекрещенными ликторским пучком и факелом, и его накрывает воспоминанием. Это было незадолго до присоединения Эстонии к СССР. Последний всплеск предвоенного национализма.

Яркий солнечный день. Городская улица, украшенная трехцветными сине-черно-белыми национальными флагами. На улице немало празднично одетых прохожих, они с улыбками смотрят на юных следопытов из Deutschebaltische Pfadfinderkorps, стройной колонной вышагивающих посередине проезжей части с флагами, плакатами и портретами человека с лицом, которое тогда многим казалось значительным и прекрасным, но вскоре стало символом смерти.